О «ГРУЗИНСКОМ ЭКСПЕРИМЕНТЕ» ЭРИКА ЛИ И ЗЛЫХ «БОЛЬШЕВИКАХ-ЗАГОВОРЩИКАХ»
Публикации | Андрей АРЕШЕВ | 23.01.2020 | 13:45
В середине января в «Московском Мемориале» с участием ряда историков, социологов и представителей Международной организации труда, а также грузина «московского разлива» Николая Савнидзе, прошла презентация русскоязычного издания (ранее переведённой и на грузинский язык) книги британского историка, журналиста Эрика Ли «Грузинский эксперимент. Забытая революция 1918-1921 гг.».
Некоторые оценки, высказывавшиеся в ходе мероприятия, как и сама книга, оставляют достаточно противоречивые впечатления. Так, автору данного текста запомнилось «ранжирование» одним из участников мероприятия характера деятельности на территории кавказской страны иностранных интервентов. По его мнению (а также самого Эрика Ли, как мы убедимся ниже), наиболее благотворное влияние на грузин оказали «цивилизованные» немцы, англичане – уже хуже, и наконец, самые плохие – разумеется, «русские». Не будем здесь обсуждать вопрос о том, можно ли рассматривать поход 1921 года Красной Армии на Кавказ «оккупацией» – особенно, если вспомнить количество большевиков с грузинскими фамилиями, а также о социально-экономическом и культурном прогрессе, достигнутом солнечной республикой за время пребывания в СССР. Как можно понять из книги – здесь либо «чёрная дыра», либо репрессии и казни в ЧК, ответом на которые стали восстания «под руководством социал-демократов» и иные формы сопротивления, ничего более.
Карта «Грузинской Демократической Республики» из книги Эрика Ли
Впрочем, обо всём по порядку. Если верить аннотации к изданию, выпущенная издательством «Нестор-История» работа
«рассказывает об уникальной попытке построения демократического и социально справедливого общества в одном из регионов распавшейся в 1917 г. Российской империи – в Грузии. Здесь революция привела к власти Социал-демократическую (меньшевистскую) партию, которая стремилась проводить глубокие политические и социально-экономические преобразования не путём подавления свободы, как в большевистской России, а на основе свободного народного самоуправления. Несмотря на все трудности и проблемы, эксперимент по строительству демократического социализма в Грузии, прерванный в 1921 г. интервенцией Красной Армии, наглядно продемонстрировал возможность третьего пути развития, альтернативного как красному, так и белому авторитаризму».
Презентация книги
Книгу предваряет выборочная хронология событий грузинской истории, начиная с подписания Георгиевского трактата, с непременным упоминанием двух «аннексий» со стороны России (царской и большевистской), «Гурийской Республики» в начале XX века (коей посвящен самостоятельный раздел) и много чего ещё. По собственному признанию автора, активиста профсоюзного движения, не испытывавшего симпатий к «режиму Ленина – Сталина», ответ на часто задававшийся ему вопрос «где же существует ваш демократический социализм», он нашёл не только в Скандинавии или Израиле, но прежде всего – в Грузии.
По мнению автора,
«захват власти большевиками в октябре и последующий разгон Учредительного собрания заставили грузинских социал-демократов переосмыслить будущее своей страны. Они выбрали независимость, которая давала им возможность построить такое общество, о каком они всегда мечтали. Несмотря на ужасную нищету и внешние угрозы, они смогли создать прочную политическую демократию с многопартийной системой и свободными выборами (причём женщины получили право голоса). Они успешно провели широкомасштабную аграрную реформу, которая состояла не в коллективизации сельского хозяйства, как впоследствии в Советском Союзе, а вела к формированию в деревне среднего класса. В городах они создали систему социальной защиты и социального партнёрства, которая предвосхитила «государство всеобщего благоденствия», возникшее в Западной Европе после Второй мировой войны».
Вот так, ни больше не меньше. Как бы упреждая подозрения читателя об излишней «влюблённости» в объект своего исследования, уже там же, в предисловии к русскому изданию автор оговаривается, что
«…общество, созданное грузинскими социал-демократами, не было идеальным. Среди прочего, они потерпели серьёзную неудачу в сфере отношений с этническими меньшинствами страны, не сумев выполнить свои обещания равенства и автономии для всех». Однако, «…в отличие от российских большевиков, грузинские социал-демократы и не стремились создать идеальное общество. Они хотели построить общество, которое было бы лучше существующего. И это у них получилось».
Относительно того, что именно и как получилось – можно посмотреть по-разному. Отдельная глава «Грузинского эксперимента» посвящена независимым профсоюзам, ещё одна – развитию кооперативов, в результате чего
«в Грузии происходило медленное преобразование экономики, основанной на производстве ради прибыли, в систему, напоминающую оуэновский идеал кооперативного содружества».
Помимо этого, перечисляются многочисленные социально-экономические завоевания грузинских социал-демократов (меньшевиков), которые, однако, в претендующем на серьёзность историческом исследовании не мешало бы подкреплять ссылками на архивные материалы (а не только на работы Маркса, Каутского и даже Троцкого) и конкретными расчётами, и тогда получается куда менее благостная картина. К примеру, в основанной на обширном фактологическом материале работе «Грузинская Демократическая Республика. От первых дней независимости до советизации» (М.: МГИМО-Университет, 2018) российский историк Вадим Муханов цитирует Ноя Жордания, в конце 1920 года фактически признавшего с парламентской трибуны провал аграрной реформы:
«…90 процентов крестьянства вынуждены обрабатывать чужую землю или искать какой-нибудь другой заработок помимо сельского хозяйства».
Тяжелое положение сельского хозяйства в стране подтвердил и министр земледелия Ной Хомерики, подчеркнув, что Грузия уже стоит «на пороге к катастрофе». Таким образом, земельную политику грузинского правительства следует признать, мягко говоря, не вполне эффективной, и это – только один пример в нашей краткой рецензии.
Ной Жордания
Конечно, ни о чём подобном мы не узнаем от автора, на нескольких страницах описывающего, к примеру, преимущества первой грузинской Конституции, предвосхитившей
«…такие документы, как Всеобщая декларация прав человека 1948 г., хотя разработчики последней могли и не знать о грузинском эксперименте. Такого расширительного понимания прав человека, которое изложили грузинские меньшевики, мы не найдем, например, в Конституции Соединённых Штатов…».
Негативные последствия политики грузинских меньшевиков списываются Эриком Ли по большей части на козни политических оппонентов-«ленинцев», промосковских «заговорщиков», не обладавших в грузинском обществе реальной опорой. Из всех иностранных «партнёров» закавказской страны всего милее ему опять-таки немцы, уход которых из Грузии «в конце 1918 г. вслед за их поражением в мировой войне открыл для большевиков новые возможности». По мнению автора,
«Движущей силой грузинской «Октябрьской революции» должны были стать не промышленные рабочие, которые, несмотря ни на что, оставались верны меньшевистскому правительству и составляли костяк Народной гвардии, а недовольные солдаты. Двумя годами ранее ленинская ставка на мятежных солдат оказалась верной, так что грузинские большевики выбрали проверенный временем опыт».
Здесь можно было бы порассуждать о том, что агитацией солдатской массы в 1917 году и ранее были заняты отнюдь не только крайне малочисленные до поры до времени большевики, успех которым сопутствовал в силу не только субъективных, но и объективных факторов. На попытку намеченного в Грузии на конец 1919 года, однако не состоявшегося восстания «русские потратили около восьмидесяти миллионов рублей… главным образом, на большевистскую пропаганду», утверждает Эрик Ли, не сомневающийся, что «грузинские социал-демократы использовали силу для подавления большевистских попыток переворота точно так же, как в ответ на сепаратистские поползновения этнических групп вроде южных осетин (выделено нами – авт.). Вопрос заключается в том, был ли у них выбор, и являлся ли их ответ на насильственные действия пропорциональным». Судя хотя бы по названию соответствующей главы («Пятая колонна») – ответ для автора, оценивающего численность меньшевистской партии в 1920 году в 80 тысяч человек, очевиден. При этом задаться элементарным вопросом – не являлись ли обожаемые им грузинские социал-демократы точно такими же «сепаратистами» и одновременно «империалистами», подавлявшими автономистские устремления соседних народов – ему, видимо, просто не приходит в голову, ибо «хорошие парни», равно как и «плохие», назначены заранее. Крайне своеобразно трактуется случившаяся в конце 1918 года армяно-грузинская война:
«…Не только турки «мутили воду» в регионе. Грузины были убеждены – и поведали об этом британцам, что Армения находится в союзнических отношениях с Добровольческой Армией Деникина… В своих мемуарах Деникин отрицает это. Но нельзя исключить, что в то время как турки провоцировали конфликт, сообщая сторонам разные даты вывода войск, Деникин также подталкивал армян к войне с социал-демократическим режимом в Грузии, который он презирал так же сильно, как ненавидел русских большевиков».
Справедливости ради заметим, что обличая «агрессивные действия Армении», автор «не умаляет ответственности грузинских социал-демократов… Поспешная оккупация спорных районов и преследования этнических армян в Грузии внесли свой вклад в обострение ситуации».
Что же касается «оккупированной российскими военными Абхазии» (это о сегодняшнем дне), то Эрик Ли усматривает в отношениях между нею и Грузией при меньшевиках и в начале XXI века «очевидную параллель»:
«Меньшевики признали за Абхазией право на самоопределение в написанной ими конституции. И пришли на помощь абхазам, когда войска Деникина вторглись в страну. Но, как и грузинские лидеры столетием позже, они противились абхазским требованиям права на национальное самоопределение и обвиняли русских в нагнетании обстановки, что, в свою очередь, возможно, обостряло противостояние. Сегодня этот конфликт кажется столь же далеким от разрешения, как и сто лет тому назад».
Валико Джугели
Что касается южных осетин, то их недовольство экономической политикой грузинского правительства «переросло в вооружённую борьбу. Классовая борьба обернулась этнической враждой». И далее: «…Особую жестокость в борьбе с повстанческим движением приписывали Народной гвардии, которая составляла значительную часть грузинских войск, занятых в подавлении южно-осетинских восстаний». Цитируется (почему-то со ссылкой на американского историка азербайджанского происхождения Фируза Каземзаде) фрагмент из дневника небезызвестного Джугели: «Этих изменников надо жестоко наказать. Иного пути нет». По разным оценкам, в боях погибло от 3 до 7 тысяч человек, на север бежало почти 20 тысяч осетин.
В качестве позитивного примера приводится политика меньшевиков в отношении местного еврейского населения, с воодушевлением приветствовавшего «молодую грузинскую демократию». Правда, и здесь не обошлось без запрета на участие активистов-сионистов (сторонников переселения на «Землю обетованную») в парламентских выборах 1919 года.
«При всех своих достижениях правление социал-демократов было омрачено грубыми и жестокими попытками подавить некоторые этнические меньшинства Грузии. Те годы надолго сохранились в коллективной памяти, и даже сегодня это подогревает этнический конфликт в Абхазии и Южной Осетии (очевидно, для автора этот конфликт на территории признанных Россией стран существует – Авт.)… Армяне, турки и русские – все они с переменным успехом пытались настроить этнические меньшинства в Грузии против центрального правительства. Грузинские социал-демократы не всегда справлялись с этой проблемой, а в некоторых случаях повинны в ужасных преступлениях. Но они считали, что боролись за национальное выживание, а не ради создания «маленькой империи», и одним из ключевых элементов этой борьбы являлось удержание сепаратистских областей в составе страны».
Спорные районы с соседними государствами
Здесь, как говорится, без комментариев. Завершая наш краткий обзор, отметим «романтичную» параллель автора между «грузинским экспериментом» 1918-21 годов и движениями за свободу в странах Восточной Европы. Помимо «Пражской весны» 1968 года и деятельности профсоюза «Солидарность», он упоминает так называемую «Венгерскую революцию» 1956 года, в ходе которой, как известно, творились неописуемые зверства. Какую параллель в профашистском выступлении можно отыскать со светлыми идеалами европейских левых – решительно непонятно.
«Социал-демократическая мечта», когда люди ищут альтернативы капитализму, отвергая при этом наследие сталинизма, продолжает жить и сегодня, уверен Эрик Ли. Это, несомненно, так, но вот относительно того, стоит ли на этом пути брать за образец эфемерный грузинский «демократический социализм» имеются серьёзные сомнения. Закончим же жёсткими, но справедливыми словами грузинского социалиста Тедо Глонти (цитируем упомянутой выше обстоятельной работе Вадима Муханова):
«Меньшевизм был олицетворением развала экономической жизни в Грузии; хотя он был обречён в государственную форму и вдохновлялся генералами Второго Интернационала, но всё равно он пал, проявив свою полную несостоятельность и экономическое банкротство».
Точнее, думается, не скажешь.
По материалам: zen.yandex.ru
Грузия историография
