КРИЗИС УДАРНОЙ МОЩИ ГОРЦЕВ В ЭПОХУ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ (1817-1864): НА ПРИМЕРЕ ЧЕРКЕСОВ

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Анзор ОСТАХОВ | 21.03.2018 | 18:20

Основной причиной поражения черкесов и других горцев в Кавказской войне (1817-1864) был тактический кризис, одной из форм проявления которого был кризис ударной мощи. Он заключался в том, что мощные таранные удары черкесской конницы были неспособны прорвать строй русской пехоты, неприступность которого обеспечивалась плотным ружейно-артиллерийским огнем и каре. Из-за этого сокрушительные удары адыгской кавалерии, которые, в свое время, не выдерживали даже ливонские рыцари, разбивались о русское каре, словно морские волны о скалы. В итоге, конный удар как базовый структурный элемент черкесской тактики становился дисфункциональным, отчего черкесское воинство лишалось возможности взломать боевой строй неприятеля и навязать ему рукопашный бой для истребления его живой силы. Бой стал протекать по следующей схеме: черкесы неоднократно атакуют русское каре, проявляя героизм и храбрость, но каждый раз их отбрасывают, в конце концов, заставляя покинуть поле боя с большими потерями и без победы. Даже во время преследования отступающих после карательных вторжений в Черкесию российских войск, когда атаки охваченных яростью черкесов превращались в бешенный натиск, все заканчивалось тем, что отдельным храбрецам все-таки удавалось прорваться сквозь строй, но все они гибли на русских штыках.

Основным средством отражения ударов черкесской конницы и пехоты была артиллерия, поэтому ее можно смело считать одной из главных причин кризиса ударной мощи адыгов. Именно в этой ситуации она раскрывала свою великую мощь и становилась истинным богом войны. На поле боя картечный огонь русской артиллерии, словно коса смерти, срезал целые ряды адыгских всадников и пехотинцев. Мало того, он сводил на нет их численное преимущество и неудержимую отвагу. Под его прикрытием малочисленные отряды русских солдат и казаков чувствовали себя в полной безопасности. Именно поэтому во время экспедиций они берегли свои пушки как зеницу ока. Не зря, солдаты-кавказцы прозвали пушку «грозой горцев», что лучше всего говорит о ее незаменимой роли в условиях Кавказской войны.

В качестве наглядного примера, приведем сражение между русским отрядом генерала Семена Георгиевича Гангеблова и натухайцами под Анапой (май 1807). Подробное описание этого события содержится в мемуарах одного из его участников, графа Л.-В.-Л. де Рошешуара: «В одну минуту нас окружило шесть тысяч всадников, вооруженных ружьями, саблями, пистолетами, пиками и даже луками, стрелявшими остроконечными стрелам, причинявшими тяжелые поражения. Нас ждала погибель: если бы генерал заранее не построил войска в каре, при нападении столь яростном и внезапном, ни одному из нас не удалось бы спастись. Застрельщики поспешно отступили к каре, легли, чтобы дружным залпом двух рядов встретить первый натиск нападающих. Генерал, находящийся в центре, приказал зарядить картечью пушки, из которых можно было стрелять, не рискуя ранить своих людей; картечь произвела ужасное действие на полчища конницы: около двухсот человек легли на месте; оставшиеся в живых устремились в атаку с новой яростью; тщетно самые отважные храбрецы пытались прорвать наши ряды; об европейскую тактику и хладнокровие солдат усилия их разбивались бесплодно. Они старались проникнуть сквозь интервалы до наших пушек, артиллеристы падали около своих оружий, сраженные пистолетными выстрелами и даже сабельными ударами. Генерал приказал трем стрелковым ротам встретить штыками неустрашимых наездников и заставить их отступить; я принял участие в этой атаке, при чем подо мной была убита лошадь, но я сам не получил ни малейшей царапины. Наш меткий огонь и штыковая атака рассеяли полчища всадников и дали нам возможность продолжать отступление, сражаясь на протяжении двух с лишком верст».[1] Этот бой ярко и детально демонстрирует кризис ударной мощи черкесов и его главную причину – подавляющую мощь картечного огня русской артиллерии. Однако здесь просматривается еще один важный момент: артиллерия все-таки была уязвима, поэтому ее безопасность обеспечивало пехотное каре. Следовательно, их слаженный тактический дуэт (артиллерия + каре) был фундаментом многочисленных побед российского воинства над грозной черкесской кавалерией.

Кстати, по аналогичному сценарию происходило множество других боев между русскими и черкесами. Среди них такие крупные сражения, как Марьевское (1779), Татартубское (1785) и Баталпашинское (1789). В ходе этих сражений российская армия не утруждалась исполнением изощренных тактических ходов и комбинаций, она просто выстроилась в три больших каре и поставила под их прикрытие пушки. В итоге, органичное взаимодействие этих двух средств обеспечило поражение адыгов и других кавказских горцев.

Такое положение дел наблюдалось и в ходе боевых схваток между черкесами и казаками, основное преимущество которых заключалось в артиллерии. Без нее черкесская конница обычно громила казаков, как бы храбро и самоотверженно они ни сражались. Вот один из таких ярких примеров: «...и вот в сентябре 1804 года на Кубань ворвались неукротимые шапсуги. Их попробовал было остановить при переправе сам Бурсак, у которого оказался отряд из триста казаков, но черкесы смяли и отбросили противника; однако, к счастью Бурсака, на место боя успела прискакать артиллерия, и губительный огонь пушек остановил черкесов и дал время оправиться казакам».[2]

Однако, русская пехота могла отразить черкесские конные атаки даже без артиллерии, с помощью каре и залпового ружейного огня. Как показывала практика, поражающей мощи последнего было вполне достаточно для этой цели, поэтому нередко русские пехотинцы обходились без помощи штыков. Доказательством тому служит один из эпизодов Хапачухабльского боя, развернувшегося между адыгами Магомет-Эмина и отрядом генерала Преображенского в ходе Хамкетинской экспедиции (24-30 января 1859). Благодаря мемуарам И. Дроздова сохранилось его детальное описание: «Пехота горская раздвоилась, из-за нее вихрем вынеслось человек пятьсот всадников. Шашки наголо, с распущенными поводьями, эти кавалеристы, казалось, должны были смять все, что попадется им по дороге. <…> На сто шагов, роты встретили горскую конницу таким огнем, что и теперь не даешь себе отчета, были ли это штуцера, с трудом заряжавшиеся, или скорострельные винтовки? Лошади горцев замялись; наконец, шагах в десяти и совсем остановились; два или три всадника ворвались в колонну, но были сорваны с коней и убиты. Атака не удалась. Пока горцы успели повернуть лошадей, их расстреливали почти в упор. Спешенные, под которыми были убиты лошади, бросались на колонну и погибали под выстрелами».[3] Здесь налицо проявление кризиса ударной мощи черкесов, обусловленного уже другими причинами – плотным ружейным огнем и каре. Кстати, чаще всего героические подвиги рождались в попытках прорыва каре, нежели в других боевых явлениях: черкесы демонстрировали редкостную отвагу и доблесть, а русские в ответ – упорство и стойкость.

Столкнувшись с кризисом ударной мощи, черкесы не сидели, сложа руки, а всячески пытались его нейтрализовать. Одним из векторов в этом деле было стремление вывести из строя русскую артиллерию с помощью двух средств. Первым из них был снайперский огонь по канонирам. Во время боя, когда черкесские всадники настойчиво атаковали российские отряды, параллельно часть адыгских стрелков вела меткий огонь по русским артиллеристам. Оставшиеся без прислуги орудия не могли стрелять. Набрать новую прислугу в походных условиях было невозможно, т.к. простые солдаты не владели канонирскими навыками. Судя по воспоминаниям И. Дроздова и А. Фонвиля, черкесам удавалось нейтрализовать российскую артиллерию данным способом, но только в ходе длительных многочасовых сражений на пересеченной местности.[4] Последняя предоставляла горским стрелкам широкий выбор удобных огневых позиций.

Вторым средством были подвижные щиты-мантелеты, предохранявшие черкесов от вражеского огня во время приступа. По поводу их конструкции сохранились разные сведения. Согласно Филиппу де Сегюру, щит представлял собой крупную панель, сделанную из двух рядов сколоченных досок и наполненную фашинами, которая устанавливалась на четырехколесной телеге.[5] Однако Джордж Эллис описал несколько иную конструкцию мантелета, заключавшуюся в установленном на телеге большом барабане, который наполнялся хворостом, шерстью и другими мягкими предметами, и покрывался шкурой.[6] При этом, между ними не было принципиальных конструктивных отличий. Кстати, по мнению Ф.Л. де Сегюра, изобретателем данных щитов был чеченский вождь Шейх Мансур, впервые применивший их в Татартубском сражении (1785). На наш взгляд, это утверждение ошибочно, ибо кабардинцы применяли аналогичные мантелеты задолго до него, при осаде Марьевской крепости (1779).[7]

Тактика их применения была следующей. Черкесы дробились на несколько групп, перед которыми ставили мантелеты. Под их прикрытием они двигались к российским отрядам, избегая потерь от огня последних. Приблизившись к вражеским позициям на достаточно близкое расстояние, адыгские стрелки из-под щитов открывали прицельный огонь по русским пехотинцам, намереваясь ослабить их ряды и броситься в атаку для прорыва каре.

Однако подвижные щиты не принесли черкесам успеха. По утверждению Ф.Л. де Сегюра и В.А. Потто, российская артиллерия легко разносила их в щепки.[8] Но Дж. Эллис указывал на противоположный факт: «Эти машины (щиты – А.О.) были подвижны, отражали ядра и предохраняли их от какого-либо урона. После длительного боя, в котором русские потеряли много людей от огня противника, они пошли на эти ретраншементы в штыковую атаку и вынудили черкесов отступить».[9] Даже в этом случае, мантелеты адыгов имели весьма ограниченный успех, недостаточный для нейтрализации тактического кризиса.

Другим вектором нейтрализации кризиса ударной мощи черкесов были их многочисленные попытки прорвать пехотное каре российских войск. Все их можно условно разделить на две группы – традиционные и нетрадиционные. Структура традиционных приемов выстраивалась по следующей схеме: ослабление вражеского боевого строя и его последующий прорыв. Сначала черкесы пытались ослабить строй русских солдат с помощью своих обычных тактических средств – серии кавалерийских атак, рассеянного огня кружащихся всадников («конной мельницы») или рассыпного огня своих пехотинцев, укрывшихся за залогами. Затем, в случае достижения этого, они переходили в решающую атаку для прорыва каре. Однако на практике все эти мероприятия не принесли черкесами успеха.

Наибольший интерес вызывают нетрадиционные способы прорыва каре. Самым зрелищным из них был прием «конное сальто», заключавшийся в запрыгивании внутрь каре. Для этого, всадник на полном скаку таранил ряды российских пехотинцев, насаживая своего скакуна на штыки и совершая прыжок через их головы прямо из седла. При этом, врезавшийся конь служил ему трамплином для прыжка. Оказавшись внутри боевого строя русских, черкес обнажал шашку и бросался на вражеского командира, начиная с него сечу. Данный прием требовал от наездника недюжинной храбрости и развитых акробатических навыков, поэтому он был под силу далеко немногим горцам. Мало того, несмотря на свою экзотичность, в боевой практике он оказался малоэффективным: русские солдаты быстро расправлялись с черкесскими храбрецами внутри каре, расстреливая их из пистолетов или закалывая штыками.[10]

Другим способом прорыва каре у черкесов являлся «бычий натиск». После неудачных кавалерийских ударов, они выпускали на него разъяренное стадо быков (или буйволов), поспевая следом за ним. Быки должны были пробить брешь в строю русских пехотинцев, сквозь которую черкесские бойцы ворвались бы внутрь каре и перебили всех шашками. В этой ситуации бычье стадо играло двойную роль: с одной стороны оно было мощным тараном, а с другой – сильным психологическим оружием, которое должно было испугать вражеских солдат и ослабить их строй, облегчая его прорыв. Скорее всего, этот прием имел давнее происхождение, ибо кабардинцы прибегали к подобной методе во время Канжальской битвы (1708), где вместо быков использовались ослы. Однако на практике данный прием при всей своей рациональности не оправдал себя.

Примером тому служит экспедиция генерала С.А. Портнягина в Закубанье (сентябрь 1813). На обратном пути российский отряд преследовало 12.000-ое адыгское войско, которое обрушило на него бесконечную серию кавалерийских ударов. Жаркие бои не прекращались на протяжении четырех дней, но храбрые атаки черкесских всадников не смогли взломать боевой порядок русских солдат; хотя цена этих атак была крайне высока – на поле боя осталось больше 2.000 павших горских наездников. Тогда, черкесы выпустили на русских огромное стадо разъяренных буйволов, рассчитывая под их прикрытием ударить в шашки. Но российские солдаты не растерялись и открыли интенсивный огонь по животным, которые, испугавшись, повернули обратно и смяли самих горцев.[11]

Более практичным средством против каре была «пожарная атака», но адыги прибегали к ней только в боях на открытой местности. После череды безуспешных атак против отступающих российских отрядов, горцы опережали их на пути отхода и поджигали степь, направляя пламя пожара прямо навстречу противнику. При этом, сами они двигались вслед за пламенем, буквально по его пятам. Пожар должен был расстроить и расчленить боевые порядки русских солдат, а черкесы вслед за ним должны были атаковать их беспорядочные массы. Однако, сообразительные русские бойцы быстро нашли тактическое противоядие: они устраивали встречный пал, который нейтрализовал наступающее пламя, и сразу же бросались в неожиданную контратаку, разгоняя штыками скопившихся горцев.

Именно таким образом действовали натухайцы во время экспедиции отряда полковника А.Я. Рудзевича в их земли у Кизилташской косы (1810). Когда отряд отступал обратно в Анапу, они устроили засаду в 15 км от крепости и внезапно его атаковали многочисленными силами, но были отброшены. Тогда натухайцы подожгли впереди отряда степь и приготовились к «огненной атаке». Но русские солдаты потушили пожар встречным палом и отразили их атаку пушечным огнем.[12]

Особого внимания заслуживает такой экзотический прием борьбы с каре, как «низкая подрезка». Сущность его заключалась в следующем: адыгский всадник, проносясь на полном скаку мимо каре, в момент сближения резко свешивался набок, удерживаясь за седло подколенным сгибом, и наносил подрезающий удар шашкой ниже уровня поднятых рук пехотинцев, поражая их в области диафрагмы. Исполнение этого приема требовало от наездника виртуозного владения навыками джигитовки, сравнимых с цирковой акробатикой. По своей природе он был уникален, ибо ни одна конница мира, столкнувшаяся с пехотным каре на полях колониальных войн, не смогла создать ничего подобного. Поэтому авторитетный российский оружиевед Г. Панченко назвал его «горским ноу-хау».[13] Несмотря на уникальность и яркую зрелищность данного приема, он не смог стать эффективным средством уничтожения каре: адыгские всадники добивались успеха лишь изредка, тогда как в большинстве случаев они гибли от ружейного огня или штыков русских солдат. Отчего проблема кризиса ударной мощи у черкесов так и осталось неразрешенной.

В заключение отметим, основной причиной кризиса ударной мощи черкесов и других кавказских горцев было применение российской пехотой каре и артиллерии. Для разрешения этой проблемы адыги обычно применяли снайперский огонь по канонирам, а иногда прибегали к таким специфическим приемам, как подвижные щиты-мантелеты, «конное сальто», «бычий натиск», «пожарная атака» и «низкая подрезка». В техническом плане они были рациональны и весьма зрелищны, но по результативности – малоэффективны, отчего не позволили успешно решить данную проблему. Кризис ударной мощи являлся признаком проявления на фронтах Кавказской войны (1817-1864) глобального военно-исторического процесса – многовековой борьбы между пехотой и конницей за главенствующую роль на поле боя. Его нельзя назвать уникальным военным явлением, ибо он наблюдался во многих колониальных войнах вследствие столкновения двух принципиально разных воинств – европейского и азиатского.

воинское искусство / вооружения историография Кавказская война черкесы

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: