КРУГЛЫЙ СТОЛ «ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ НА КАВКАЗЕ В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИХ ОТНОШЕНИЙ»
Публикации | Александр КРЫЛОВ | 29.06.2017 | 20:07
В работе круглого стола, состоявшегося 25 марта 2016 г. в Институте мировой экономики и международных отношений имени Е.М.Примакова РАН, приняли участие представители ведущих российских и зарубежных научных центров – ИМЭМО РАН, МГИМО (У) МИД России, МГУ им. М.В.Ломоносова, ИВ РАН, Института прогноза и политического урегулирования (Нижний Новгород), Аналитического центра Spectrum (Ереван) и др.
Открывая заседание круглого стола, член-корр. РАН, член дирекции ИМЭМО РАН Г.И.Чуфрин подчеркнул, что проблемы региональной безопасности на Кавказе приобретают все более актуальный характер, причем это обусловлено целым комплексом причин, в основном негативного характера. Прежде всего, это угроза растущего влияния исламских радикальных групп на Кавказе и в сопредельных странах. В этот непростой период наша задача вести постоянные исследования данной проблематики и следить за развитием ситуации. Вторая угроза региональной стабильности связана с сохранением в регионе тех конфликтов, которые не урегулированы до сих пор. В первую очередь это нагорно-карабахский конфликт, но не только он один. Третий фактор, влияющий на состояние региональной безопасности, связан с весьма непростой этнической и религиозной чересполосицей в регионе, которая используется определенными политическими силами в деструктивных целях. Для России в регионе особый интерес представляют вопросы, связанные с перспективой дальнейшей политической ориентации, изменения или сохранения внешнеполитического вектора развития Грузии, Азербайджана и Армении.
Доктор исторических наук А.Б. Крылов (ИМЭМО РАН) отметил, что Грузия продолжает оставаться единственной страной в регионе, с которой у России нет дипломатических отношений. Они были разорваны по инициативе Тбилиси в 2008 году после известных событий. Вместе с тем после смены власти в Грузии наметились определенные положительные тенденции. В частности, был возобновлен допуск на российский рынок грузинской сельскохозяйственной продукции, освобождены осужденные в Грузии за шпионаж граждане России и осужденные в РФ за аналогичные преступления граждане Грузии. Москва пошла на смягчение визового режима: теперь граждане Грузии могут посещать РФ не только по приглашению родственников, но и любых граждан и юридических лиц. На повестке дня стоял вопрос о снятии визового режима вообще, но недавние заявления грузинского президента и министра обороны о том, что Россия – это угроза для Грузии и всего цивилизованного человечества, заморозили отмену виз на неопределенное время. Все это говорит о том, что в грузинской элите имеются как сторонники диалога с Россией, так и сторонники конфронтации, которые намерены продолжать политику Саакашвили.
Вместе с тем на ситуацию влияют не только внутригрузинские факторы. Отношения Грузии и России развиваются в глобальном и региональном контексте. Глобальный контекст проявляется в том, что происходит на Ближнем и Среднем Востоке, где активно действуют НАТО, США, Евросоюз, силы радикального ислама, соседние Иран и Турция, арабские государства и Россия. К региональному контексту можно отнести отношения Грузии с соседними странами – Азербайджаном, Арменией и Россией, а также Ираном и Турцией.
Смена власти в Грузии в 2013 г. открыла возможности для улучшения отношений с РФ, но эти возможности изначально были ограничены проблемами Абхазии и Южной Осетии, а также высокой степенью зависимости Грузии от внешних сил, прежде всего США, а также Турции, НАТО, Евросоюза и Азербайджана. В итоге продвижение по пути нормализации ситуации не привело к восстановлению дипломатических отношений, а в последнее время появились новые сложности из-за антироссийских заявлений грузинского руководства.
После 2008 г. интерес к Южному Кавказу в мире в целом значительно понизился. Регион оказался в тени событий в Сирии, а затем и Украины. Однако события на Ближнем Востоке формируют тенденции, которые могут затронуть и Южный Кавказ. Прежде всего, это проблема исламского терроризма. Она может оказать и уже оказывает большое влияние на Южный Кавказ, причем в перспективе это влияние может возрасти.
Фактор Украины также может сыграть важную роль в случае обострения конфликта и заинтересованности внешних сил в ослаблении позиций РФ. Южный Кавказ может быть вновь использован против России посредством дестабилизации ситуации в регионе и размораживания конфликтов. В стабильности Южного Кавказа заинтересованы прежде всего Россия и сами государства региона. Однако борьба против общих угроз в регионе, в том числе и против ИГ (запрещенная в РФ международная террористическая организация), осложняется внутренними противоречиями по линии Армения – Азербайджан и Россия – Грузия – Абхазия – Южная Осетия. В настоящее время обстановка на Южном Кавказе благоприятствует росту влияния сторонников ИГ и других радикальных исламских группировок.
Доктор политических наук Д.Б. Малышева (ИМЭМО РАН) отметила, что с конца 2010 г. Ближний Восток потрясали события, которые вошли в политический, международный и научный лексикон под наименованием «арабская весна». На начальном этапе она породила большие надежды на демократизацию Ближневосточного региона, особенно после того, как в Тунисе и Египте относительно мирным путем от власти были отстранены престарелые правители, которые олицетворяли авторитарную модель управления. Однако в Ливии и Сирии схожие с Египтом и Тунисом протестные выступления привели к прямо противоположным результатам. Вместо бескровной смены режимов эти страны были втянуты в разрушительные гражданские войны, которые продолжаются до сих пор. Не лучше ситуация и в Ираке, где с 2003 г. после вторжения сил международной коалиции во главе с США не прекращается гражданская война. В последние годы с новой силой вспыхнула гражданская война в Йемене. Шаткой и нестабильной остается ситуация в Ливане и Иордании.
Иными словами, весь Ближний Восток вступил в достаточно затяжной период турбулентности. Говорить о том, что в результате «арабской весны» произошла демократизация региона, не приходится. Вместо этого помимо гражданской войны распространились такие опасные явления, как криминализация общества, активизация всевозможных радикальных исламских группировок, рост терроризма и трансграничной преступности. Еще одним фактором дестабилизации является стремительное изменение географических контуров региона, прочерченных когда-то турками-османами, а потом и европейцами. Ближний Восток вступает в фазу новой геополитической реконструкции. Велика угроза распада отдельных государств, прежде всего Ирака, Ливии и Сирии. В этих странах возникают новые этнические анклавы, в частности курдские. Возникло и такое необычное явление, как религиозное территориальное образование в виде самопровозглашенного халифата «Исламское государство» (ИГ).
Как подчеркивал академик Е.М. Примаков, «Ближний Восток исторически был и остается в сфере особых интересов России». Именно поэтому у нас внимательно следят за процессами в регионе, теми международными вызовами, с которыми сталкиваются ближневосточные государства и которые они проецируют на соседние страны и регионы. Сотрудничество со многими государствами Ближнего Востока делает более эффективными усилия России по построению полицентричного мира.
Россия предотвратила угрозу иностранного вторжения в Сирию по иракскому и ливийскому сценариям. Российским дипломатам удалось с успехом задействовать метод принудительной дипломатии, включив противоборствующие стороны в переговорный процесс. Что же касается проведенной с помощью Военно-космических сил РФ операции, которая длилась пять с половиной месяцев, то и там были достигнуты определенные успехи: нанесен большой урон структурам ИГ и запрещенной в России группировки «Джабхат ан-Нусра». По данным министра обороны РФ С. Шойгу, около 2000 боевиков-выходцев из Северного и Южного Кавказа, являвшихся участниками различных террористических организаций на территории Сирии, были уничтожены. При этом Россия, как отмечала турецкая газета «Хюрриет», «показала себя как страна, которая борется с терроризмом, а не создает его». Такая положительная оценка именно турецкой газеты говорит о многом.
Следует отметить, что проблемы, которые создает Ближний Восток, актуальны для всего постсоветского пространства, и особенно для относительно географически близкого к нему Южного Кавказа. Среди наиболее острых можно отметить увеличение неконтролируемых миграционных потоков, нелегальное перемещение товаров, оружия и наркотиков, милитаризацию и криминализацию общества.
К не менее серьезным вызовам относится курдская проблема. Речь идет о стремлении к самоопределению 30-миллионного курдского народа, о сложном и неоднозначном процессе возникновения курдской национальной государственности. Свидетельством этих попыток является существование под покровительством американской администрации фактически полусамостоятельного Иракского Курдистана, а также заявления представителей нескольких провинций сирийского Курдистана о намерении сформировать автономный регион. Пока планы создания автономий в рамках Ирака и Сирии не встречают активного сопротивления со стороны официальных властей. Другое дело Турция. Противостояние турецких силовиков и повстанцев Рабочей партии Курдистана в юго-восточных и восточных районах Турции приобретает все более ожесточенный характер. Эта, по сути, война приближается к границам Закавказья и создает серьезную угрозу в первую очередь Армении, которая является стратегическим союзником России на Кавказе.
Следующий вызов – быстрое распространение радикального исламизма и интернационализация терроризма. В Сирии на стороне исламского государства воюет 5-7 тысяч выходцев из России и стран СНГ. По официальным данным, из Грузии в Сирии воюет порядка 300 граждан, в большинстве своем это чеченцы-кистинцы из Панкисского ущелья. Граждане Азербайджана воюют в Сирии, по разным оценкам, в количестве от 400 до 1000 человек. Причем в прошлом году даже шла речь о создании на территории Сирии отдельного азербайджанского батальона. Несмотря на то что значительное число активных радикальных исламистов мигрировало из Грузии и Азербайджана на Ближний Восток, ситуация с религиозным экстремизмом в обеих странах продолжает ухудшаться, и о существовании там исламистского подполья уже говорят в открытую.
Следует подчеркнуть, что с такой структурой как ИГ бороться чрезвычайно сложно везде, поскольку в рамках этого проекта организована разветвленная сеть вербовки сторонников по всему миру. Радикальные исламистские движения нередко воспринимаются молодежью и частью населения как альтернатива местной власти, которая не всегда отвечает их интересам и чаяниям. Идеология радикального исламизма, символом которой является «Исламское государство», весьма привлекательна для определенной части общества. А, как известно, с идеологией бороться сложно, ей должна быть противопоставлена какая-то более влиятельная идеология.
Кандидат исторических наук А.А. Ярлыкапов (МГИМО МИД РФ) подчеркнул, что за четверть века, которые прошли после распада СССР, роль ислама на Кавказе значительно возросла. Последователи ислама традиционно преобладают в Азербайджане, Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, а также в некоторых районах Грузии. Изначально ислам на Кавказе был представлен двумя основными течениями – суннизмом и шиизмом. Однако внутри этих течений (особенно это касается суннизма) существовали самые разнообразные толкования постулатов веры, причем не только богословско-правовые, но и такие течения, как суфизм.
Падение железного занавеса привело к тому, что в конце 1990-х – начале 2000-х годов Кавказ стал все более активно включаться в орбиту развития общих исламских процессов. Разнообразные идейные течения, появившиеся в то время в исламе, живо воспринимались мусульманами Кавказа. В результате в регион проникают самые разнообразные группы, в основном салафитской направленности. Мы привыкли говорить, что есть суфии и ваххабиты, однако ситуация намного сложнее. И в суфизме есть разные суфии, но их разногласия остаются на уровне религиозных споров. Другое дело – ваххабиты-салафиты. Различные группировки ваххабитов, по большому счету, очень близки друг другу, они придерживаются салафитских взглядов, но абсолютно не приемлют различий в позициях друг друга, что часто приводит к вооруженным столкновениям. Самый яркий пример – война «АльКаиды» и ИГ.
В нынешних условиях Кавказский регион все более и более втягивается в идеологическое и физическое противостояние двух главных направлений ислама – шиизма и суннизма. При этом ислам на Кавказе становится значимым фактором не только в идеологической, религиозной сфере, но и в правовой, экономической, образовательной сферах. Этот приводит к тому, что, например, в Дагестане в настоящее время наблюдается ситуация фактического полиюридизма, когда активно применяется не светское право, а право исламское и право обычное, которое также в значительной степени подверглось исламизации.
Население зачастую прибегает к светскому праву только для того, чтобы ускорить решение проблемы по исламскому праву. Если проблема решена по шариату, иски из судов, как правило, отзываются. Вообще на Кавказе происходит сужение светского пространства. Хотя официально вся территория Кавказа является светским пространством, но фактически, если люди в семье мыслят категориями адата и шариата, то едва ли можно говорить о полноценном светском пространстве.
Ислам все чаще становится идеологией протеста, в нем молодежь подчас находит рецепты организации идеального общества, идеального государства. Молодые приверженцы радикального ислама уходят в подполье или отравляются в Сирию и становятся боевиками ИГ (запрещенная в РФ террористическая организация), а также в Турцию, причем этот поток постоянно нарастает. По официальным данным, из Грузии на стороне боевиков ИГ воюет 300 человек, но фактически их в два раза больше. Причем радикальная молодежь едет не только в ИГ, но и в «Аль-Каиду». «Имарат Кавказ», аффилированный с «Аль-Каидой» на Кавказе, в регионе уже не существует, однако в Сирии он, избавившись от радикального крыла, перетекшего в ИГ, функционирует вполне успешно.
В целом «Аль-Каида» проиграла ИГ на Кавказе, но успешно противостоит ему в Сирии. Если взять организации, которые входят в эти две противоборствующие структуры и которые состоят, в основном, из выходцев с Кавказа, то в ИГ таких групп 8, а на стороне «Аль-Каиды» – 13. Если же посмотреть на лидеров группировок, входящих в состав ИГ или «Джабхат анНусра», то 80% из них – это чеченцы, большинство из которых – чеченцы из Панкисского ущелья Грузии. Только из Дагестана, по неофициальным данным, в Сирию ушло 5000 боевиков, при чем не все они воюют на стороне ИГ, происходит постоянный переток из ИГ в «Аль-Каиду» и наоборот.
Что касается Турции, то там Стамбул и его окрестности становятся прибежищем большого количества радикальных исламистов, поддерживающих как ИГ, так и «Аль-Каиду». Здесь и вербовщики, и боевики, покинувшие по тем или иным причинам Сирию. Это большая по численности масса людей, которая находится в поле зрения различных заинтересованных сторон, например самой Турции или США. Здесь на них легче влиять, чем в Сирии, и они могут быть использованы в различных целях. Кроме того, Турция является той страной, куда охотно мигрирует молодежь с Северного Кавказа. Это так называемые новые мухаджиры. Они едут в Турцию по идеологическим соображениям, чтобы получить возможность жить исламской жизнью, но не стать боевиками. Для них в окрестностях Стамбула уже построены жилые комплексы Мухаджир 1 и Мухаджир 2, на очереди и третий комплекс.
В целом ситуация в исламском мире сейчас очень динамичная, что создает определенные риски в плане безопасности, причем развиваются тенденции, которые раньше трудно было себе представить. Исторически шиитский Азербайджан в постсоветский период столкнулся с фактом возрастающей суннизации. Отношения между шиитскими и суннитскими группировками в Азербайджане становятся все более конфронтационными. Ислам создает сложную разнообразную и динамичную картину, в которой сложно уследить, как и куда движутся различные группировки, в том числе, экстремистские. Трудно было предположить, что будет что-то хуже «Аль-Каиды», но появилось ИГ, зарождение которого в этой мозаике группировок поначалу просто не заметили.
Главный редактор сайта Научного общества кавказоведов (www.kavkazoved.info) А.Г. Арешев подчеркнул, что запрос на диалог с Россией в Грузии есть. Это связано с экономическими факторами, с фактором безопасности и с той неопределенной внутриполитической ситуацией, которая в настоящее время сложилась в Грузии. Настроенная антироссийски прозападная часть грузинского истэблишмента глубоко укоренилась в политическом и экономическом пространстве Грузии и обладает немалыми возможностями для того, чтобы торпедировать процесс сближения двух стран. В свете этого, обсуждаемые в Грузии предложения о создании международного контртеррористического центра с участием России вызывают большие сомнения. Во времена президентства Саакашвили делалась ставка на то, что Грузия должна стать плацдармом распространения нестабильности на территорию РФ. После ухода Саакашвили ситуация несколько нормализовалась, но в Грузии есть немало сторонников бывшего президента, причем многие из них остаются в средних и низших эшелонах власти, и направление их деятельности не изменилось. К тому же деятельность многих нынешних лидеров республики направлена на следование проатлантическому вектору, о чем можно судить по высказываниям не только нынешнего президента Грузии Г.Маргвелашвили, но и других высокопоставленных лиц.
В нынешнем году в Грузии состоятся парламентские выборы. Что касается правящей коалиции «Грузинская мечта» (ГМ), то в преддверии выборов различные партии, входящие в ее состав, развернули полемику по проблеме взаимоотношений с Россией. При этом даже в случае победы ГМ, будет трудно определить, каким станет главенствующий вектор в отношениях с РФ. Складывается впечатление, что недружественный по отношению к России курс будет продолжен, хотя бы в силу накопившейся инерции. В то же время есть факторы экономического порядка, которые, безусловно, способствуют укреплению двусторонних отношений.
Грузинские внешнеэкономические связи были переориентированы на Запад, однако статистика последних лет показывает, что в настоящее время они стагнируют. В 2015 г. снизился объем товарооборота в грузинских портах, произошло сокращение объемов грузоперевозок по железным дорогам страны. Россия, по итогам первых месяцев 2016 г., находится на 2-3 месте среди торгово-экономических партнеров Грузии (на первом месте Турция). В последнее время объемы экспорта из Грузии в РФ значительно выросли. Более половины произведенных в стране вин продается на российском рынке. Есть надежда, что российско-грузинский диалог, хотя бы по экономическим вопросам, примет устойчивый характер, а это может дать импульс для расширения круга обсуждаемых вопросов, распространив его на сферу политики и безопасности. особенно в свете тех вызовов, с которыми столкнулся Кавказ в условиях войны в Сирии.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что на парламентских выборах 2012 г. "Грузинской мечтой" был выдвинут лозунг улучшения отношений с Россией, что привлекло на сторону этой коалиции значительное число избирателей. Несмотря на все трудности, существует перспектива продолжения этого курса после парламентских выборов 2016 г., что в полной мере соответствует нашим общим интересам.
В. Хабурдзания (министр государственной безопасности Грузии в 2001-2004 гг.) отметил, что российско-грузинские отношения переживают сложный период, однако наметились некоторые тенденции к их стабилизации. Так, в Грузии в последнее время уже нет прежней агрессивной антироссийской риторики, и это заслуга двух сторон. Россией была снята блокада на импорт сельхозпродукции из Грузии, что положительно сказалось на грузинском сельском хозяйстве. Вместе с тем диалог Россия-Грузия в формате переговоров Карасин–Абашидзе недостаточно эффективен. Переговоры происходят за закрытыми дверями, повестка дня неизвестна.
Положительные тенденции в двусторонних отношениях ограничены как недостаточной активностью российской стороны, так и спецификой нынешней грузинской власти. Она находится под постоянным давлением и «шантажом западничества» – если кто-то выступает за улучшение отношений с РФ, то рискует быть причисленным к «пособникам оккупантов и рабам Путина». Особенно усердствуют в этом сторонники Саакашвили и его Единое национальное движение (ЕНД). Нынешняя власть боится таких обвинений. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что Абашидзе ни разу не посетил Россию, даже когда речь зашла об отмене визового режима. Если в сфере политики отношения неудовлетворительные, то в экономике они находятся на более высоком уровне. Грузинская экономика – на 70% российский капитал, а в энергетике – 90%. Россияне владеют единственным сохранившимся в Грузии химическим производством – заводом по производству азотных удобрений. Они присутствуют в золотоперерабатывающей промышленности и даже на рынке мобильной связи (Билайн). В то же время в Грузии не работает ни одна американская корпорация. США выделяют деньги только на институциональное развитие и развитие гражданского общества. Тем не менее грузинское общественное мнение – на стороне США и Запада в целом.
Экономическая ситуация в Грузии крайне сложная, причем во многом она зависит от положения в экономике России. Из РФ в форме переводов ежегодно поступает порядка 2 млрд. рублей,1 поэтому любые колебания курса российской валюты отражаются на грузинском лари. По большому счету, в Грузии экономики, как таковой, нет, то есть нет серьезного промышленного производства. Металлургический комплекс представлен единственным предприятием – заводом ферросплавов, аналогичная ситуация сложилась и в нефтехимии. Экономика представлена железнодорожными перевозками, малым бизнесом и сельским хозяйством, раздробленным и малоэффективным.
Что касается предстоящих выборов, то приходится констатировать, что в Грузии нет пророссийской партии, не такой, которая отстаивала бы интересы России, а такой, которая бы искала области, где грузинские и российские интересы совпадают. В общем виде грузинские интересы можно свести к восстановлению территориальной целостности и возрождению экономики.
Осенью нынешнего года в Грузии состоятся парламентские выборы. Что касается «Грузинской мечты» Б.Иванишвили, то в обществе были ожидания, что он сможет использовать свои связи с Россией. Однако Иванишвили считается человеком Кремля, и в Европе и США его воспринимают именно так. Тем не менее ГМ, скорее всего, сохранит большинство в грузинском парламенте, прежде всего за счет мажоритариев. Что касается других партий, то если ЕНД и партия «Наша Грузия – Свободные демократы» И.Аласания объединятся, то они могут стать серьезным конкурентом ГМ. Есть еще две партии, которые реально могут быть представлены в будущем парламенте Грузии. Во-первых, это «Альянс патриотов Грузии», возглавляемый Д.Тархан-Моурави. Эта партия дистанцируется и от ГМ, и от ЕНД, она находится под постоянным прессингом «западнического шантажа». Тархан-Моурави в целом осознает необходимость улучшения отношений с РФ, однако явно опасается обвинений в пособничестве Москве. Вовторых, это Нино Бурджанадзе с ее «Демократическим движением – Единая Грузия». Правда, перед ней тоже стоит непростой выбор. В настоящий момент в политике Грузии нет полутонов – либо ты придерживаешься прозападной ориентации, либо пророссийской. Есть чисто национальные движения, но это либо маргиналы, либо романтики без политического будущего. Что касается исламского фактора, то в Грузии есть три горячие точки. Это Панкисское ущелье, район Шида-Картли, населенный азербайджанцами-шиитами, куда в последнее время активно проникает ваххабизм, и Аджария, где уже проживает порядка 25 тысяч турок. Панкисское ущелье населено кистинцами. Кистинцы – это огрузинившиеся чеченцы, говорящие на грузинском языке, но оставшиеся мусульманами. В последние годы там идет активная вербовка молодых чеченцев в ряды ИГ. Панкиси всегда было точкой преткновения в отношениях Москвы и Тбилиси. Именно там скрывались чеченские бандформирования, там находились их тренировочные лагеря. Десятка самых разыскиваемых чеченских террористов начала 2000-х годов также базировалась в Панкиси.
Ф.И. Станевский (в 1996-2000 гг. Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Грузии) подчеркнул, что в геополитике исключительное значение имеет фактор полюсов притяжения. С распадом СССР притяжение, которым он обладал, исчезло. Однако остались такие полюса притяжения, как США, Западная Европа, в какой-то мере Япония и такой полюс, как ислам – новая сила, которая вышла на поверхность в условиях атеизации Европы и, в меньшей мере, США. В те годы у России не было возможности удержать вокруг себя бывшие советские республики. Именно в это время возникла концепция неоконсерваторов, которая до сих пор является основополагающей для США, хотя утратила то влияние, которым она обладала в 90-е годы.
До сих пор США остаются основным полюсом притяжения, и это главный фактор, который следует учитывать, когда мы говорим о безопасности, все равно – Кавказа или Прибалтики. Главная задача в рамках общей глобальной стратегии, осуществляемой США и нацеленной на обеспечение гегемонии, – не дать России стать полюсом притяжения для Кавказа. Ислам же используется в рамках этой стратегии в качестве средства достижения своих целей. Для администрации США он – вторая угроза для Кавказа, а первая – все-таки Россия.
Кандидат исторических наук О.А. Воркунова (ИМЭМО РАН) акцентировала внимание на глубинных процессах, основой которых является исламизм, и на том, возможно ли противостоять этому явлению. Если рассматривать проблему «арабского пробуждения» на Ближнем Востоке, то становится очевидным, что в плане разрушения все революционные движения работают весьма эффективно, а в плане созидания терпят полное фиаско. События, которые произошли в Тунисе и Египте, свидетельствуют о том, что ни «Братья-мусульмане», ни партия исламистов Туниса не смогли создать устойчивые государственные структуры. В результате в Египте к власти пришли военные, а в Тунисе – технократы.
В последнее время мировое сообщество все больше сталкивается с такими проблемами, как диспропорциональность развития и глобальное неравенство. Нерешенность этих проблем и лежит в основе протеста, но какой может быть выход из сложившейся ситуации в плане трансформации общества, пока не ясно. А раз ясности нет, то и бороться с такими явлениями, как ИГ, трудно в силу привлекательности их лозунгов, направленных на справедливое преобразование мира. Что касается сотрудничества с грузинскими коллегами, то стремиться к его развитию необходимо. Все прошлые годы Запад успешно работал на Кавказе посредством применения методов «мягкой силы», причем именно в этих условиях формировались нынешняя политическая элита Грузии и даже Азербайджана.
С. Саркисян (Аналитический центр «Спектрум», Ереван) отметил, что перед Арменией не стоит такой внутренней угрозы, как исламизм, однако она соседствует с исламскими государствами и состоит с ними в отношениях как хороших, так и плохих. В настоящий момент обострились отношения с Азербайджаном на почве Нагорного Карабаха. Еще в 2003 г. армянской стороной совместно с азербайджанцами (тогда еще это было возможно) проводился соцопрос, который показал, что для армян проблема Нагорного Карабаха стоит по важности на четвертом-пятом месте, то есть в республике этот вопрос считался решенным, в то время как в Азербайджане эта проблема уже тогда стояла на первом месте.
В регионе имеются достаточно сильные игроки – Турция и Иран, поэтому существует вероятность того, что регион может быть поделен либо Ираном, либо турками с их неоосманскими амбициями. В Армении нет ни одной школы, где преподавание ведется на русском языке, зато есть арабские школы, открытые для армян-беженцев из Ирака и Сирии. Русский язык вымывается из Армении.
Российско-армянские отношения, казалось бы, хорошие, но не активные. На одну российскую делегацию приходится 20 делегаций из США и Западной Европы. Евразийское движение в Армении существует, но лишь постольку поскольку, хотя есть много активных и искренних людей, которые считают, что это курс надо активизировать. Здесь высказывалось мнение, что сильной идеологии можно противопоставить только еще более сильную идеологию. Но за десять лет работы в международной экспертной группе по борьбе с терроризмом мы пришли к выводу, что практически это невозможно. Что же касается идеи создания международного антитеррористического центра на территории Грузии, то есть опасность, что он окажется под управлением США и станет разведывательным центром. Другое дело, если бы такой центр был создан на территории России, но назывался не антитеррористическим, а центром геополитики.
Кандидат исторических наук А.В. Рябов (ИМЭМО РАН) подчеркнул, что в настоящее время в Грузии сложилось равновесие между проатлантическим вектором внешней политики и попытками сохранить некий баланс в отношениях с Россией, причем внутренние факторы в самой Грузии будут работать на поддержание этого равновесия. Такая ситуация вызвана объективными причинами. Евроатлантизм глубоко укоренился в сознании грузинской элиты, и было бы наивно полагать, что он в какой-то момент может исчезнуть. С другой стороны, экономические факторы и соображения безопасности не позволяют опустить уровень отношений с Россией ниже некой определенной отметки. Это – хрупкое равновесие, ибо специфика грузинской политической системы предполагает постоянную борьбу этих двух факторов.
С институциональной точки зрения для Грузии характерна смешанная форма правления. И что бы ни говорили сами грузины, будто данная модель является гарантом стабильности и вестернизации всей политической системы страны, она породила постоянный институциональный конфликт, конфликт между президентской властью и правительством. Все противники нормальных российско-грузинских отношений теперь группируются не вокруг ЕНД, это уже в прошлом, а вокруг президента. Напротив, Кабинет министров – это оплот сторонников конструктивных отношений с РФ. Помимо этих разногласий, существуют разногласия и внутри самого правящего блока «Грузинская мечта», где есть люди, ориентированные на нормализацию отношений с Россией, но есть и противники этого курса, например, сильно идеологизированная «Республиканская партия». «Свободные демократы» вышли из блока, однако этот конфликт постоянно воспроизводится. Социально-экономическая ситуация также будет постоянно работать на воспроизводство этого конфликта, но сохранение этого хрупкого равновесия отвечает интересам всей грузинской элиты.
Вывести систему из равновесия могут внешние обстоятельства. Их три. Во-первых, мы не знаем, какую политику будет проводить новая американская администрация. Скорее всего, это будет политика более жесткого сдерживания России. Какая роль здесь будет отведена Грузии? В случае прихода к власти Клинтон, грузинские качели могут качнуться в сторону конфронтации с РФ.
Во-вторых, это миграционные потоки, которым закрыли Балканский маршрут и которые могут переместиться в южно-кавказском и северокавказском направлениях. Как на это будет реагировать Грузия, какие возможности у нее есть, станет ли она страной-транзитером (что беспокоит Россию в связи с ситуацией на Северном Кавказе) или превратиться в нечто подобное греческим островам – пока неясно. Однако неконтролируемый поток мигрантов может усложнить отношения наших стран.
Третье – это рост радикальных исламских настроений внутри самой Грузии, хотя здесь ситуация неоднозначная. В той же Аджарии, которая вроде бы считается территорией распространения ислама, растет число христиан. Хотя распространение ислама в стране – исключительно серьезное явление, требующее постоянного контроля. Эти три фактора, в случае негативного сценария их развития, могут вывести российско-грузинские отношения на негативную орбиту.
Доктор политических наук, профессор А.Б. Каримова (РГГУ) выразила согласие с Ф.И.Станевским в том, что для администрации США первая угроза в Закавказье – Россия, вторая – ислам. У американцев есть модель так называемого желаемого будущего, которая уже выстроена и апробируется в глобальном пространстве. Площадками для этого являются определенные регионы, в частности Украина. В этом смысле, если говорить об отношениях России с постсоветскими государствами, возникает впечатление, что вокруг РФ создается трансграничный пояс, в котором могут быть разыграны самые разные сценарии. И ислам здесь является инструментом хаотизации. В то же время у России нет модели желаемого будущего, и это затрудняет выстраивание отношений с бывшими советскими республиками, и не только с ними.
А.Крылов, И.Федоровская
(1) По другим оценкам объем переводов из России сократился в 2015 г. с 800 до 710 млн. долларов.
Опубликовано: Россия и новые государства Евразии. – 2016. – N 2
безопасность Грузия ислам Россия Турция экономика
