ВОЙНА ПОСЛЕ ВОЙНЫ: СРЫВ ТУРЕЦКОЙ ПОПЫТКИ ПРОРЫВА НА СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ, БОИ ВОКРУГ ПЕТРОВСКА

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Борис НИКИТИН | 01.07.2016 | 00:00

Официально Первая мировая война закончилась для России 3 марта 1918 г. подписанием в Брест-Литовске Брестского мирного договора с Центральными державами (Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарским царством). Однако отряд Лазаря Бичерахова (1882 – 1952) (1), командира терских казаков, оказавшегося в конце войны на Иранском фронте (2), в июне 1918 г. отошел к Энзели (город на севере Ирана в провинции Гилян, крупнейший иранский порт на Каспийском море) и заключил договор с британскими силами о совместных действиях на Кавказе. Генерал Бичерахов участвовал в боевых действиях в Азербайджане и какое-то время представлял там российскую власть. К сожалению, после выезда в 1920 г. в Великобританию он не написал никаких мемуаров. Зато сохранились записки полковника Бориса Владимировича Никитина (1883 – 1943), командующего полевыми войсками генерала Бичерахова в Дагестане. В них рассказывается о самой поздней странице в истории Первой мировой войны (Великой войны, как ее тогда называли) на территории России, которую часто воспринимают как ранний эпизод Гражданской войны, хотя на деле это был заключительный эпизод Первой мировой войны, отчаянная битва с турецкими войсками. В сознании Никитина события в Дагестане тоже немного смешиваются с началом войны гражданской, но все же он подчеркивает, что, прежде всего, это была война с турками и завершение в России Великой войны. Глава о событиях в Дагестане вошла в книгу Бориса Никитина «Роковые годы», впервые опубликованную в Париже в 1937 г. Основная часть мемуаров посвящена событиям марта – августа 1917 г. в Петрограде, когда Б. Никитин возглавлял там петроградскую контрразведку. Последняя глава воспоминаний посвящена войне с турками на Кавказе и, прежде всего в Дагестане. Эти трагические события часто выпадают из поля зрения исследователей-кавказоведов. Вообще Кавказский фронт Первой мировой войны на сегодняшний день все еще недостаточно изучен. Именно поэтому публикация комментированного текста записок Бориса Никитина на эту тему представляется своевременной.

Михаил Юрьевич Рощин, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН 

Борис НИКИТИН.

Сражения в октябре – ноябре 1918 в районе Петровска (1) с корпусом Иззета-паши

Брест-Литовский мир вывел Россию из войны, но не мог уничтожить русской традиции, призывающей к жертвенности. Тем более настойчиво высту-пали усилия продолжать войну бок о бок с союзниками. Эти общие желания были ясно выражены на далекой окраине России, где народу удалось сбросить большевицкое иго: там сейчас же возник и свой собственный театр войны, связан¬ный с союзниками честью русского имени. На этом фронте вышел из армии русский отряд, который оставался в рядах союзников до конца Мировой войны. Только для него, не имевшего за собою Великой Державы, война с турками кон¬чилась не в день общего перемирия 11 ноября 1918 года, а на две недели позднее. В его рядах горсть русского народа вышла на свой маленький фронт и выполнила, как умела, выросшие перед ней задания.

Для союзников отряд оттянул значительные силы про¬тивника и прикрыл пути в Индию, а для русского знамени – боролся за осколки Великой Родины в Закавказье, бил боль¬шевиков и не допустил корпус Иззета-паши с его ордой (4) прой¬ти на Северный Кавказ и поднять восстание.

Вот краткие сведения об этом, совсем забытом театре Большой войны.

Новое формирование началось с того, что генерал Баратов (5) и английское командование в Персии предложили четы¬рем русским офицерам сформировать четыре отряда. Спра¬виться с этой задачей удалось только одному – Лазарю Бичерахову. После развала фронта он сколачивает свое ядро – в 1 батальон, 1 батарею, 6 сотен казаков, проходит Персию до Энзели, уничтожает по дороге большевиков и разбивает бан¬ды Кучук-Хана (6).

К этому времени, в конце июня 1918 года, командующий Восточной турецкой армией Нури-паша (7) наступает от Елизаветполя (8) на Баку, занятый большевиками.

На бакинском направлении Нури сосредоточил 5-ю пе¬хотную дивизию (Мурсал-паша); 15-ю пехотную дивизию (Юсуф-Иззет-паша); 107-й пехотный резервный полк, два батальона пограничного формирования и 4-ю пехотную ди¬визию, предназначенную для занятия центрального Азербайд¬жана, обеспечения тыла, коммуникаций и особенно для спе¬циальных формирований частей из местных мусульман (9).

Приблизительно в этих же цифрах, а именно в четыре дивизии, исчисляет силы сражавшихся турок и представитель Французской армии, много потрудившийся на Кавказе и в самом Баку в описываемый период, неутомимый генерал Шардиньи. По его же мемуарам, три вышеназванные полевые турецкие дивизии были полностью уком¬плектованы и прекрасно дисциплинированы (чего нельзя было сказать про 107-й пехотный резервный полк). И дей¬ствительно, в пополнениях военнопленными и закавказски¬ми татарами (10) недостатка не было.

В июне Бичерахов один, с двумя казаками, высаживает¬ся в Баку. Большевики в панике, предлагают ему взять коман¬дование против турок (11).

Он соглашается, вызывает из Энзели свой отряд и через три недели свергает большевиков. Последние перед падением, всту¬пив в переговоры с немцами, успевают увести с фронта отряд коммуниста Петрова, занимавший Хурдаланский участок (12). Тур¬ки выходят за Петровым к окраине Баку. Бичерахов оставляет город, идет на север, бьет большевиков, берет Петровск. Кас¬пийский флот, коммерческий и военный, порты Каспийского моря, кроме цитадели большевиков, Астрахани, – все признают Бичерахова, а правительство Союза Прикаспийских областей из¬бирает его своим председателем. Одновременно союзники при¬знают в лице Бичерахова русскую власть в крае (13).

Тем временем турки, развивая военные действия, двига¬ют в Дагестан еще в июле от своей 4-й пехотной дивизии инструкторский отряд – около 500 офицеров и унтер-офице¬ров – для формирования Дагестанского корпуса (набрали только дивизию) и для усиления нескольких десятков инст¬рукторов, группировавшихся в Чечне с весны около Шукри-бея (14) (в Ведено). В Азербайджане же к концу войны была, в сущности, сформирована одна пехотная дивизия.

Таким образом, в описываемых военных операциях на Восточном Кавказе со стороны турок непосредственно уча¬ствовали: вышеперечисленные 3,5 дивизии турок, одна азер¬байджанская, одна дагестанская, отряд чеченцев, – а всего до 6 дивизий с артиллерией, 1,5 тысячью сабель иррегуляр¬ной конницы и техническими войсками.

Сверх того, в ближайшем соседстве, в Персии, в районе Тавриза (15), турки держали в полной готовности две дивизии (3-ю и 11-ю) (16), опасаясь в Карабаге восстания армян Андраника (17), которому помогал материально Бичерахов. Поэтому приходится признать, что Русское Националь¬ное движение на Кавказе приковывало со стороны противни¬ка не менее 8 дивизий разного состава; несколько из них сра¬жались непосредственно с войсками русскими.

Разбросанные по Закавказью части этой лавины медлен¬но надвигались на Дагестанский театр войны, где на аванпо¬стах Дербента гремели выстрелы полусотни орудий и не¬скольких батальонов русских войск; они были зажаты между морем и горами – большевиками с севера, примерно по ли¬нии Терека.

Здесь в Петровске основное ядро Бичераховского отряда разворачивается до 9 батальонов, 8 батарей и 6 сотен казаков с техническими командами, и отсюда война ведется на два фронта: на север – против большевиков, а на юг и запад – против Иззета-паши и мусульман¬ских отрядов.

В эту группу Иззета входили: 15-я пехотная турецкая дивизия; части азербайджанских войск; одна дивизия дагес¬танцев и отряд горцев Северного Кавказа – все с турецкими инструкторами. Их действия мне близко знакомы, так как я был Главнокомандующим этого театра войны и Командую¬щим полевыми войсками отряда Бичерахова.

Мы вели маневренную войну, иногда без проволоки, на больших пространствах, в лесистых горах, среди враждебно настроенного населения. Одновременно турецкие эмиссары спокойно продолжали свою работу кругом военной зоны, вер¬бовали Иззету отряды из мусульман-горцев, преданных Турции.

Мы, военные, будто воскресли, снова попали на войну, жили по нормальным уставам военного времени. Казаки сра¬жались выше всех похвал. Солдаты ходили в огонь, но тре¬бовали непрестанного, неусыпного надзора. Артиллерия была прекрасная.

Острый некомплект в офицерах был больной стороной нового формирования (18). Ротами командовали прапорщики и подпрапорщики. Давал себя также знать недостаток шине¬лей, особенно в октябре и ноябре, когда дожди продолжались по несколько дней кряду.

Походных кухонь почти не было; мы довольствовались главным образом шашлыками из буйволов, от которых «ло¬мались зубы». Войска терпели. Огнестрельных припасов было достаточно.

Наша тактика – при большом превосходстве сил турок: непрестанное движение; короткие удары; сильный артилле¬рийский огонь; пехота, энергично поддерживаемая казаками.

Имея задачи и войска в других областях Каспийского бассейна, усиливаясь с каждым днем, мы вначале старались выиграть время, избегали решительных столкновений.

В первый период, если Иззет-паша наступал, то мы ему подставляли только арьергард из 2–3 рот, одной-двух сотен казаков – всего 250-400 штыков, 90-180 сабель и 2-4 орудия. Этот маленький отряд, растянутый в предгорьях, блинди¬рованные поезда (19) в приморской долине, баркасы с пулеметами вдоль берега моря – все вместе стреляли на широком фронте, заставляли Иззета каждый раз разворачивать все свои силы и делать глубокие обходы (20). Так было три раза: под Мамед-Кала (21), Каякендом (22) и Буйнаком (23). Только под Буйнаком у нас было не три, а 4 роты. Блиндированные поезда, отойдя назад, давали туркам продвинуться, потом неслись вперед, проскакивали огнем турец¬кие цепи; возвращаясь назад, они прорывались через новые цепи новых обходных колонн турок.

В бою у Каякенда наш маленький арьергард одно время подвергся полному окружению не только турецкою пехотою, но и его артиллерией, занявшей позицию у нас в тылу – се¬вернее станции у железной дороги. Замкнувшую кольцо ту¬рецкую колонну удалось разбить внезапным ударом в тыл. Мы вывезли всех и все, отделались несколькими убитыми и десятками раненых; зато особенно досталось от огня парово¬зам и вагонам, но ни один из них из строя выведен не был.

В бою под Буйнаком были пущены по одноколейной дороге, один за другим, три блиндированных поезда. Два первых, на которые сели ротмистр Рагозин и поручик Арский, пролетели со стрельбой через наступающие главные силы турок на станцию Буйнак. При поддержке третьего поезда, а также полевой артиллерии, все поезда благополуч¬но выскочили назад на север, за буйнакский виадук, расстре¬ливая свои пулеметные ленты. Они только слегка были тро¬нуты ружейным огнем и шрапнелью противника.

В войсках было много героев. Назовем нескольких из них: казак полковник Тарарыкин, подполковник Никольский, ротмистр Рагозин, ротмистр Савич, есаул Невольников, ка¬питан Евсеев, артиллерист-капитан Леер, поручик Арский, хорунжий Хмара, прапорщик Петров, – как в этих боях, так и в последующих, не знали ни страха, ни усталости, всегда рвались на новые подвиги.

Во время боев часто приходилось посылать для поддерж¬ки пехоты по 8 казаков на батальон, иногда по четыре на роту. Они скакали на смерть: редко кто из них возвращался.

Не могу не сказать двух слов о Владикавказской железной дороге (24) и ее персонале. Удивительные люди! Паровозы ходили на разведку без караулов на линию, соединяющую нас с базой – Петровском – по узкой береговой полосе. Она подвергалась на протяжении 100 верст нападению с гор. Поезда-кухни, продо-вольственные, санитарные и другие, нередко подавались пря¬мо в окопы.

На поле сражений отдельные части, взятые с обойден¬ных участков, перебрасывались в поездах под огнем, высажи¬вались и вновь велись в атаку во фланг обошедшим их перед тем колонн (Каякенд, Буйнак).

Обстрел паровозов и поездов – обычное явление. На¬чальники станций – бессменно на своем посту. Телеграфис¬ты железной дороги несли обязанности военных телеграфи¬стов. Они выстукивали по Морзе спешные боевые приказы и донесения в зданиях, попадавших под ружейный обстрел. Среди этого персонала были убитые и раненые. Никто ни¬когда не жаловался, ни разу ни о чем не просил.

Мы держались постоянным движением в горах, – веч¬ный принцип активности, – опираясь на железную дорогу.

При моем штабе состоял старший агент службы движе¬ния Красин. Ему только не хватало винтовки в руку. Иногда мне казалось, что я даю ему невыполнимые задания; он толь¬ко отвечал: «слушаюсь» и все исполнял раньше срока.

Казаков и железную дорогу я считал надежной частью моих «полевых войск».

Флот принимал участие в делах; особенно отличались канонерские лодки «Карс» и «Ардаган». Главноначальствущий флотом – достойный сподвижник Бичерахова – пол¬ковник В. Г. Воскресенский крепко держал в руках своих мо-ряков. Условия были необычайные – достижения тоже. Одно из таковых – замечательный договор Воскресенского с Мурсал-пашой, по которому турки снабжали нефтью весь наш Каспийский флот, дравшийся с ними же – турками (25).

Конец войны прошел у нас тоже необычайно. Я его за¬писываю подробнее. В нем выразилась глубокая русская драма людей, лишенных отечества. Защищая свою честь, они пали последними на фронте Большой войны.

В октябре 1918 года мы развиваем с флотом наступатель¬ную операцию под Дербентом в районе Мамед-Кала.

Три батальона успешно продвигались в предгории. Пре¬красно работали казаки глубоким охватом в горах, а с моря «Карс» и «Ардаган» продольным огнем по окопам на дистан¬цию от 2 до 7 верст. Командиры канонерок и моряки-артил¬леристы накануне объехали позиции, а в день боя их коррек-тировал T.S.F.

Турки были быстро подавлены перекрестным огнем с моря, полевой и тяжелой артиллерией из приморской доли¬ны. Затем их фронт был широко прорван нашей пехотой. Загнанный в Дербент, Иззет-паша к вечеру 13 октября во вре¬мя боя присылает мне парламентера с предложением заклю¬чить мир.

Я не отвечаю и продолжаю бой.

Ко второй половине дня мои батареи полевой артилле¬рии переехали от Мамед-Кала на новые позиции к разъезду Огни, на 4-5 верст вперед; 9-дюймовые бомбы тяжелой артил¬лерии снесли участок окопов первой линии турок. От горцев, шедших с турками, я узнал впоследствии некоторые подроб-ности: с моря метким огнем особенно «свирепствовал» кра¬савец «Карс». (Он близко подходил к берегу, чтобы лучше следить за наступлением пехоты.) Иззет выезжал в цепь за¬крывать прорыв, останавливать свои войска у Дербента.

Моя пехота, в которой перед боем на роту приходилось по одному офицеру, за день понесла значительные потери; ночью сильно сказалась убыль в офицерах: достаточно было бы одного эскадрона, чтобы захватить всю мою артиллерию, но турки отступали к самому Дербенту. Таковы наши корот¬кие удары.

На следующее утро Иззет повторяет попытку мирных переговоров: он снова направляет под белым флагом новую делегацию, на этот раз прямо в Петровск, к Бичерахову.

«Кто вы такие? России уже нет и никогда не будет. Отой¬дите на север, за Кубань», – писал нам Иззет.

Бичерахов, как председатель Временного правительства Союза Прикаспийских областей (26), резко отвергает предложение.

Но вот, после 2 ноября 1918 года, узнав, что Турция капи¬тулировала, мы сами извещаем об этом Иззета и предлагаем ему вывести войска из боевой линии, на 25 верст назад. Хит¬рый турок выговаривает себе на размышление два дня, по ис¬течении которых обещает прислать свой точный ответ.

Боевые действия, наша активность и огонь с обеих сто¬рон прекращаются. Иззет спокойно использует выговорен¬ный срок и через 2 дня переходит в наступление по всему фронту. Движение, инициатива уже его.

Петровск сразу наполняется бежавшими с позиций сол¬датами. В городе паника. Порт горит.

На фронте разыгрываются упорные и кровопролитные бои за подступы к Петровску и особенно на западном нагор¬ном секторе – на высотах Тарки-Тау, где в контратаках с руч¬ными гранатами гибнут лучшие офицеры, солдаты и матро¬сы (27). Смертью их, после третьей контратаки, на утро второго дня боя русские войска прорывают фронт противника в на¬правлении на Кизил-Агач (28), после чего наступление турок за¬метно приостанавливается.

Оказавшаяся у нас случайно проездом Уральская офи¬церская казачья полусотня – 50 офицеров – влилась по вой¬скам боевой линии. Эти офицеры почти все погибли.

Доблестно сложили головы в третьей контратаке матро¬сы 2-го десантного отряда; они отбили окопы на спуске в самый Кизил-Агач.

Сподвижники Иззета мне рассказывали впоследствии, что тогда его спас от катастрофы отряд чеченцев – вождя Веденского округа Али Митаева (29), пришедший в последнюю минуту с Северного Кавказа. То же подтвердил в подробнос¬тях сам старый кунак – Али Митаев, – приезжавший ко мне раскаиваться через два месяца.

Турецкая орда с большим числом пулеметов все же пол¬зет с разных сторон по лесистым отрогам и местами влезает на горный хребет Тарки-Тау; но ключ к овладению всего греб¬ня и единственный из него выход к Петровску до конца остается в наших руках. Здесь, наверху, на лесистом плато в цен¬тре массива сохраняются едва заметные развалины маленькой исторической крепости Тарки, воздвигнутой основателем Рус¬ской Армии и Флота Петром Великим (30). Уцелел от времени, собственно, длинный сарай со стенами из каменной кладки, впоследствии реставрированный, но уже наполовину разрушен¬ный; стены были без бойниц и почти без крыши. Здесь поме¬щался штаб полевых войск.

Величественная панорама открывалась с высот Тарки-Тау на восток: неизмеримая пропасть в приморскую долину Даге¬стана, далеко внизу, как на ладони, наши северный и южный секторы, между ними город, огонь и дым горящих пакгаузов, миниатюрный порт, маленькие, игрушечные пароходы, а даль¬ше, пока доступно глазам, – широкое, открытое море.

Из этих развалин Тарки офицеры штаба полевых войск и его команда в течение суток в штыки отбивали последние атаки турок, при славной поддержке своих четырех казачьих пулеметов и двух конно-горных орудий; последние били кар¬течью.

Начальник штаба полевых войск – ротмистр Татарского конного полка Рагозин пал смертью славных: раненный, с саблей в руке, с криком «Вперед!», он бросился в контратаку, но тут же был сражен двумя ручными гранатами.

Наши гаубицы с южного отрога кряжа безостановочно перекидывали бомбы по артиллерии и лесным опушкам, за¬нятым противником, а полевые орудия и конно-горные ба¬тареи состязались с турецкой полевой артиллерией, стоявшей на закрытых позициях на соседнем гребне к западу.

Последний день грохот турецких пулеметов сливается в непрерывный гул. Жители Петровска его слушали долго. Становилось вероятным, что для обеих сторон наступил по¬следний день боя; такой ураган пулеметного огня долго мож¬но развивать только в большой позиционной войне при тех¬нически оборудованных путях подвоза патронов, а не на гор¬ных высотах, куда мы с трудом поднимали питьевую воду.

Надо было во что бы то ни стало дотянуть до вечера.

И вот верные друзья полевых войск «Карс» и «Ардаган», выйдя на легкой волне из порта, начинают залпами посылать вверх на массив снаряды своих дальнобойных 120-миллимет¬ровых орудий. Они несутся с моря, перелетают на излете через головы защитников, иногда глохнут в лесах или выбра¬сывают вверх столбы земли с деревьями, но в большинстве ложатся по главным резервам Иззета на главном Кизил-Агачском подступе. Земля дрожала.

Меня сильно беспокоило: как удастся провести этот импровизированный артиллерийский маневр с моря при кач¬ке, дальней дистанции и стрельбе по «невидимой цели». В его успехе и заключался наш последний шанс задержать резервы турок и новые подошедшие к ним из Дагестана отряды.

Начав пристрелку с отметкой для судов вершины, кор¬ректируя стрельбу, я поворачивал влево и все снижал огонь, передавая свои наблюдения по телефону в порт лично на¬чальнику штаба Бичерахова Мартынову; он же сам пересы¬лал их дальше на суда по T.S.F.

Моряки-артиллеристы еще раз показали свое искусство, ни разу не хватили по своим и, несомненно, ослабили по¬следний удар, который с утра готовил нам Иззет.

Турки от ближайших цепей настойчиво продолжали на¬капливаться перебежками из леса с двух противоположных сторон в складках местности по большому открытому полю перед Тарки. Часам к 5 дня из тех, кто близко, их как будто уже несколько сот, а ближайшие из них зашли нам в тыл спра¬ва и уже у самых развалин. Они готовятся повторить свои приступы, но уже более крупными силами, которых мы не выдержим; они явно подтягивают участковые резервы.

Но их цепи не успели подняться для штурма. На них из-за развалин вышли в контратаку цепи команды штаба, а че¬рез несколько минут подтянутый последний резерв – бата¬льон капитана Евсеева, при нем же и старый стрелок, капи¬тан Конакин. Всех вместе с телефонистами и денщиками набралось около 400 человек.

Подъем духа офицеров был так велик, что некоторые из них: Вознесенского уланского полка ротмистр Савич, штабс-капитан Борисов, мой адъютант поручик Арский, начальни¬ка телефонной команды поручик Черноморов, ординарец прапорщик Петров, – идя в атаку, в азарте сбрасывали на зем¬лю шинели и кителя, уверяя, что они стесняют движения вин-товки и что им слишком жарко. (Некоторые офицеры опроки¬дывали на огонь свои котелки с горячей пищей: думали, что выходят умирать.)

Под самый конец одной тяжелой сцены не выдержали два солдата-артиллериста: потрясенные, может быть уже душев¬нобольные, они побежали назад и в нескольких десятках шагов бросились с отвесной скалы в пропасть к аулу Тарки, где, конечно, разбились насмерть. Остальные солдаты все вышли за своими офицерами. Головная рота последнего ре¬зерва была выведена Черноморовым по боковой тропе в свою очередь в тыл турок, зашедших перед тем нам в тыл справа. Остальные роты развернулись через Тарки.

Одновременно герой-казак хорунжий Хмара идет с нами в цепь со своими пулеметами, а конно-горные орудия штабс-капитана Гибера выкатываются под пулеметным огнем на открытую позицию, теряют часть прислуги, но открывают огонь. Хорошо стреляли, хорошо отвлекали на себя огонь; последнее было чрезвычайно важно. Стояли в пятидесяти шагах правее вышеназванного сарая. Гибер просил меня за¬писать действия этих орудий, что я с удовольствием и делаю.

Турки не приняли нашего штыкового удара. Они повер¬нули и стали спешно уходить в леса, увлекая за собою и тех, кто занимал их кольцевую опушку; мы ее проходим своими цепями. Их пулеметный огонь прекращается быстро. На вы¬лазке мы теряем убитыми и ранеными около 80 человек. Из перечисленных офицеров были ранены – легко Черноморов и Петров, они остались в строю, и тяжело в живот Евсеев, но поправился.

Наконец, за пулеметами постепенно умолкают и ружей¬ные выстрелы. Начинает темнеть, и солдаты впервые разво¬дят костры вокруг своей Тарки. Для меня они зажглись как-то сами собою. Ставить охранение было ни по настроению, ни по обстановке, ни по силам.

Только одни «Карс» и «Ардаган» возобновили огонь, пре¬рванный на время вылазки. О них мне напомнил по телефо¬ну Мартынов. Я согласился, но уже на удлиненный прицел и по главной турецкой артерии.

До самой темноты они посылают свои мощные залпы по дальнему Кизил-Агачскому прицелу и своими дивными гро¬мовыми раскатами, оглушающим эхом, повторяемым в горах, вспышками разрывов, видимых на фоне темнеющих лесов, приятно напоминают собравшимся, что они тоже с ними.

Наступила ночь. Где-то высоко, высоко над головой на излете изредка проносятся никому не нужные пули, но ско¬ро и они умолкают и на этот раз – навсегда.

Именно этим эпизодом, а не выходом турок к Петровску, и даже не подходом их к проволочным заграждениям, закон¬чилось сражение, затеянное Иззетом после заключения всеоб¬щего перемирия. Паника в порту, охватившая беженцев и сол¬дат, прекращается суровыми мерами. Бежавшие солдаты воз-вращаются на фронт, занимают позиции западного сектора и тем смыкают линию кольцевых укреплений Петровска (31).

Выход всех в контратаку из Тарки с орудиями и пулеме¬тами был из последнего. Далее уже решала судьба: если наши силы действительно кончились, то то же оказалось и у Иззета. Те же его сподвижники, вспоминая «ад всех перемешав¬шихся огней», и нашего, и своего собственного, уверяли меня впоследствии, что в сражении под Петровском они расстре¬ляли все патроны своих полевых и головных парков. Может быть, и так: вышедшие целыми из этих боев некоторое вре¬мя оставались полуглухими.

Против развалин Тарки Иззет последовательно поднял на горный, лесистый Таркинский плацдарм и в конечном итоге развернул: всю 15-ю пехотную турецкую дивизию, команды пополнения закавказских татар, несколько дагестанских фор¬мирований и 2 тысячи чеченцев Али Митаева. Отдельные да¬гестанские отряды оставались внизу против других секторов.

Ряд наших контратак (больших раздельных было четыре) и сосредоточенный огонь – главным образом артиллерийский – так и не допустили этим частям продебушировать из лесов, в которых они перемещались. Человек исключительной храброс¬ти, Иззет не был в решительном месте, а оставался с артиллери¬ей на соседнем гребне. От захваченных пленных мы узнавали, что они изнемогают от усталости и жажды.

Через сутки, которые действительно проходят в мертвой тишине, мы с Бичераховым обсуждаем план будущих дей¬ствий. Турки остановились и засели в лесах. Иззету не уда¬лось нас сбросить в море или, говоря военным языком, взять Петровск открытой силой. Имея флот, обрекать себя на тес¬ную осаду и пассивное сидение, то есть на верное самоубий¬ство, или вести трудные для нас лесные бои через Тарки – не входит и никогда не входило в наши расчеты. Да это совсем не отвечает и новым задачам правительства прикаспийских областей. Наконец, можно было свободно выйти на север вдоль железной дороги, так как против северного сектора турок уже не было, но это значило бы оставить вопрос с Из¬зетом неразрешенным.

Мы решаем: пользуясь флотом и базируясь на Ленко¬рань, выйти на пути сообщения Иззета, захватить Баку.

По нашим планам, эта операция должна была привести к полному уничтожению Иззета. До сих пор стратегический выход на сообщения турок нами откладывался, так как нельзя было дробить сил. Теперь для всей массы революционно на¬строенных солдат он представлял единственно правильное решение, независимо от новых политических заданий, по¬явившихся с окончанием войны. Странное положение: вой¬на с турками кончилась для союзников, но не для русских войск!

Мы эвакуируем 3 000 раненых и больных по портам Кас¬пийского моря, сажаем при полном затишье на фронте весь отряд на 57 судов и производим десантную операцию на но¬вое государство Азербайджан, только что построенное Тур¬цией и превращенное в базу Иззета.

Всего с беженцами на суда посажено было более 60 000 че¬ловек. Беженцы – главным образом армяне из Эривани и Баку. Погрузили всё – до последнего парка и обоза. Русские войска с представителями союзников и их коман¬дами высаживаются прямо в столице Азербайджана – Баку, чем лишают турок базы и их единственной коммуникационной линии, идущей через Баладжары (32) на Закавказье. Мы захватыва¬ем громадные склады и запасы снарядов, военного и интендан¬тского снаряжения. Усиливаем личный состав. Через два дня часть отряда садится в поезда, спускается по коммуникацион¬ной линии Иззета, в Петровск, а 30 ноября высаживается на его вокзале.

Флот прикрывал десантную операцию с севера. Коммер¬ческие пароходы «Каспий» и «Орленок», вооруженные пуш¬ками, вступают в бой у Старо-Теречной (33) с четырьмя вооружен¬ными кораблями большевиков, топят один из них, выводят из строя другой, после чего двое оставшихся поворачивают и уходят в Астрахань. «Орленок» загорается, но успевает спра¬виться с пожаром. Генерал барон Арисгофен (34), ехавший к нам для связи от Добровольческой армии, попал случайно на «Орленка»; получив свое морское огневое крещение, он вос¬торженно отзывался мне о действиях матросов в этом бою против большевиков.

Каспийский флот в очень трудных условиях выполнил операции переброски базы в Ленкорань и десанта в Баку. Буря, разразившаяся в открытом море, не нарушила плано¬мерности в проведении решающего стратегического хода. Главноначальствующий флотом В. Г. Воскресенский показал всю свою находчивость, исключительную энергию и распо-рядительность.

Как мы рассчитывали, наш выход на пути сообщения Иззета сильно охлаждает воинственный пыл последнего. Он отказывается от плана завоевать Северный Кавказ и от про¬возглашения самостоятельной Горской республики. Сам Иззет с эмиссарами уходит горами в Турцию, а турецкие войска, после коротких переговоров, эвакуируются, но уже не на 25 верст назад, а через Баладжары по Закавказской железной дороге в Малую Азию.

Несколько главарей-горцев, сподвижников Иззета, за¬просили меня через своих родственников: «Могут ли они при¬ехать в Баку с тем, что не будут арестованы?» Фамилии не имеют значения. Еще за год перед тем мы вместе, как братья, ездили в Екатеринодар открывать Русский Юго-Восточный Союз.

Мой штаб волновался. Я ответил: «Могут». Новые зада¬чи, новая политическая обстановка. Я считал, что не мы бу¬дем проводить границы России, а будущие поколения.

Я знал, что запросившие меня горцы не верили в буду¬щую независимость своих народов, а ошибочно поддались к туркам, думая защититься от большевиков. Много раз перед тем они сами мне говорили, что неприступный Кавказский хребет с юга создает такие условия, при которых Северный Кавказ должен и может жить вместе только со своими север¬ными соседями, и что они не хотят его превращать войной «во вторую Галицию» (35). Однако несколько иначе звучало их и Иззета письмо, посланное в день боя 13 октября из Дербен¬та в Петровск – Бичерахову, в котором они писали обо мне и приводили свою расценку моих боевых действий.

В Баку я принял их молча, стоя, заложив руку за спину. На всякие их приветствия я спросил: для чего они с Иззетом, после заключения мира, убили моих лучших офицеров и сол¬дат и где теперь их турецкие войска? Они просили забыть, но ведь это невозможно: павшим на поле чести ставят памятник славы.

В литературе указывают, вероятно, за отсутствием точных данных, что турки ушли с Северного Кавказа вследствие окон¬чания Европейской войны– 11 ноября 1918 г. и даже из-за занятия нашими союзниками Закавказья. Как можно усмот¬реть из приведенных выше фактов, Иззет-паша был только на пороге Северного Кавказа; сверх того, ввиду специальных за¬даний и соглашений, Иззет не признал всеобщего пе¬ремирия; результатом этого и явились кровопролитные бои, разыгранные именно после всеобщего перемирия.

Наконец, возвращение Иззета через горы в Турцию и прекращение войны были вызваны не занятием Закавказья союзниками, которые, кстати, его никогда не занимали, а захватом русскими войсками (десантом на Баку) всей базы и коммуникационных линий Иззета.

И как раз наоборот, составлявшие Закавказский край того времени республики Азербайджан и Грузия (не считая Армении) значительно содействовали планам Иззета, который должен был построить буфер между ними и Россией (то же, выражаясь языком горцев: превратить Северный Кавказ во вторую Галицию).

В Азербайджане содействие это выражалось в превраще¬нии всей республики целиком в базу Иззета. Содействие Гру¬зии, дипломатическое, восходит еще к самому началу – к отправлению мусульманской делегации к турецкому султану.

Наша высадка в Баку вызвала немалое волнение в Закав¬казье и весьма обострила антирусскую политику сепаратист¬ских группировок этих двух республик; последние не только не составляли угрозы Иззету, но, естественно, продолжали более чем когда-либо оставаться его союзниками.

Наш противник Иззет в своих официальных письмах, его горцы отводят вышеуказанным операциям русских войск со¬ответствующее им место. Большевики вносят путаницу, но хорошо помнят Бичерахова, что видно хотя бы по кратким заметкам в номерах «Красного Архива».

Наряду с этим, в вихре страстей разных изданий, от пе¬риода Бичерахова осталось пустое место.

Между тем Бичераховская глава, русскою кровью напи¬санная, имела свое определенное значение как конца обще¬европейской войны (хотя бы моральное), так и в истории русской революции.

В развитии гражданской войны Бичерахов получил весь флот Каспийского моря и почти весь Каспийский бассейн, отбитый им у большевиков. Стратегическое положение освобожденных областей, богатства территорий и войска, связанные флотами коммерческим и военным, делали их большим русским центром всей окраины в течение половины 1918 года и начала 1919 года.

Следы остались – могилы русских войск тянутся по длин¬ному пути из далекой Персии до высот Тарки-Тау. По ним под¬нялся упавший трехцветный флаг. Это появление национальных цветов вызывало моральный подъем далеко, далеко за перифе¬рией нового центра, откуда устремлялись к нему живые силы.

Бичерахов усилил Русское Национальное движение на Кас¬пии, его возглавил и канализировал. Совершенно реально он имел войска, один сражался с турками, один щедрой рукой во многих миллионах оказывал материальную помощь казачьим об¬ластям уральцев и терцев, поддерживал деньгами Русское Дело в Закавказье и восстания Андраника в Армении, перебрасывал пат¬роны кубанским и кабардинским партизанам и т. д.

Да и в самом Баку, занятом турками, резню армян пре¬дотвратили те же русские пушки, наведенные с кораблей Воскресенского, и угроза его по заложникам – пленным на острове Наргене (36).

Наконец, на фронте с Большой войны против турок наши русские войска выполнили свои задания: оттянули значитель¬ные силы, прикрыли пути в Индию, а маневром на Баку – справились с турками собственными штыками. Они не про¬пустили корпус Иззета пройти на Северный Кавказ, где Из¬зет должен был поднять давно подготовленное восстание.

Такой итог войны признавал противник.

Без этих войск турки вышли бы на Терек в августе 1918 г., и только упорными боями был сорван план их – отбросить русских за Кубань, на которой только что начинала действо¬вать еще маленькая Добровольческая Армия.

Наш союзник, английской службы генерал Томсон говорил мне в Баку, что требовал через свое главное командование аре¬ста и предания Иззета-паши суду Международного трибунала. Я не знаю, какие последствия имели эти требования. Был бы рад узнать о них хотя бы теперь.

Ведь как ни замалчивать, а мировая война для этого от¬ряда русской армии закончилась уже после общего мира, за¬ключенного союзниками.

Именно после 11 ноября 1918 года – этой счастливой для союзников даты – русские войска прошли через тяжелые бои, потеряли своих лучших воинов на внешнем фронте союзников.

Подготовка текста и примечания - М.Ю. Рощин

воинское искусство / вооружения грант-2016 Дагестан историография Каспий Россия Турция

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: