ПОЛИТИЧЕСКОЕ КРЕДО СВ. ИЛЬИ ПРАВЕДНОГО

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Григол РУХАДЗЕ | 17.11.2015 | 10:11

В качестве предисловия.  Илья Чавчавадзе, причисленный Грузинской Православной Церковью к лику святых (в 1987 году), является главным «христианским просветителем» и идеологом грузин во второй половине 19-ого и начала 20-ого веков. Интеллектуальное наследие князья Чавчавадзе и по сей день актуально для Грузии. Политически для сегодняшней Грузии особенно релевантен непререкаемый авторитет Св. Ильи Праведного, убиенного социал-демократами в 1907-ом году, среди грузинского народа. На Чавчавадзе ссылаются часто и действующие политики. Поэтому неудивительно, что идеи и воззрения великого грузинского просветителя порой пытаются интерпретировать по-своему, в собственных политических целях. Для российского читателя И. Чавчавадзе может быть интересен его отношением к России и его видением политического будущего Грузии. Именно данный аспект наследия Св. Ильи Праведного подвергается особо превратной интерпретации со стороны грузинских либерал-националистов, которые не избегают и искажения фактов. Автор данной статьи даёт ответ всем псевдо-интерпретаторам Св. Ильи Праведного.

Описание реальной картины социального положения, на фоне которой мы собираемся рассмотреть взгляды Ильи Чавчавадзе, дается в следующей справке: незадолго до распада Советского Союза, в 1987-1991 годах были напечатаны первые пять томов (каждый том по 80 000 экземпляров) из двадцати томов сочинений Ильи Чавчавадзе. А в независимой же Грузии тираж сократился вначале до 700, а затем до 300 экземпляров. Так, на примере судьбы печатного наследия Ильи Чавчавадзе, статистический показатель отразил катастрофу грузинской культуры, согласно которому коэффициент отставания составляет 99,6% .

Несмотря на это, мы не имеем права предаваться пессимизму, ибо сам Илья Праведный стоит на страже нравственности и всегда напоминает, что защищать и сохранять для потомства национальные ценности и святыни, обязанность каждого грузина. По нашему мнению, среди этих ценностей жизненно важной является выяснение вопроса о политической ориентации родины. Этот вопрос становится актуальным из-за той сложной ситуации, в которой наша страна находилась и находится почти всегда: в XVIII веке, против агрессии Персии и Турции, Грузия заключила союз с единоверной Россией. В настоящее же время, отделенная в XXI веке от Абхазии и бывшей Южной Осетии, Грузия ориентирована на сотрудничество с защитниками прав ЛГБТ в лице США и Евросоюза. А перспектива взаимоотношения с Россией остается неясной. Вместо того, чтобы попытаться устранить конфликт и разрядить ситуацию с Россией, из-за ощутимого влияния внешних сил, не удается установить даже дипломатических отношений с соседним государством. 

Для проведения параллелей и выяснения, как решались на протяжении трёх веков национально-государственные вопросы, мы, в первую очередь, обратились к известному рассказу Ильи Чавчавадзе «Записки путника», ибо именно в ту четверть прошлого века национально-политический спектр обнаружил в этом рассказе необходимую и надобную для воздействия на сознание широких народных масс магическую фразу.

В рассказе «Записки путника», на вопрос путника, «чем прошлое время лучше настоящего», горец (мохеве) Лелт Гуниа отвечает: «раньше плохо ли, хорошо, «а себе принадлежали» и тем и было лучше». Выслушав множество осуждений в адрес обрядов и традиций грузин, автор заканчивает его следующим рассуждением (мы используем более распространенный вариант рассказа): «Не стану входить в объяснение того, прав или нет мой горец. Мое разве это дело? Я мельком только вспоминаю про то, что слышал дорогой от спутника, и стараюсь о том, чтоб сохранить смысл его речи и протяжный его горский говор. И если достигну этого, стало быть, выполню, что задумалось.

Мой горец рассказал мне еще и о том, чего не напишешь по причинам многим и разным… Скажу лишь, что речами своими дал он мне знать, что душа его ранена.

 Мне понятно, мой горец, каким жалом ты уязвлен. «Прежде сами себе принадлежали», ты сказал… я же… услышал. Услышал, и внезапная боль пробежала от мозга моего к сердцу, там, в сердце, разрыла могилу и погреблась в ней. Доколе оставаться ей в моем сердце? Ответь мне, моя дорогая отчизна!...» (1)

Трудно представить, сколько грузин ощущали эту боль, однако не ошибемся в расчетах, если скажем, что после распада Советского Союза и начала т.н. национального движения, индекс цитирования слов Лелт Гуниа в грузинском медиа-пространстве превосходит знаменитую триаду самого Ильи (Родина, язык, вера). Эта триада стала не только лейтмотивом митингующих партий, но и превратилась в лозунг всей грузинской политики. Один современный историк и поныне напоминает: «В 1975 году, в неопубликованной к тому времени статье, Звиад Гамсахурдиа отмечал: «Смысл всей своей деятельности Илья вложил в слова Лелт Гуниа: «сами себе должны принадлежать». Именно к этому стремилось поколение творческой интеллигенции грузинских писателей в девятнадцатом веке, именно во имя этой идеи пожертвовал собой Илья». (2)

У нас, на сей раз, нет возможности хотя бы поверхностно рассмотреть литературное наследие творческого поколения грузинских писателей XIX века. Однако, на основе анализа их наследия, можно выделить главный вопрос: действительно ли Илья Чавчавадзе вложил смысл всей своей деятельности в слова Лелт Гуниа и действительно ли он пожертвовал собой во имя этой идеи? – Надеюсь, что завтра никто не устроит митинг и не попытается настроить общественность против моего мнения. Так что, позволю себе критически рассмотреть этот вопрос и представить читателю на рассмотрение несколько аргументов.

1. Прозвучавшая в конце XIX века в рассказе Ильи Чавчавадзе «Записки путника» теза, принадлежащая Лелт Гуниа, превратилась в кардинальный вопрос грузинской политики потому, что лидеры «национального движения» подразумевали в ней не только стремление к государственной независимости, но и разрыв связи, существующей между Россией и Грузией. По идее, им вышеотмеченная теза давала эту возможность, ибо горец, фактически, был противником заключенного Георгиевским трактатом союза, а «националы» – выступали против пребывания Грузии в составе Союза Советских Социалистических Республик.

Поскольку грузинская действительность превратила этот рассказ Ильи Чавчавадзе в документ, и высказанные в нем соображения отожествила с позицией самого автора, то, следовательно, и мы должны учесть все идейные нюансы рассказа «Записки путника» и сделать соответствующие выводы.

2. Думаем, нет ничего спорного в утверждении, что провозглашенной Лелт Гуниа тезе политический статус придала концовка рассказа. Именно повторение слов горца и вызванная этим пронзительная душевная боль изваяла его рельефный образ, иначе «плохо ли, хорошо» высказанная во время диалога горцем мысль, не приобрела бы исторического значения. Понятно, что высказанная Лелт Гуниа фраза восприняла вышеопределенное содержание, однако помимо сочувствия путника к горцу и «некой внезапной боли», мы в этой фразе не видим позицию самого автора, т.е. программу действия мудрого Ильи.

Потому объясняет автор: «Мне понятно, мой горец, каким жалом ты уязвлен… ты сказал… я же… услышал». – И это совсем не странно. Ведь к тому времени Илье всего 24 года и только что вернувшийся на родину будущий «некоронованный царь», чтобы успокоить душевную боль, ответы на вопросы ждет от любимой отчизны. Он пока еще многого не знает: «Как я встречу свою отчизну, и как встретит меня она?»; «Как хорош пробудившийся человек!... Как хорош бдящий и ночью, страждущий болью отечества!... Отчизна, есть ли в тебе такие? Когда есть, я примусь их отыскивать и, сыскав, поклонюсь им!...». - К сожалению, у этой прекрасной страны не оказалось способности последовать за путеводным лучом, сопутствующим самоотверженному и поклониться божьему посланнику. Однако, это тема заслуживает отдельного рассмотрения, а мы вновь обращаемся к «Запискам путника».

3. По нашему мнению, из всего диалога, очевидно, что автор не оценивает, а только комментирует соображения горца. Например, путник не отвечает эмоциональному горцу, у которого продолжительное мирное время (Грузия к этому времени почти 60 лет находилась под покровительством России) притупило восприятие действительности: «Что нам мир на пустой желудок?... Покоя и мира нам хватит и в земле…»; Как видно, горец надлежаще не может проанализировать и оценить нашествия лезгин, персов и тюрок: «Теперь купци-армяне разоряют нас еще пуще»; Несмотря на то, что наш горец много слышал о братоубийственных войнах («Кахетинцы много горцев поубивали»), он все же не благодарен судьбе, что «Теперь все мы, грузины, братья». 

 Лелт Гуниа – обыкновенный грузин, чувства которого превалируют над разумом и поэтому он обо всем имеет свое собственное мнение и не стесняется искренне выражать его. Если судить по этой способности, то Лелт Гуниа типичный представитель нашего общества. Однако это вовсе не означает, что мы должны идеализировать его свойства или мысли, тем более, что сам автор не ставил это своей целью.

4. Вместе с тем, как видно из документального материала, и у Ильи Чавчавадзе было двойственное отношение к последнему абзацу рассказа. Подобное утверждение основано на следующих фактах: в одном из трех дошедших до нас автографов рассказа «Записки путника» (рукопись U, № 149) последний абзац («Мне понятно… ответ») полностью зачеркнут, (3) а в печатном тексте первой публикации рассказа (журн. «Кребули», № 5, 1871. стр.1-16) тот же абзац, кроме первого предложения («Мне понятно… уязвлён»), вообще отсутствует. (4)

По нашему мнению, эта неопределенность обусловлена следующим обстоятельством: если в этой тезе («сами себе должны принадлежать») вложить только лишь вышеуказанный смысл, то причина, обуславливающая душевную боль путника, в смысле содержания, сузится; Кроме вышеотмеченной причины, в рассказе перечислены столько забот и печали, что она (теза) не сможет отразить все эти проблемы. И что самое главное, для Ильи Праведного не только печаль Лелт Гуниа, но и сама личность Лелт Гуниа является душевной болью, ибо горец страдалец, обременённый жизненными тяготами человек, который даже не искал путь спасения и у которого никакой надежды уже не осталось. 

Такой человек, естественно, не сможет взвалить на себя и выполнить задуманное Ильей всенародное дело и поэтому Илья только надеется найти истинного патриота, болеющего и переживающего за свою страну, а если найдет, то, как и обещал, преклонится перед ним.

5. Горцу, говоря его же словами, Георгиевский трактат принес только лишь «пустую свободу». Кроме того, что это понятие антиномное, т.е. имеет противоречивое содержание, оно, в то же самое время, отрицает заслуги царя Ерекле II, подготовленный и оформленный документ которого, по мнению горца, принес Грузии именно этот безрезультатный и тщетный мир. У Лелт Гуния имеется четко определенная позиция по этим двум вопросам. Сейчас проследим, как оценивает Илья Праведный с одной стороны, мир, и с другой стороны, личность и великие деяния Патара Кахи.

«Мир, спокойная жизнь есть почва, на которой произрастают деревья и плоды науки, образования, литературы… А в нашем веке царит мир, спокойствие; Следовательно, наступило время литературы, просвещения и искусства, которое человек должен умно и выгодно использовать», (5) а плодородность науки само собой означает культурное и экономическое продвижение, развитие отраслей народного хозяйства. Поэтому, если человек использует мирное время с умом, оно не может быть «пустым и тщетным». Если у кого-нибудь, наподобие Лелт Гуниа, желудок пуст в мирное время, причину следует искать в самом себе, а не в другом.

Более того, не только содержание, но и сам термин «мир» имеет сакральное значение, ибо мир с христианской позиции, отождествлен с благословлением. В библейских книгах, патристической литературе и литургических текстах основной формой благословления используется пожелание мира: «Мир Вам», «Мир дому сему»… И ангелы благословляют мир на земле этими благодатными словами: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лук. 2,14). Под конец, послушаем добродетельного наставника и бескорыстного служителя грузинского народа, св. эпископа Габриела (Кикодзе): только там возможно богослужение, спасение и стремление к небесам, где царит мир. Этот небесный дар Бог дарует той стране и народу, в котором царит истинная вера и богослужение и в котором святая Православная Церковь прочно обосновалась и заботится о нравственном совершенствовании народа. (6) 

Возможно, не было надобности столь пространно говорить о мире, однако, как видно, его всегда следует защищать. 

6. Теперь, несколько слов о желанном мире, в утверждении которого решающая роль принадлежит царю Ерекле II. Следует отметить, что оформленный царем Ерекле (Ираклием) II соглашение воплотил в жизнь его старший сын, царь Картли-Кахетинского царства Гиорги XII (в 1799 году, сразу же после вступления русской армии в Тбилиси). Однако, не следует забывать, что почва для этого была подготовлена подписанным в 1783 году Георгиевским трактатом.

Что касается отношения Ильи Праведного к личности царя Ерекле II, однозначно можно сказать, что Илья всегда считал царя Ерекле «блистательным царем и железными вратами Грузии». А для возвеличивания личности Патара Кахи без зависти ссылался на строки Николоза Бараташвили, Важа-Пшавела и Григола Орбелиани. (7) Говоря словами Ильи, Ерекле II является тем величественным царем, «свет которого и поныне озаряет нас». (8)

7. И, наконец, последний вопрос, рассмотрением которого, по нашему мнению, можно исчерпать тему. Это касается отношения Ильи Чавчавадзе к России, но не пылкого и страстного молодого «путника», а перешагнувшего за шесть десятков мудрого, имеющего богатый жизненный опыт человека. Вот, что говорил в конце XIX века Илья Праведный: «Не стоит скрывать: мы безусловно любим свою родину и не следует это скрывать. Если мы любим свою родину, любим и Россию. Это столь естественно, столь ясно и столь легко понять по своей сути. Россия защитила нашу страну от безисходности и разорения, она и сегодня оберегает ее от всех мук и страданий, она излечила все ее раны… Наша любовь к нашей родине сама собой представляет ту плодородную почву, на которой произрастает наша верность и любовь к России. Наша любовь к нашей родине крепкая и связывающая нить, которая объединяет наши помыслы и надежды с лучшими помыслами и надеждами русских. Именно в любви к нашей родине следует искать средство для сближения и единения частей с целым во благо всем. Лишите человека любви к родине и вы не сможете найти в его сердце места, где произросли бы корни верности и любви». (9)

Такова апология верности и любви сопереживающей родине души, что и вправду естественна и легко понятна, но только для людей не лишенных отзывчивости. Не следует кому-либо упускать из внимания и то, для нашего великодушного грузина, Ильи Чавчавадзе, чуждо было всякое лицемерие, преклонение и, используя современную терминологию, двойной стандарт. В народе его нарекли Праведным именно за порядочность, честь, достоинство и правдивый образ жизни. 

Илья Чавчавадзе не хуже других знал, что «…в наших рядах очень часто появлялись такие влиятельные люди, якобы верные правительству и будто заботившихся о российских интересах, которые словно умышленно желали затоптать, подавить и уничтожить все, что было связано и напоминало об истории нашего народа», (10) однако в борьбе за освобождение родины впереди всех на передовой линии стоял он – Илья. Именно поэтому любое сказанное им слово звучит столь правдиво, достоверно и неопровержимо. Мудрость, выраженная в его рассуждениях, столь разностороння и масштабна, что разумная нация о лучшем предводителе в этом преходящем мире и мечтать не могла бы. Однако, пока, как видно, введенная разными политическими экспертами в заблуждение общественность верит, что Илья был сторонником европейского пути развития. И если не случится чудо, то она готова повторить допущенную век назад ошибку.

Выражаем надежду, что возможно слова некоронованного царя Грузии о роли России в нашей истории заставит задуматься хотя бы несколько человек и наш очерк заканчиваем выпиской из публицистического письма Ильи Чавчавадзе «Сто лет назад»: 

«Как занесенные для смертельного удара обнаженные сабли, нависли над потерпевшей поражение Грузией с одной стороны Персия, а с другой Турция, славшие угрозу за угрозой… Усиление России, которая в то время уже продвинулась до северных границ Грузии, одинаково беспокоило и Персию и Турцию… Для спасения Грузии от стольких несчастий у царя Гиоргия не оставалось иного пути, как сблизиться с Турцией или Персией, или Россией. Дело не терпело отлагательства. Само собой ясно, что боголюбивый и богобоязненный царь Гиоргий из этих трех государств избрал единоверную Россию. К этому вели и заветы его предков, ибо еще с 1576 года грузинские цари не один раз договаривались с Россией и ждали от нее содействия и помощи. Царь распятого за христову веру народа обратился за помощью и покровительством к христианскому же народу…

Император Павел, выслушав доклад о бедственном положении царя Гиоргия и Грузии, о новых угрозах со стороны Персии и разорении страны турками и лезгинами, решил дать безотлагательный ответ царю Гиоргию. 23 февраля 1799 года он повелел глав-нокомандующему северокавказскими войсками подготовить к походу в Грузию семнадцатый егерский полк генерал-майора Лазарева…

Так вошли в Тбилиси русские войска, радостно встреченные царем и всем народом. Сердца отчаявшегося царя и народа зажглись надеждой и обрели покой. Начиная с царского двора и кончая последней хижиной, радость спасения и надежды везде широко раскрыла свои крылья. Уже давно Грузия не видела такого славного дня. Сердца всех, от мала до велика, у женщин и мужчин, наполнились заветной надеждой, что приход русских войск в Грузию даст ей тот покой, защиту и покровительство, ту счастливую и тихую внутреннюю жизнь, за которую сыны Грузии на протяжении веков боролись героически и самоотверженно, щедро орошая своей кровью каждый уголок родной страны. С этого памятного дня Грузия обрела покой. Покровительство единоверного великого народа рассеяло вечный страх перед неумолимыми врагами. Утихомирилась давно уже не видевшая покоя усталая страна, отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы. Исчез грозный блеск занесенного над страной и нашими семьями вражеского меча, исчезли полыхающие пожары, в которых гибли дома и имущество наших предков, канули в вечность грабительские набеги, оставившие лишь страшное и потрясающее воспоминание.

Настало новое время, время покоя и безопасной жизни для обескровленной и распятой на кресте Грузии, которую Господь создал здешним раем для человека, но которая едва не обратилась в братскую могилу для ее самоотверженных сынов, погибавших без помощи и надежды в одиночестве и вдали от всех, во имя величия христианства и сохранения своего национального лица. Была заложена грань мирной жизни. С того дня никто не осмелился переступить эту грань с огнем и мечом, и 26 ноября 1799 года вновь воспрянувшие к жизни царь и народ искренне доверились будущему, воодушевленные надеждой на покровительство великой России.

Сегодня, 26 ноября 1899 года, исполняется ровно столетие с того дня». (11) 

Григорий Николаевич РУХАДЗЕ – кандидат философских наук, патролог, заместитель председателья издательства Грузинской Патриархии, редактор журнала «Сами саундже» (Три сокровища)

Грузия историография Россия

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: