ИСЛАМ НА ЮГЕ РОССИИ И В ПОСТСОВЕТСКОЙ АБХАЗИИ: ТРАДИЦИОННЫЕ ПРОБЛЕМЫ И НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Николай ТРАПШ | 23.06.2015 | 00:12
Важнейшим трендом, определяющим комплексное функционирование глобального мира в конце XX – начале XXI вв., стал стремительный рост социально-экономического, политического и культурного влияния как традиционного, так и радикального ислама, являющегося, в целом, наиболее динамично развивающейся религиозно-идеологической системой. Исламский фактор оказывает доминирующее воздействие на общемировые и региональные процессы, определяя реальную политику властных структур и индивидуальное мировоззрение отдельных личностей. Мусульманские общины превращаются в значимую общественную силу не только в традиционных региональных границах, но и в европейском социокультурном пространстве, последовательно осваиваемом диаспорными группами, представляющими Северную Африку, Ближний и Средний Восток. Значительная часть этнических и конфессиональных конфликтов, постоянно возникающих в различных точках земного шара, связана с очевидным стремлением исламских радикалов к последовательному расширению собственного политического влияния.
Рассматриваемая тенденция обладает очевидной актуальностью и для постсоветского пространства, на котором размещаются многие автохтонные и диаспорные мусульманские общины. В настоящее время особое значение приобретает системное исследование исламского фактора применительно к социально-экономическим и политическим процессам на Кавказе, который по общей концентрации разнообразных конфликтов является самым взрывоопасным регионом в глобальном измерении. Региональная история свидетельствует о том, что в мозаичном этническом пространстве мусульманская идеология и культовые институты могут играть различную роль, способствуя интернациональному объединению для последовательного достижения общей цели или стимулируя дезинтеграционные процессы и вооруженное противостояние. В контексте указанного обстоятельства особый интерес представляют компаративистские исследования, позволяющие отчетливо охарактеризовать реальную специфику исламского воздействия на отдельные геополитические регионы. В частности, очевидными объектами подобного анализа могут стать северокавказские субъекты РФ и Абхазия, признанная независимым государством, но не утратившая разнообразных связей с родственными «горскими» сообществами.
Комплексное изучение традиционного и радикального ислама на Кавказе традиционно привлекает заинтересованное внимание отечественных и зарубежных исследователей, обстоятельно проанализировавших различные аспекты современного функционирования указанного феномена. В ограниченных рамках представленной работы невозможно полноценно охарактеризовать разнообразные концепции, характеризующие дифференцированное влияние исламского фактора на региональные социально-экономические политические и культурные процессы. Более того, объективный характер поставленной исследовательской задачи не предполагает принципиальных открытий, связанных с кавказским измерением современного ислама, а потому не требует пространного историографического обзора. Однако следует отметить то существенное обстоятельство, что некоторые исследовательские концепции оказали серьезное влияние на последовательное формирование авторского восприятия избранной проблематики. В частности, интегрированное представление о традиционном и радикальном исламе в кавказском контексте сложилось под непосредственным воздействием научных идей И.П. Добаева, рассматривающего местные этнорелигиозные процессы в широком международном ракурсе, и А.А. Ярлыкапова, изучающего социально-экономическую и культурную жизнь региональных мусульманских общин в масштабном историко-этнографическом измерении (1). Кроме того, среди многочисленных обобщающих работ, посвященных системной оценке конфессионального вектора в кавказской общественной жизни, необходимо выделить коллективную монографию «Ислам на Северном Кавказе: история и современность» (2). Авторскому коллективу, включающему известных ученых и экспертов А.Х. Кажарова, К.В. Шевченко, С.М. Маркедонова, М.Ю. Рощина, удалось отчетливо продемонстрировать реальную связь исторических традиций религиозного дискурса в избранном регионе с современными тенденциями политико-идеологического функционирования местных социумов, детерминируемыми различными интерпретациями исламской мировоззренческой системы.
Основной проблемой кавказского ислама, сохраняющей абсолютную актуальность на современном этапе, следует признать перманентное противостояние традиционных и радикальных форм доминирующей религии. На Северном Кавказе в постсоветский период указанный конфликт стал одним из ключевых элементов общественной жизни, оказывающим существенное влияние не только на региональный политический процесс, но и на административно-управленческие практики федерального центра. Радикальный ислам превратился в универсальную идеологическую основу террористической и сепаратистской активности, имеющей глубокие исторические корни и постоянную поддержку заинтересованных иностранных государств, среди которых мирно соседствуют демократические и авторитарно-теократические режимы. В настоящее время традиционные мусульманские институты, опираясь на комплексную поддержку федеральных властей и региональных элит, постепенно возвращают утраченные позиции, способствуя конфессиональной интеграции местного населения.
Однако, указанный процесс встречает существенные препятствия социально-экономического порядка, связанные с растущей латентной безработицей и высоким уровнем коррупционной активности, замещающей традиционные механизмы хозяйственного перераспределения и провоцирующей протестные действия, особо характерные для молодежной среды. Местная молодежь, фактически лишенная ясных жизненных перспектив и государственной поддержки, охотно принимает мировоззренческие ориентиры радикальных исламских течений, использующих не только разнообразные методы ментальной обработки, но и традиционные инструменты финансового стимулирования. Неустойчивый паритет между мусульманскими традиционалистами и радикалами не имеет объективных перспектив для длительного сохранения, а потому он неизбежно сменится естественным доминированием одной из противоборствующих сторон, причем историческое время работает на более молодую группировку в возрастном измерении. Как представляется, радикальный ислам не может быть побежден исключительно репрессивным путем, неизбежно детерминирующим протестные настроения и пополняющим сплоченные ряды потенциальных религиозных оппозиционеров.
В Абхазии рассматриваемая проблема, связанная с внутренним противостоянием в исламской общине, начала проявляться только в постсоветский период, что определяется сложным комплексом взаимосвязанных обстоятельств. С одной стороны, радикальный ислам начал проникать в региональное социокультурное пространство при активном участии северокавказских добровольцев, сыгравших важную роль в победном завершении грузино-абхазского конфликта 1992–1993 гг. Особое место в указанном процессе традиционно отводится представителям Чечни, возглавляемым известным полевым командиром Ш. Басаевым и завоевавшим высокий авторитет у местного населения благодаря активному и успешному участию в боевых операциях. С другой стороны, в первые послевоенные годы, когда молодое непризнанное государство оказалось в состоянии жесткой экономической блокады, инициированной грузинскими властями и поддержанной российским руководством, неофициальную экономическую поддержку оказало турецкое бизнес-сообщество, организовавшее жизненно необходимые поставки продовольственных товаров и топливных ресурсов. Хозяйственная помощь и активная коммуникация на уровне диаспорного сообщества способствовали также последовательному налаживанию неформальных контактов между мусульманскими общинами, которые использовались и для несистемной трансляции радикальных идей.
В послевоенные годы абхазское общество и политическая элита отчетливо осознали то существенное обстоятельство, что молодое государство с малочисленным населением может легко оказаться в состоянии гибельного гражданского противостояния, если оно допустит даже минимальное развитие этнических и конфессиональных противоречий. Единый курс местной власти и общественных институтов на религиозный и национальный мир принес очевидные результаты, выразившиеся в высокой социальной консолидации и фактической изоляции немногочисленных исламских радикалов.
Сложившаяся бесконфликтная ситуация начала постепенно меняться после известного кризиса 2004 года, когда разнообразные противоречия, сдерживаемые в предшествующий период, стали детерминирующими факторами затянувшегося политического противостояния. В указанный период прежний конфессиональный мир сменяется жестким противоборством внутри религиозных общин, сохранявших абсолютный нейтралитет во внешних контактах. В частности, 17 августа 2007 г. было осуществлено дерзкое убийство гудаутского имама Х. Гицба, которого некоторые российские и местные эксперты, а также спецслужбы, считали скрытым «ваххабитом», связанным с радикальным террористическим подпольем на Северном Кавказе и заинтересованными международными структурами. Указанное преступление не раскрыто до настоящего времени, а потому достаточно сложно говорить о подлинных мотивах жестокой расправы с видным представителем мусульманской общины.
В июле 2010 г. в Абхазии были совершены новые террористические акты, направленные против действующего имама Сухумской мечети С. Кварацхелия и полномочного руководителя Гагрского отделения Духовного управления мусульман Абхазии и члена Общественной палаты Э. Чакмач-оглы. Значительный интерес представляет то существенное обстоятельство, что неудачная попытка направленного взрыва, серьезно повредившая личный автомобиль С. Кварацхелия, стала известна Службе государственной безопасности Абхазии только через несколько дней, в течении которых велось так называемое неофициальное расследование. Дерзкое покушение на признанного лидера гагрской мусульманской общины Э. Чакмач-оглы, расстрелянного в собственном дворе, остается нераскрытым до настоящего времени, причем некоторые ангажированные эксперты полагают, что указанный террористический акт был осуществлен российскими спецслужбами, зачищавшими от исламских радикалов абхазскую территорию, прилегающую к олимпийскому Сочи.
Подобный подход объясняется последующими событиями, одним из которых стала резонансная операция, проведенная в мае 2012 года совместными усилиями Федеральной службы безопасности РФ и Службы государственной безопасности Абхазии. Официальным объектом превентивных действий стал так называемый «абхазский джамаат», организационно подчиняющийся известной террористической организации «Имарат Кавказ». В итоговой информации, представленной специальными службами, содержались впечатляющие данные о взрывчатых веществах и зенитных комплексах, обнаруженных на абхазской территории и предназначенных для потенциальных атак международных террористов во время Зимних олимпийских игр в Сочи. Однако экспертное сообщество с большим недоверием отнеслось к озвученной идее, связанной с масштабным присутствием радикальных исламистов в Абхазии. Как представляется, показательный разгром «абхазского джамаата» был масштабной демонстрацией полной готовности российских спецслужб к комплексной защите спортивной и туристической инфраструктуры от потенциальных террористических актов, действительно планировавшихся заинтересованными лицами, связанными с северокавказским экстремистским подпольем и зарубежными спонсорами российского джихада. Однако, после кровавых внутренних конфликтов и «олимпийской зачистки» в Абхазии была устранена принципиальная основа для последующего развития радикальных исламистских идей, что не тождественно окончательной стабилизации внутри местной мусульманской общины.
Следует заметить, что конфликтные ситуации, возникающие между абхазскими мусульманами, связаны не только с дифференцированными представлениями об имманентном содержании исламского вероучения и культовой практики, но и с мирскими разногласиями, имеющими финансовый фундамент. Стремительный рост мусульманского влияния на постсоветском пространстве определялся не только историческими традициями и ментальной привлекательностью самой молодой мировой религии, но и масштабными инвестициями, поступающими от отдельных меценатов, благотворительных фондов и государственных структур Ближнего и Среднего Востока. В маргинальных кругах российского экспертного сообщества можно встретиться с односторонним представлением о том, что инвестиционные ресурсы исламского мира, поступающие в северокавказский регион, полностью контролируются радикальным террористическим подпольем. В реальности значительные средства расходуются на последовательное восстановление разрушенных и аварийных мечетей, образовательные программы для разновозрастной аудитории, реальную благотворительность, которая особенно необходима при невысоком уровне региональной экономики. Однако принципиальная проблема заключается в том, что любое распределение значительных финансовых средств является объективным условием для потенциального возникновения конфликтной ситуации. Северокавказский опыт предоставляет широкий спектр подобных примеров для различных уровней социокультурного и политического взаимодействия, а применительно к абхазским реалиям соответствующая проблематика актуализировалась как в контексте внутреннего перераспределения российских трансфертов, так и в связи с последовательным ростом зарубежного финансирования местной мусульманской общины. В частности, упоминавшееся покушение на С. Кварацхелия многие местные наблюдатели связывают с возможным перераспределением значительной финансовой помощи, полученной от благотворительных фондов Турции и Ближнего Востока.
В целом, необходимо признать, что исламский фактор играет на Юге России несравнимо большую роль, чем в отдельно взятой Абхазии, однако общий спектр социокультурных и политических проблем, формируемых динамичным развитием самой молодой мировой религии, практически идентичен в рассматриваемом региональном пространстве. Разнообразный опыт Северного Кавказа должен быть проанализирован абхазскими властями в интересах превентивного противодействия возможным террористическим угрозам, а также для эффективной организации внутреннего социального взаимодействия.
Примечания
(1) См., например, Добаев И. П. Кавказский макрорегион в фокусе геополитических интересов мировых держав: история и современность. Ростов-на-Дону: ЮНЦ РАН. 2007; его же Современный терроризм: региональное измерение. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ ЮФУ. 2009; его же Исламский фактор в этнополитических процессах на Северном Кавказе // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1998. № 2; Геополитика исламского мира на Кавказе // Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России: Научные чтения. Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ. 1998; его же Роль и место исламского радикализма в геополитике Кавказа // Научная мысль Кавказа. 2002. № 4; его же Блокирование исламского радикализма в условиях Северного Кавказа // Отечественные записки. 2003. № 5 (14); Ярлыкапов А.А. Проблема ваххабизма на Северном Кавказе // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 134. М.: ИЭА РАН. 2000; его же Исламское образование на Северном Кавказе в прошлом и в настоящем // Вестник Евразии. 2003. № 2(21); его же Новое исламское движение на Северном Кавказе: взгляд этнографа // Расы и народы: современные этнические и расовые проблемы. Вып. 31. М. 2006; его же «Народный ислам» и мусульманская молодежь Центрального и Северо-Западного Кавказа // Этнографическое обозрение. 2006. №2; Akhmet A. Yarlykapov, Marya S. Rozanova. The Islamic Religion and Cultural Diversity in Contemporary Russia: Case Study of North Caucasus Region, Dagestan. // OMNES. The Journal of Multicultural Society. Volume 5. Number 1. 2014.; его же «Традиционного ислама на Северном Кавказе нет» // http://lenta.ru/articles/2015/03/04/salafism; его же «Исламское государство завоюет Северный Кавказ через Интернет» // http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/260191.
(2) Ислам на Северном Кавказе: история и современность. Под редакцией И. Текушева и К. Шевченко. Прага. 2011.
Материал подготовлен в рамках проекта Научного общества кавказоведов «Этнокультурное разнообразие России как фактор формирования общегражданской идентичности», осуществляемого при поддержке Общероссийской общественной организации Общество «Знание»
Абхазия ислам модернизация Россия традиционализм