Кавказский геополитический клуб начал серию публикаций о роли и месте национальных культур в свете процессов глобализации. О ситуации с осетинским языком, культурой, традиционными ценностями рассказывает первый проректор по научной работе и развитию Северо-Осетинского государственного университета, заведующий кафедрой ЮНЕСКО Северо-Осетинского государственного педагогического института, доктор филологических наук, профессор Тамерлан Камболов.
- Уважаемый Тамерлан Таймуразович, значительная часть осетинской молодежи не владеет родным языком. На улицах Владикавказа и других североосетинских городов звучит в основном русская речь. Ситуация на Юге пока еще значительно лучше, но в РЮО проживает лишь малая часть осетинского народа. Отрадно, что в последние годы финансирование программы развития осетинского языка существенно возросло, но это не снимает главной проблемы. Рассмотрим ее поэтапно. Во-первых (и это самое главное): зачем вообще нужно изучать (и, шире - знать) осетинский язык в современных условиях глобального мира? На наших глазах стираются национальные различия, весь мир - где быстрее, где медленнее, но тем не менее - превращается в аморфную массу «общечеловеков». Имеет ли смысл противостояние этому процессу? Реалистично ли оно? Эмоциональная аргументация - «я родился осетином и хочу, чтобы осетинами были мои дети и внуки» - понятна. Но достаточно ли ее?
- Глобальный вопрос требует глобального ответа. Действительно, культурная унификация является мощным трендом последних десятилетий, когда на фоне экономической глобализации, сопряженной с беспрецедентным развитием транспортных и информационно-коммуникационных систем, люди в разных концах света вдруг ощутили себя жителями одной «глобальной деревни». Мгновенное перемещение информационных потоков в любую точку планеты, с одной стороны, и массовая миграция населения, с другой, создали оптимальные условия для активного взаимовлияния различных культурных систем и постепенного выдвижения на доминирующую роль одной из них, а именно американской идеологии «потребительства» (в данном случае это не ругательство, а научный термин).
Дойдет ли этот процесс до конца, т.е. завершится ли он полным культурным нивелированием? Убежден, что нет. Более того, полагаю, что уже сегодня мы можем наблюдать, как начинает работать механизм самосохранения человеческой цивилизации, и все явственнее набирает силу встречное движение, направленное на усиление роли этничности в современном мире.
На мой взгляд, в настоящее время мы являемся свидетелями параллельных, но взаимосвязанных процессов, протекающих на трех глобальных уровнях. Лучше всего это можно проиллюстрировать на примере Европы. Первые подвижки здесь начали происходить на уровне национальных государств, роль которых за последние полвека стала постепенно размываться в силу формирования надгосударственных структур Европейского Сообщества, а затем Европейского Союза. При этом укрепление макрорегиональных, надгосударственных систем и ослабление национально-государственного уровня, в свою очередь, вызвали усиление центробежных этнорегиональных тенденций.
Именно об этом свидетельствует референдум о независимости от британской короны, который смогли провести в Шотландии (хотя пока (!) безуспешно), референдум, который пока (!) смогли запретить каталонцам в Испании и который, видимо, грядет в Бельгии, расшатываемой противостоянием фламандцев и валлонов. Думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение о том, что маятник истории дошел до предела своего хода в сторону культурной унификации и двинулся в обратном направлении – в сторону восстановления рационального баланса между общецивизационным единством и этнокультурным разнообразием.
Дело в том, что сохранение и развитие человеческой цивилизации только и возможно при условии сохранения культурного разнообразия. Мы уже привыкли к мысли о том, что наличие биологического разнообразия является совершенно обязательным условием сохранения биологической экосистемы, и озабочены выживанием каких-то насекомых или былинок, поскольку отдаем себе отчет в их роли в общей системе. Но ведь аналогичная ситуация и в культурном пространстве. Наличие разнообразных культурных форм, более того – их конфликт, и есть источник культурного развития, движущая сила социального прогресса. Таким образом, сохранение культурного разнообразия нужно не только отдельным народам, оно необходимо всему человечеству.
При этом сохранение культурного разнообразия невозможно без сохранения языкового разнообразия. Язык является главной формой хранения и трансляции из поколения в поколение мировоззрения каждого народа, его духовных ценностей, социальных норм, стереотипов поведения, т.е., собственного говоря, его культуры. Утрата народом своего языка - не единовременно, но неизбежно - ведет к смерти его культуры.
Таким образом, возвращаясь к Вашему вопросу, подытожу – сохранение осетинского языка, равно как и любого другого, необходимо не только осетинам, это нужно, как бы громко это ни звучало, всей человеческой цивилизации.
Однако у этой проблемы есть и другие аспекты. Дело в том, что языковая ассимиляция далеко не всегда влечет за собой адекватную культурную ассимиляцию. Этот процесс следует отличать от того, что происходит с отдельным индивидуумом, который, вырастая в культурно-языковой среде другого народа, полностью и системно усваивает и язык, и культуру этого народа и становится носителем его мировосприятия, фактически - его полноценным представителем, несмотря на свое иноэтническое происхождение. В случае же, когда речь идет о языковой ассимиляции в массовых масштабах и в местах компактного проживания этносов, как это происходит с миноритарными народами России, русская языковая ассимиляция приводит их не русской культурной ассимляции, а к формированию на пространствах нашей страны неких культурно-аморфных зон, т.е. зон с отсутствием культурной доминанты.
Связано это с тем, что этнические культуры народов России, ослабленные в силу известных причин еще во второй половине прошлого века, сейчас все больше и больше отчуждаются от подрастающих поколений, в значительной своей массе не владеющих родным языком и, соответственно, утрачивающих языковой доступ к ценностям своей культурной традиции. Русская же этническая культура не может здесь преобладать в силу того, что русское население только в редких случаях составляет большинство в национальных регионах России. Более того, в своем нынешнем состоянии русская этнокультура не в силах помочь даже самому русскому этносу адаптироваться к стремительно меняющемуся миру. Не может претендовать на роль культурной доминанты и какая-либо политико-идеологическая система, поскольку в современной России таковой в настоящее время не существует и ее появление пока не предвидится.
В итоге миллионы юных граждан России сейчас оказываются в ситуации «полукультурья», «зависая» между формами разных культурных систем, сосуществующих в их картине мира. Победительницей же оказывается массовая культура потребительского толка, превращающая многих юных россиян в бездуховных меркантильных субъектов, не способных воспринимать этические ценности ни собственной, ни чужой культуры. Очевидно, что перспектива полного доминирования этой эрзац-культуры влечет за собой опасность преобладания в обществе личностей потребительского типа, что представляет собой угрозу для интеллектуального и духовного прогресса народов России. Попытки сформировать из подобного культурно-маргинального населения единую и устойчивую гражданскую нацию малоперспективны.
Таким образом, как это ни парадоксально, главной гарантией развития русской цивилизации и российского государства является не культурно-языковая унификация народов страны, а, напротив, сохранение языкового и культурного разнообразия России.
В то же время, не вызывает сомнений и то, что десятки, если не сотни языков, действительно, исчезнут с языковой карты мира в течение ближайших десятилетий и, тем более, веков. Но фатально это только для огромного числа тех племенных языков Африки, Австралии, Азии и Америки, носители которых исчисляются несколькими десятками, сотнями или даже тысячами, но не имеющих письменности, государственности и т.д. Судьба же таких языков как осетинский зависит, главным образом, от того, насколько у его носителей хватит мудрости и пассионарности, чтобы сохранить свой язык, культуру и, соответственно, самого себя.
- Даже в Осетии сфера использования осетинского языка весьма узка. Помню, какой фурор произвело несколько лет назад выступление одного из депутатов североосетинского парламента. И дело было не в том, о чем он говорил, а в том, что он говорил… по-осетински! Представить бурную реакцию на выступление депутата или чиновника на родном языке, скажем, в Татарстане, невозможно, но и в этой республике вопрос изучения и развития татарского языка стоит весьма остро. Русская половина татарстанцев не желает учить его. Родители школьников приводят основательные аргументы. С одной стороны, татарский не нужен (хотя РТ реально двуязычна), в другой - выучить его практически невозможно (плохие учителя, учебники, методики, и это правда), из-за чего учебный процесс превращается в пустую трату времени. Татарская интеллигенция, обеспокоенная судьбой языка, настаивает на обязательности его изучения всеми школьниками РТ вне зависимости от национальности и желания, поскольку в случае добровольности от уроков татарского откажутся и многие татары. Митинги протеста русских родителей сотрясают Татарстан с 2011 года. Но если люди, причем вполне аргументировано, не хотят изучать неродной язык, зачем их заставлять? Стоит ли административным путем фактически загонять людей в языковое гетто? Сейчас, когда русский язык можно будет выбирать для изучения именно в качестве родного, эта проблема встанет во всех национальных республиках. Каким Вы видите ее решение в Северной Осетии? Есть ли иные пути повышения значимости языка, кроме директивных, которые - будем откровенны - являются не решением проблемы, а способом отложить его на некоторое время?
- Вы правы – функции осетинского языка в Северной Осетии в настоящее время очень ограничены. Сохранение текущего положения не позволит решить проблему его развития. При этом расширение функций осетинского языка должно быть рациональным и эффективным. Мировой опыт показывает, что двигаться нужно в трех главных направлениях. Во-первых, это создание полилингвальной образовательной системы, в которой был бы рационально выстроен алгоритм изучения русского и осетинского языков как учебных предметов и их использование в качестве языков обучения по общеобразовательным дисциплинам. Подобная образовательная модель уже разработана в Осетии, апробирована и будет постепенно внедряться.
Во-вторых, необходимо создать осетиноязычное телерадиопространство, которое бы позволяло при желании или необходимости полностью погружаться в контекст осетинской речи.
И, наконец, третье направление – это реальное наполнение статуса осетинского как одного из государственных республики: принятие соответствующего закона, языковых квалификационных требований к определенным категориям государственных и муниципальных служащих и т.д. Все это будет способствовать появлению социальной востребованности осетинского языка и, соответственно, росту мотивированности к его изучению. Активизация использования осетинского языка в этих «локомотивных» направлениях обязательно приведет в движение и многие сопутствующие социальные сферы и позволит решить проблему не административно-директивными, а социально-императивными средствами.
Должны ли неосетины, живущие в Осетии, изучать осетинский язык? Безусловно, должны. Во-первых, в соответствии с Конституцией Республики Северная Осетия-Алания осетинский, наряду с русским, является государственным языком республики, что предполагает обязательный характер его изучения. Во-вторых, знание осетинского языка позволит неосетинскому населению республики помочь осетинам сохранить свой язык. Дело в том, что сегодня ситуация такова, что разговор, в котором участвует несколько осетин, свободно говорящих на родном языке, никогда не будет идти на осетинском, если в беседе будет принимать участие хотя бы один, не владеющий осетинским.
В отношении намерений внести поправки в федеральное законодательство относительно возможности выбора русского языка в качестве родного. Надеюсь, что у людей, которые принимают столь ответственные решения, хватит ума и дальновидности, чтобы эти планы не были реализованы. Уверен, что такой шаг привел бы родные языки и культуры нерусских народов страны к катастрофе. Это связано с тем, что в условиях Единого государственного экзамена по русскому языку многие родители нерусских национальностей предпочли бы заявить родным языком своих детей именно русский, поскольку это позволило бы увеличить временной объем на его изучение, который бы складывался из часов на русский язык как государственный и как родной. В результате мы бы получили миллионы детей, утративших родные языки и, как следствие, свои этнокультурные традиции, миллионы манкуртов, способных только на одно - разрушить свою страну.
- 21 февраля в России отмечался Всемирный день родного языка. В Осетии он прошел незаметно, что говорит либо о недостаточной подготовке, либо о маловажности этой даты для основной массы населения. Может быть, есть и иные объяснения?... Несмотря на многочисленные молодежные инициативы (языковых флешмобов, акций «Говори по-осетински» и т.д.), со стороны хорошо видно, что они по-прежнему охватывают незначительную часть молодежи и не ведут к кардинальному перелому в изучении осетинского языка. Как Вы оцениваете эту, безусловно, похвальную активность молодых людей? Есть ли у этих проектов будущее (в искренности их организаторов я не сомневаюсь)? Сумеют ли они переформатировать молодежное сознание (не секрет, что говорить по-осетински для многих, в первую очередь, «не круто»). Какова роль семьи в повышении статуса осетинского языка?
- Как известно, все познается в сравнении. Для того, чтобы правильно оценить тенденции общественного сознания в отношении осетинского языка, необходима определенная ретроспектива. Да, возможно, говорить по-осетински сегодня «не круто» (хотя я бы не стал это категорично утверждать), но это уже и не признак «сельпо», т.е. это уже совершенно не стыдно, как это было еще 20-30 лет назад. Число молодых осетин, желающих знать родной язык, стремящихся говорить на нем, растет, и я уверен, что после того, как в школы пришли новые учебники и современные методики обучения осетинскому языку, количество «вернувшихся» к родному языку юных осетин будет только увеличиваться.
К сожалению, роль семьи в деле сохранения осетинского языка не может быть определяющей. Связано это с тем, что многие осетины репродуктивного возраста сами плохо владеют родным языком, и в создаваемых ими семьях языком внутрисемейного общения становится русский. При этом ни государство, ни общество не имеют права оказывать никакого влияния на этот процесс и, соответственно, возлагать на семью какие-либо языковые обязательства. Так что, вся надежда на детские сады и школы, осетинское ТВ и на внедрение осетинского языка в систему государственного и муниципального управления.
- Проблема языка - лишь часть более общей проблемы национального возрождения. Осетия в депрессии, и это состояние длится уже много лет. Достаточно посмотреть на фотографии, например, столетней давности, чтобы в прямом смысле увидеть принципиальные различия между современниками и нашими дедами и прадедами, которые в большинстве своем выглядят по-другому. Взгляд? Осанка? Одежда?... Наверное, все это играет роль, но, переодев обычного осетинского парня в черкеску с папахой, в большинстве случаев джигита, увы, не получим. В чем причина? Возможно ли вернуть утраченное? Недавние баталии вокруг возможности показа в Осетии, мягко говоря, сомнительного «эротического» фильма «50 оттенков серого» ясно показали, что с агъдау если и не окончательно покончено, то дела обстоят так же, как и у русских с традиционными рамками поведения. То есть - плохо. Уместно ли говорить об агъдау в каменных джунглях городов и неуюте маргинализированных поселков? Но зачем язык, если агъдау останется пустым звуком?... Возможно ли переломить ситуацию, если деурбанизация, что очевидно, невозможна, а резервуаром национальных традиций и жизненных сил нации всегда было село (горы)?
- Замечательная формулировка: «…зачем язык, если агъдау останется пустым звуком»! Если под «агъдау» понимать осетинскую, в первую очередь, традиционную культуру, то без ее сохранения витальность осетинского языка, действительно, малоинтересна. Как я уже отмечал, сохранение осетинского языка – не самоцель, сохранение языка важно именно как сохранение инструментария, без которого погибнет культура.
Можно ли спасти агъдау в условиях современного урбанизированного общества? Во-первых, есть примеры, когда народы умело сочетают цивилизационное развитие с сохранением национально-культурного наследия: например, японцы, китайцы, южные корейцы и др. Во-вторых, будем надеяться на то, что когда-нибудь к рычагам власти в Осетии придут люди, которые будут понимать, что баланс культурного развития предполагает параллельное развитие зон инноваций, т.е. городов, и территорий традиции, а именно сел, и которые выстроят соответствующую стратегию социально-экономического и культурного развития республики.
- Наконец, еще одна важная тема, которую хотелось бы осветить в нашем разговоре: религия. За последние три-четыре года «традиционная осетинская вера» институциализировалась и начала открыто претендовать на политическое влияние. Я не случайно взяла термин в кавычки, поскольку то, что обычно подразумевают, говоря о ней, является неоязыческим конструктом авторства ряда представителей национальной интеллигенции. К сожалению - и это тоже примета последних лет - в этом конструкте все заметнее отчетливо антиправославные (впрочем, очевидна враждебность и по отношению к исламу), антироссийские и антирусские мотивы, что, впрочем, характерно для всех неоязыческих движений постсоветского пространства. Что, на Ваш взгляд, определяет сейчас направление развития «традиционной осетинской веры»? Каковы перспективы массового принятия осетинским обществом именно этого ее варианта? Говорю именно о неоязычестве, поскольку религиозная практика адептов «традиционной веры» свидетельствует, что речь идет о множестве богов. Или, если Уастырджи и Аларды - не боги, то кто они? Если святые, то в каком «смысле»? Аналогичном православным святым? Тогда они - просто искаженные временем образы христианских святых, но это снимает вопрос о «традиционной вере» как таковой. Однако агрессия, с которой последователи «традиционализма» отстаивают свои представления об «осетинской вере», наталкивает на мысли об иных истоках этого вероучения.
- Под «институциализацией», видимо, имеется в виду тот факт, что в указанный период было зарегистрировано несколько местных религиозных организаций традиционной осетинской веры. Да, это действительно, так. Однако никак не могу подтвердить утверждение о том, что они начали «открыто претендовать на политическое влияние». Мне такие факты не известны. Могу согласиться с тем, что в некоторых случаях в выступлениях отдельных последователей осетинской веры, к сожалению, можно встретить элементы агрессии в отношении мировых религий. В то же время категорически отрицаю обоснованность утверждения о том, что антиправославные мотивы традиционалистов имеют хоть какую-то антироссийскую или антирусскую направленность. По крайней мере, я с такими фактами не сталкивался.
Что касается сути самой осетинской религиозной традиции, то, естественно, это никакой не конструкт, не новодел. Ее содержание и формы были довольно детально описаны еще в XIX веке российскими и зарубежными учеными, не имевшими, очевидно, никаких конструктивистских задач. Оригинальная национальная религиозная традиция осетинского народа – это реальный исторический феномен, сложившийся на основе древнеиранских мифологических и религиозных представлений о мире, Боге и человеке, развивавшийся в соответствии с историческими обстоятельствами жизни народа, претерпевший определенное влияние мировых религий, но сохранивший свою самобытность. Поэтому совершенно неуместно говорить о каких-то перспективах «массового принятия осетинским обществом» традиционного вероисповедания. Осетинский народ в своем большинстве никогда и не утрачивал свою веру, а сегодня просто происходит процесс рационализации (осознания) и вербализации (формулирования средствами языка) того, что веками передавалось из поколения в поколение как чувственное, как бессознательное. Это и есть институциализация осетинской национальной религии, и связана она со стремлением найти новые, современные механизмы социальной трансляции религиозной традиции взамен форм, оставшихся в прошлом.
Теперь о «язычестве». Утверждение о том, что осетинская вера это неоязычество, «поскольку религиозная практика адептов «традиционной веры» свидетельствует, что речь идет о множестве богов», абсолютно лишено оснований. Осетинская религиозная система жестко монотеистична: осетины-традиционалисты верят в единого Бога - создателя мира и человека. Они не поклоняются никаким деревьям, кустам или другим фетишам – они просто используют рощи и другие определенные природные ландшафты в качестве природных храмов, в которых возносят молитвы Богу и созданным им ангелам. Именно ангелами, т.е. существами сверхъестественного происхождения, являются небесные персонажи осетинской религиозной системы – Уастырджи, Уацилла и др. Их неземной статус сближает их с Богом, но не делает богами.
- В чем спасение Осетии - в развитии подобной «традиции» или сердечном приятии той или иной мировой религии, в первую очередь, православия (ислама)? Какие угрозы и вызовы ждут нацию на пути, ведущем к… какому храму?
- Я бы не противопоставлял развитие осетинской национальной религиозной традиции (без кавычек) и «сердечное приятие» мировых религий. Осетинам веками удавалось их сочетать в рамках и всего народа, и одной семьи, и даже отдельной души. При этом именно эта, поставленная Вами в кавычки традиция всегда была связующей субстанцией, которая не только цементировала национальное единение осетин-христиан и осетин-мусульман, но и служила самим фундаментом осетинской национальной культуры. Именно эта религиозная традиция и есть основа осетинского агъдау, его суть и важнейшая форма существования и развития. Сохранение этой интегрирующей национальной религиозной традиции, на мой взгляд, и есть самая серьезная гарантия того, что осетинский народ сможет преодолеть все угрозы и вызовы и не позволит никому расколоть себя по религиозному принципу.
При этом я полагаю, что исторические пути осетинского народа не ведут его к одному храму: дороги к церкви и к мечети осетины никогда уже не покинут. Однако сохранить исконные традиции осетинской культуры суждено только тем из них, кто не забывает дорогу к народным святилищам, а свою молитву после Бога обращает к Уастырджи.
Беседовала Яна Амелина, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба
По материалам: Кавказский геополитический клуб
