ВЛИЯНИЕ РУССКОЙ ГОРОДСКОЙ КУЛЬТУРЫ НА МАТЕРИАЛЬНУЮ КУЛЬТУРУ НАРОДОВ КУБАНИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Публикации | Анастасия ЦЫБУЛЬНИКОВА | 15.03.2015 | 12:34

Национальный состав населения Кубани в рассматриваемый период был разнообразным, но с преобладающим восточнославянским компонентом. Так, к концу XIX в. самыми многочисленными на территории Кубани, по данным переписи 1897 г., были следующие народы: русские (в том числе кубанские казаки), украинцы, черкесы, немцы и греки. Именно между ними шел наиболее значительный обмен достижениями материальной культуры. Взаимопроникновение русской и украинской культур особенно активно шло в казачьей среде, что в итоге и определило специфику и самобытность как кубанского казачества, так и культуры края в целом. К 1897 г. русские и украинцы составляли 47,36% и 42,56% населения Кубанской области соответственно, а в Черноморской губернии – 42,8% и 16,1%. Масштабное влияние кавказских традиций на казачью культуру отмечалось в первой половине XIX в. После исхода в 1860 – 1880-е годы значительной части кавказского населения Кубани в Турцию в регионе осталось (по данным 1897 г.) около 100 тыс. горцев; при таком небольшом количестве они не могли уже оказывать существенного влияния на культуру выросшего почти до двух миллионов населения края. На преобладающую массу русского и украинского населения (1 млн 738 тыс. чел.) также не могли глобально повлиять и другие этнические группы – немцы (21 тыс.) и греки (20 тыс.).

Такое соотношение численности этносов в регионе приводило к тому, что представители всех народов постепенно начинали использовать достижения русской материальной культуры в большей степени, чем свои национальные традиции. Большое влияние на эти процессы оказывали города региона – как центры модернизационного экономического и культурного развития. Русское население в городах не только представляло собой этническое большинство, но и фокусировало в них наиболее значимые достижения промышленного производства и более высокий уровень жизни и комфорта, чем в окружающей их сельской местности. Под влиянием русской городской культуры ослабление этнической замкнутости происходило у всех народов Кубани – как славянских (включая переселенцев-европейцев), так и кавказских.

Впрочем, истоки русского цивилизационного влияния на местные народы закладывались буквально с самого начала присутствия российской государственности на Кубани – с конца XVIII в. Не обходился этот процесс и без геополитического противоборства. Так, до выхода России на Северо-Западный Кавказ во второй половине XVIII в. основным поставщиком предметов роскоши для черкесов была Османская империя. Орудия труда и предметы быта в аулах в основном создавали свои кустари-ремесленники. Присутствие турецких вещей не было массовым и сосредотачивалось в основном в руках горской аристократии. Размещали дорогостоящие импортные предметы чаще всего в кунацкой, которая считалась лицом адыгского дома, его гордостью. Князья, уорки (дворяне) и богатые тфокотли (свободные крестьяне-общинники) обставляли эту гостевую комнату в стиле восточной (турецкой) роскоши. Так, побывавший в плену у черкесов русский офицер Ф.Ф. Торнау, описывая кунацкую закубанского князя Исмаила Касаева, подчеркивает, что в ней «господствовала старинная турецкая роскошь, обнаружившаяся во множестве серебряной посуды, золоченых чаш… ковров, парчевых тюфяков, бархатных одеял и тому подобных вещей» (1). А вот кунацкая рядового горца признаками импортной роскоши не обладала. Пленный русский офицер так описывает кунацкую шапсугского тфокотля: «Стены сакли были увешаны камышовыми коврами, винтовками, шашками, пистолетами и кинжалами. На длинных, прикрепленных к крыше шестах, висели различных сортов одеяла; у самых стен, на деревянной возвышенности, стояли различной величины, окрашенные красной краской сундуки с медными гвоздями» (2)

С конца XVIII в., потеснив конкурентов в лице Персии, Турции и Крымского ханства, Россия постепенно занимает их нишу в северокавказском товарообороте. На Северо-Западном Кавказе главным ее конкурентом была Османская империя. Османы почти три столетия поставляли в регион изделия своих ремесленников, которые на других рынках, особенно европейских были неконкурентоспособны. По мере усиления влияния России на местные народы турецкие торговцы теряли свои позиции, и с 1830-х годов в их руках осталась только контрабандная работорговля, продолжавшая существовать благодаря высочайшей рентабельности данного промысла, покрывавшей значительную часть экономических рисков. Для усиления своих позиций в регионе российские власти старались «продавать черкесам дешевле, нежели турки, и покупать черкесские товары за более дорогую цену, чем турки», а также «устроить для русских купцов облегчения, чтобы они могли быть снабжены всем тем, что необходимо для потребления черкесской страны» (3). Торговый обмен с горцами с каждым десятилетием увеличивался. Важно было то, что они не только приобретали российские товары и реализовывали собственную продукцию, но и привыкали к тем выгодам, которые давала мирная жизнь и возможность заниматься коммерцией. Формировался экономический симбиоз, и в своей системе жизнеобеспечения народы начинали зависеть друг от друга. Для реализации торговой политики российские власти всю первую половину XIX в. расширяли сеть меновых дворов и ярмарок. В основном подобные «базары» устраивались вблизи крупных населенных пунктов, многие их которых продолжили свою культурно-экономическую миссию во второй половине XIX в. уже в качестве городов. Особую роль в насыщении горского рынка российскими фабричными и заводскими товарами играла столица Черномории город Екатеринодар. В этом городе, начиная с 1794 г., ярмарки собирались четыре раза за сезон: в марте, июне, августе и октябре (2). По сообщению И.Д. Попки, «на екатеринодарских ярмарках, когда бывает дозволено, являются целые таборы черкесских скрипучих арб со строевым лесом, частоколом, обручами, осями, каюками, корытами, лопатками, вилами, одеждой из домашнего горского сукна, медом, воском, салом и кожами. Сбыв свои скромные произведения, черкесы не везут своих денег домой, но тут же на ярмарке запасаются на эти деньги бумажными и шелковыми материями, сафьяном, посудой, расписанными сундуками и мылом» (5).

В конце XVIII в. происходит также открытие трех меновых дворов: в Екатеринодаре (для торговли с бжедугами), на Гудовической переправе (с хатукаевцами) и в Курках (с шапсугами). В дальнейшем их возникло еще 11: в Черномории – Алексеевский, Великолагерный, Екатерининский и др.; на Старой и Новой линиях – Махошевский, Прочноокопский, Усть-Лабинский и др. В октябре 1821 г. Указом императора Александра I были приняты «Правила для торговых сношений с черкесами и абазинцами». Они регламентировали будущие взаимоотношения и предполагали в итоге смягчить нравы воинственных туземцев. Высказывалось пожелание «войти в теснейшие торговые связи с обитателями восточных берегов Черного моря, преимущественно с Черкесами и Абазинцами, дабы чрез то смягчить суровость нравов их и положить конец неприязненным их действиям к нарушению тишины в Кубанских пределах наших» (6). Впрочем, изначально предполагались и ограничения. Запрещался вывоз «золотой, серебряной и медной монеты, как российского чекана, так и иностранного, российских банковских ассигнаций и всякого огнестрельного и холодного оружия, пороха и свинца, как в деле, так и в кусках или слитках» (7).

В феврале 1846 г. принимаются «Общее положение о меновой торговле с горцами по Кавказской линии и в Черномории» и «Правила для меновой торговли с горцами на Черноморской кордонной линии».

Интересно, как менялся состав и количество российских товаров, отдаваемых на обмен горцам, по мере вхождения Закубанья в состав страны. Так, по ведомости 1834 г. в период с 28 по 31 марта через Екатеринодарский карантин горским народам были отданы следующие виды продукции: различные ткани, одеяла, платки, сундуки, котлы чугунные и продукты питания (8). По ведомости 1842 г. через этот же карантин, кроме указанных товаров, горцам было отдано также 450 деревянных чашек, 1200 гребешков, 25000 иголок, 870 зеркал, 800 наперстков (9). Эти данные наглядно показывают, что потребность кавказских народов в продукции российского промышленного производства постоянно росла, товарооборот увеличивался. И особую роль в этом процессе играли крупные населенные пункты региона. По мере расширения российского культурного воздействия на автохтонное население менялись и их взгляды на торговое предпринимательство. В нем начинали участвовать даже представители княжеской верхушки, которые заводили собственный транспорт для перевозки товара и являлись крупными, по местным меркам, предпринимателями. Так, закубанский владелец Ханук в больших объемах приобретал у русских ножницы, зеркала, иголки, наперстки, парусину, юфть и т.п. для перепродажи среди соплеменников (10). Другие горцы, которые не вызывали доверия у российской администрации, не могли самостоятельно приобретать нужные вещи и вынуждены были пользоваться услугами Ханука.

Вместе с русскими товарами в горский быт проникали и новые традиции потребления – тяга к более комфортным условиям жизни. Наиболее сильно эта тенденция проявилась в тех горских обществах, которые переселились на контролируемую российскими властями территорию еще в конце XVIII – первой половине XIX в. Например, в 1799 г. на территории Черноморского казачьего войска с позволения императора Павла I был основан черкесский Гривенский аул. Многие его жители стали русскими офицерами, их дети получили российское образование. Испытав на себе влияние окружающего российского быта, «привилегированные горцы строили уже себе дома по русскому образцу и заводили у себя мебель и прочую русскую обстановку», а со временем «даже некоторые простые черкесы начали строить себе хаты русского образца со стеклянными окнами и печами, заимствуя у соседних казаков более улучшенные предметы сельского хозяйства, чем существовали у них до того времени» (11).

После окончания Кавказской войны командующий войсками Кубанской области генерал Н.И. Евдокимов организовал в 1858–1868 гг. массовое переселение горцев Северо-Западного Кавказа на кубанские земли. Его план, одобренный правительством Александра II, заключался «в изгнании горцев из трущоб и заселении Западного Кавказа русскими» (12). В мае 1862 г. было утверждено положение о заселении предгорий западной части Главного Кавказского хребта кубанскими казаками и переселенцами из России.

Под влиянием русских традиций в переселенных на равнину горских аулах постепенно менялась планировка жилищ. Планировка домов в адыгских аулах стала более упорядоченной, исчезли оборонительные сооружения (рвы, защитные плетни), проявилась тенденция к постройке поселений уличного типа. В тех аулах, через которые проходили почтовые тракты, прокладывались относительно прямые улицы. На рубеже ХХ в. в некоторых аулах часть улиц стали покрывать гравием.

Адаптация к российской административной и экономической системе привела к тому, что в горских поселениях стали строиться общественные здания и лавки, мельницы, заводики и кустарные предприятия. Все эти изменения приводили к тому, что аулы теряли черты прежней замкнутости. Под влиянием русской материальной культуры изменился и тип адыгской усадьбы: резко сократилась площадь, занимаемая главным двором и хозяйственными постройками, большая часть территории усадьбы стала отводиться под сады и огороды, кукурузные делянки. Отсутствие военной опасности стимулировало горцев строить дома не в глубине двора, а ближе к линии улицы. Усилия российской администрации способствовали распространению у адыгов саманных хат, иногда с фундаментом. В отчете по военно-народным управлениям Кубанской области за 1863– 1869 гг. говорилось, что «удалось довести массу горского населения до сознания неудобств их жизни, имевших (за исключением Карачая) временный характер. Плетневые стены саклей, без стекол в окнах, при дурно пригнанных дверях, с обширными плетневыми же трубами очагов, нисколько не предохраняют живущих в них от холода и сырости, что при постоянных токах воздуха и дыма из каминов порождало упорно глазные и простудные болезни, особенно опасные для детей» (13).

Под влиянием русской домостроительной культуры в адыгских жилищах появляются потолки, застекленные окна, одностворчатые двери из распиленных и обструганных досок, державшиеся на петлях. В аулах начинают строить дома нового типа – унэ зэхэт (дом, состоящий из нескольких комнат), или урыс ун (русский дом).

На характер черкесских построек оказывали влияние географические условия проживания и уровень благосостояния семьи. Так, у причерноморских шапсугов возводились преимущественно легкие деревянные дома. Богатые горцы строили дома из дерева на каменном фундаменте, часто с галереей и застекленными окнами. Наиболее зажиточные адыги, по примеру разбогатевшего казачества, строили дома из кирпича, с четырехскатной крышей, крытой листовым железом. Двери делали на железных петлях, иногда настилали в домах деревянные полы. Требовавшие большого количества дров, пожароопасные черкесские очаги постепенно стали заменяться русскими кирпичными печами. Поначалу печи ставили в комнате для молодоженов, а там, где жили старики, обходились очагом с дымарем. В планировке адыгских жилищ стали удачно совмещаться русские домостроительные традиции и мусульманские каноны. Например, в добротном, квадратном доме, построенном по казачьему образцу, делался специальный сквозной коридор хьаят, разделявший жилище на две половины, что позволяло реализовывать обычай избегания и изоляции женщин.

Изменилось и внутреннее убранство жилищ. У богатых горцев появилась европейская мебель – столы, стулья, металлические кровати, шкафы, комоды, зеркала. На окна стали вешать занавеси и портьеры из фабричных тканей, столы накрывать скатертью, пользоваться постельным бельем. Зажиточные горцы покупали самовары, швейные машины, изредка даже граммофоны и пианино (14).

Постепенно эти изменения коснулись и рядового горского населения. Проживший много лет в Карачае учитель В. Колесников писал в 1898 г.: «Русское влияние уже сильно сказалось на карачаевце... И стал карачаевец думать, как бы ему построить русский домишко или хоть в своей сакле проделать ненужное до сего времени окно и сделать русскую печь да поставить столик с табуреткой» (15).

Явное влияние русских домостроительных традиций стало заметным уже в начале 70-х годов XIX в. и у горских армян. Очевидец писал, что у черкесогаев в это время плетеные сакли заменяются прочными домами с «европейским» очагом. Малочисленные группы поселенцев-иностранцев (поляки, сербы, черногорцы и др.) компактных поселений на территории края не создали. Поэтому представители этих народов сразу селились в жилищах русского или украинского типов (в зависимости от традиций пункта проживания), заключали межэтнические браки, довольно быстро теряя национальные черты быта, одежды и языка.

Иногда региональные власти напрямую вмешивались в планировку селений иностранных поселенцев и в строительство ими домов, санкционируя строительство только по официальному (русскому) образцу. Например, грекам селения Мерчанское руководством соседней станицы Абинской было запрещено строительство саклей, к каким они привыкли у себя на родине. Поселенцам было приказано строить дома по образцу русских хат, а расположение улиц, домов и церковной площади планировать по образцу казачьих станиц. За ослушание станичное начальство могло подать ходатайство высшему руководству о высылке греков обратно в Турцию. Такой приказ был отдан не в ущемление прав поселенцев, а для предупреждения возможных чрезвычайных ситуаций (пожаров, наводнений) и улучшения бытовых условий новых жителей. Например, главным условием устройства домов было, чтобы «пол в хатах, если будет таковой недощатый, непременно был бы насыпан выше уровня земли не менее 3/4 аршина, эта мера сделана... в предупреждение сырости в хатах» (16).

Влияние русской городской культуры сказалось и на одежде кавказских народов. В конце XIX в. зажиточные адыги начали ходить в пальто и русских сапогах. К началу ХХ в. на женский черкесский костюм, как и на казачий, стала оказывать значительное влияние российская городская мода. Одежда стала украшаться фабричными элементами отделки: тесьмой, лентами и кружевом. Адыгские модницы из зажиточных семей стали носить часы-медальоны на цепочке, городские ботинки, а также использовать сумочки-ридикюли. Кроме того, они приобретали ввозимые из России шелковые и шерстяные шали, пледы, платки, газовые, шифоновые и кружевные (ручного плетения, вологодской работы) шарфы.

Аналогичные тенденции в эволюции типов одежды были характерны и для другого кавказского народа – горских армян. Один из авторов конца XIX в. так описывал быт армавирских армян: «Исчезло затворничество женщин, восточные костюмы сменились европейскими... чуть ли не все девушки коренного населения превратились в барышень, ибо самая последняя из них носит шляпку и платье по моде» (17).

Все большее распространение к концу XIX в. на Кубани продуктов фабричного и заводского производства привело к ликвидации многих кустарных промыслов, что отразилось как на русском, так и на адыгском населении. Так, у горцев постепенно пришло в упадок ткачество, бурочное, седельное производства, кожевенный и керамический промыслы, обработка дерева, оружейное и ювелирное дело, которые не выдерживали конкуренции с промышленностью. При этом сохранило рентабельность производство национальных черкесских циновок, украшавшихся богатым орнаментом.

Под влиянием русской культуры происходят изменения и в горской традиционной кухне, где хозяйки стали использовать подсолнечное масло и свеклу, делать квашеную капусту и даже готовить борщ. Адыги чаще стали употреблять картофель, капусту, свеклу, расширилось потребление кондитерских изделий, чая и сахара. Появление в горских домах русских печей привело к вытеснению национального блюда – круто сваренной просяной каши – пшеничным хлебом домашней выпечки.

Таким образом, влияние русской городской культуры было актуально для всех отраслей материальной культуры всех этносов Кубани, включая и само русское сельское население (преимущественно «иногородних» и казаков). В первую очередь это были позитивные изменения в хозяйственном укладе, связанные с внедрением современных для того времени орудий труда и агротехнических достижений. В значительной степени в рассматриваемый период эволюционирует планировка поселений, этнические черты архитектуры жилых и хозяйственных построек заменяются городскими. Не менее заметные процессы охватывают сферу пошива и украшения одежды. Она все более приобретает городские черты – на нее оказывает влияние европейский универсализм и русское фабричное производство. Приверженность традиционному костюму наиболее долго сохраняли женщины нижних социальных слоев неславянских этносов Кубани.

Цыбульникова Анастасия Александровна – доцент кафедры всеобщей и региональной истории Армавирской государственной педагогической академии, кандидат исторических наук

Примечания

Источник: ГОРОД В ЭТНОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ НАРОДОВ КАВКАЗА. МАТЕРИАЛЫ X КОНГРЕССА ЭТНОГРАФОВ И АНТРОПОЛОГОВ РОССИИ. Москва: ИЭА РАН. 2014.

городская культура историография миграции Россия черкесы этничность / этнополитика

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: