КОРАН, ДЖИХАД И «ИСЛАМСКИЙ ЭКСТРЕМИЗМ»

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Ханжан КУРБАНОВ | 09.02.2015 | 20:14

Аннотация: автор пытается по-новому взглянуть на проблему религиозного (исламского) экстремизма в свете существования двух реалий: коранического мира и мира, в котором переплетены историко-культурные особенности ислама, политическая культура мусульманской уммы и традиционный консерватизм радикальных сообществ.

Ключевые слова: Коран, джихад, ислам, экстремизм

* * *

В связи с инцидентом и скандалом вокруг французского сатирического журнала «Шарли Эбдо» и карикатур на пророков, актуализируются вопросы вероисповедания, свободы самовыражения, демократии и ценностных столкновений. Вновь возникают и будируются фобии вокруг ислама. Так ли страшен ислам как его малюют?  Чем может быть вызван экстремизм и терроризм, какую роль играет в этом провокативная сущность западной либеральной демократии с его вседозволенностью и полным стиранием нравственно-этических норм?

Для того, чтобы понять, есть ли экстремизм в исламе или нет, необходимо понять, что есть ислам, каковы его границы, чем он очерчен, как он проявляется и кто есть мусульмане? Если ислам – это историко-культурное явление, система ритуально-канонических форм веры, духовная этика и культура, государственная политика и политическая доктрина, сложившаяся в определенных исторических и геополитических условиях, теория и практика народов его исповедующих, акции и деятельность авторитетных международных исламских лидеров, то безусловно, в исламе есть экстремизм. И доля экстремизма в исламе серьезно конкурирует с иудаизмом (Талмуд), христианством (католицизм, Ватикан), в которых экстремизм и терроризм, ксенофобия и мизантропия прописаны на уровне общепризнанных теоретических разработок и катехизисов.

Думаю, что высказывание главы РД Абдулатипова Р.Г. о том, что «в исламе нет экстремизма» было продиктовано исключительно политическими соображениями и сделано в угоду религиозной общественности, духовенству, с которой чуть ранее глава РД заключил «пакт о ненападении», о дружбе и сотрудничестве.

На самом деле экстремизм существует и в исламе, равно как и в иудаизме, христианстве и даже буддизме. Однако существует он в лоне специфических групп, идеологий, сект, которые решают определенные политические и криминальные задачи.

Любой идеолог, так или иначе признанный мусульманским; исламский деятель, легитимизированный поддержкой и одобрением больших масс религиозного демоса и высказывающий радикальные взгляды, экстремистские идеи, таким образом порождает и закрепляет такое расхожее масс-медийное понятие как исламский экстремизм.

Если принять за экстремизм признание исключительности какой-либо идеи, идеологии, системы, то любую религию можно принять за экстремистскую. Следовательно, и коранический аят в русском переводе «Поистине религия перед Аллахом - Ислам» («иннаддийна инда-аллахи ислям»);(сура «Али Имран», аят 19; 3:19), теоретически являет нам пример экстремизма. Следовательно, выходит, что Коран – книга экстремистская, а всякий проповедующий Коран – есть экстремист и его нужно всячески законодательно и административно подавлять, удерживать, осуждать?!

Однако, необходимо определить юридические, правовые границы экстремизма вообще и религиозного экстремизма как специфического явления, в частности. В Законе РФ  «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. ФЗ №114 (статья 1) экстремистской деятельностью считается: «возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию», а также   «пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности».

Если определить религиозный экстремизм как форму проповедования, навязывания и осуждения человека, которая приводит  (или может привести) к нанесению ему увечий, угрозе и вреду его жизни и здоровью, в том числе нравственному, по принципу исповедания или не исповедания веры, отправления культа, следования шариату, то на наш взгляд, будет упрощена возможность отсортировки и маркировки самого явления исламского экстремизма. Постольку в исламе, равно как и в других религиозных системах, существуют вышеупомянутые образцы, которые можно отнести к экстремизму. Главным маркером, определителем экстремизма в таком случае является проповедование, агитация идей, навязывание их и публичный призыв к ним.

А исламский радикализм – это явление сведения добра и позитивных сторон человеческой натуры, организации сфер жизнедеятельности исключительно к исламу. Такие формулировки как «только мусульмане могут быть хорошими», «только они попадут в рай», «только с мусульманами можно иметь дела» и подобные, могут считаться проявлением исламского радикализма. 

В данном случае, пытаясь разрешить эту дилемму (отсутствия или присутствия экстремизма в исламе) уместно было бы применить следующий примирительный и политический лозунг: «Висламе нет места экстремизму, радикализму!» при том, что мы бесстрастно признаем, что экстремизм и радикализм, конечно же, присутствуют в исламе, как историко-культурном явлении, как сложившейся и разработанной теории и практике, однако ему не должно быть места в цивилизационном явлении, практическом воплощении в светском государстве, в котором действует Конституция, дистанцированная от религии.

Если мы предположим, что примером ислама являются идеальные действия пророка и его сподвижников – сахабов и ансаров, а все остальное не ислам, то и в таком случае нам придется признать, что ислам далек от толерантности и гуманизма. Но мы (мусульмане, этнические мусульмане, дагестанцы) не признаем их за экстремистов и радикалов, постольку уважаем и любим их, либо проявляем социальную и политическую корректность, не желая оскорблять чувства глубоко верующих мусульман.

Вооруженные сподвижники пророка Мухаммеда, прибывшие в 642 году в Дербент требовали подчиниться им и принять новую веру, выдвигали ультимативные требования, а  в противном случае грозили массовыми чистками, то есть грозили организовать, говоря современным языком гуманитарную катастрофу, что привело бы к геноциду. То, что насилие было одной из главных форм взаимодействия мусульман-арабов и дагестанских народов на начальном этапе, подтверждает и видный российский востоковед, знаток ислама в Дагестане, д.и.н., профессор Амри Шихсаидов. Следовательно, они были экстремистами?

То есть в исламе есть экстремизм, как и в любой политической системе, которая на своем этапе пассионарности проявляет свою империалистскую (имперскую), завоевательную сущность. А ислам практически сразу же был политизирован. Как и любой воин – мусульманский воин может являться экстремистом. Но такое определение не является корректным. Обычно воинов экстремистами не называют. Бывает справедливая или несправедливая война.

Но их экстремизм был политическим, а если быть более точным – религиозно-политическим. Либо следует признать, что сподвижники пророка и первые воины ислама - муджахиды воевали не по Корану, не по исламу и их дела к исламу  имеют лишь опосредованное отношение. Теоретически сподвижники пророка у стен Дербента в VIIвеке выполняли очень серьезную миссию: они намеревались возвысить слово Аллаха, то есть, проще говоря, хотели добра дагестанцам, вывести их (нас) на новый уровень идеологического, этического развития, привить нам новые навыки,  подвигнуть нас к совершению добра; планировали научить нас быть справедливыми, щедрыми, милосердными, сострадательными и пр. Но главным все же было желание заставить (убедить, привлечь, завлечь и т.д.) дагестанцев уверовать, принять новую веру  в Единого Бога – Аллаха.  Но в случае отказа принять новую религию они намерены были бороться (сражаться), вплоть до того, что готовы были лишить жизни и устроить резню, продать в рабство и произвести в отношении нас насилие, что, в принципе, и происходило. В этом они были подобны американским и европейским «ястребам», которые экспортируют демократию на крыльях самолетов, как случилось это в Ливии в 2011 году (арабская весна). Но потом, на смену арабским «ястребам» пришли миссионеры, проповедники, ученые. И распространение ислама затянулось на 8 столетий.

Как и в случае с арабами, возможно, американцы «желали добра» афганцам, южным славянам, сирийцам, ливийцам, египтянам, когда бомбили их, развязывали конфликты, вовлекали народы этих стран в противостояние и гражданские войны…

Но в это мало кто верит. Как писал известный социальный философ, диссидент и правозащитник Вазиф Мейланов (ум.2015 г.) «с идеями должно бороться идеями, а не милицией», то есть силой. Добавлю, что идеи также нужно распространять не на штыках и самолетах, а  убеждением. В крайнем случае – миссионерством, экономическими методами и политикой.

В случае если первоосновой ислама считать Коран и попытаться понять его не в историческом контексте,  а в философском, теософском, то процедура вычленения из ислама экстремизма упрощается. Дело в том, что ненасилие и аят Корана о том, что «нет принуждения в вере»(Сура «аль-Бакара», аят 256) являются главными постулатами мусульман – представителей традиционного ислама, суфиев.

А аят о том «что религия перед Аллахом только ислам», о котором шла речь выше, может переводиться в следующей смысловой вариации: «Система взаимоотношений с Богом зиждется на покорности и смирении». Если к этому прибавить аят, о том, что «Эта книга для размышляющих» (сура «Бакара»), то получится чтоислам – высоко-интеллектуальная теория, которую неучи унизили до дикой практики и набора ритуальных движений.

Тогда как Коран – Книга, как источник действий (араб. амал) - не просто для людей с нормативной способностью думать, а для интеллектуальной элиты, для людей философского ума, которые умеют анализировать,  сопоставлять, использовать логику и разум в полной мере. Всем иным категориям людей Коран закрыт, либо должен быть применен исключительно как певческое чтиво. В этом смысле проводимые конкурсы чтецов Корана (в том числе и в Дагестане) – лишнее тому подтверждение. Скажем, что в исламских вузах преподается около 7-8 методов чтения Корана нараспев (таджвийд). А потом Коран массам нужно давать дозировано, как лекарство при соответствующем недуге. И ни в коем случае не страдать буквализмом и фарисейством. Коран – это столбовой путь, а не тропинка для радикальных элементов.

Как юридический, этический, нравственный документ он должен быть исследован (и применен) только интеллектуально-духовной элитой, людьми с природными и наработанными интеллектуальными навыками, далекими от агрессивных, силовых, экстремистских теорий, практик и идей. Ими же должен быть расшифрован, переработан и «разжеван» обществу. Коран должен преподаваться не в современных медресе (синоним средней школы), а скрупулезно изучаться в Научно-исследовательских институтах (НИИ).

Тогда мы выведем Коран из лобовой атаки тех, кто обвиняет ислам и его Св. Писание в экстремизме и потворству радикализму и терроризму. Перевод отдельно взятого аята Корана, который легко попадает под квалификацию радикального и даже экстремистского («Религия перед Аллахом только ислам») в нашей версии звучит так: «Система Бога - есть покорность и смирение». То есть перед Всевышним Разумом, Создателем как надматериальной высшей и сознательной субстанцией, главным системным форматом которой взаимодействия является покорность, смирение, подчинение. Думаю, никто не узрит в подчинении и смирении явление экстремизма. Добавим, что кроме того, это смирение выдавливает из человеческой психологии (души) гордыню и спесь, мешающую любому осмысленному исследованию, пониманию, поиску, в том числе научному. Такая расшифровка Корана никого не оскорбляет и не является проявлением радикализма или исключительности ислама. Другие же аяты Корана, которые изобилуют призывами отрубать, отсекать и еще что-то в этом роде; аяты о джихаде и пр., являются буквально понятыми или переведенными в милитаристском, силовом, негуманном ключе, в русле политической культуры и понятийного аппарата человека раннего Средневековья. 

Джихад – это путь рвения, усилия на пути Бога.Путь Бога – это путь добра, ненасилия, всеобщей справедливости. Тезисы, которые никого не оскорбляют, являются по своей сути толерантными и мультикультурными, приемлемыми как для либеральной Европы, так и для России со своим особым путем развития и суверенной демократией.

Рвение – исключительно мирное, не кровопролитное, смиренное, рвение без насилия и принуждения, что подтверждается в Коране аятами: «В религии нет принуждения» (Сура «аль-Бакара», аят 256); «Вам ваша вера, нам – наша вера» (109:6). Эти аяты расчерчивают некую демаркационную линию между миром разных идеологий, конфессий, направлений.

Везде, где интерпретаторы предлагают нам усвоить джихад как сражение в его исключительно военно-политическом, диверсионном и террористическом аспекте, унижают Коран и оскорбляют веру. В которой нет и не может быть насилия и принуждения. Это квинтэссенция любого вероучения, искаженная поздними поколениями ангажированного жречества, политиков, использующих религию в своих экспансионистских и империалистских целях.

Для определения войны и сражения в арабском языке есть слово къатль – убийство, резня; а джихад – это усилие, работа над своим сознанием, интеллектуальное самосовершенствование и затем уже и просветительство.

Таким образом, аяты, в которых интерпретаторы и большинство мусульман увидело насилие, убийство, пленение, отрубание голов и прочее, либо относятся к периоду ниспослания Корана и являются тактическими аятами для мусульман периода становления ислама; неким планом действий, тех, кто возжелал путь Бога, как путь добра, истины, бесстрастности, чистоты, просвещения. В подтверждение приведем следующий аят Корана: «А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то бейте их мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то захватывайте в плен. Потом либо милость, либо выкуп, пока война не сложит своих нош» (47:4).

Известно, из истории ислама, что насилие применялось в мединский период пророчества Мухаммеда, а спусковым крючком для него явилось то, что мекканцы объявили блокаду, эмбарго первым мусульманам, захватывали их имущество. В следующем аяте Корана раскрывается следующий аспект войны: «И сражайтесь все с многобожниками, как они все сражаются с вами. И знайте, что Аллах – с богобоязненными!» (9:36). То есть сражаться (совершать джихад, воевать, в данном случае) нужно так, как и они (многобожники) воюют (сражаются, усердствуют). Вернее будет сказать: после того как они начали сражаться и вы сражайтесь. В этом случае сражение является обороной, защитой своих морально-нравственных ценностей, имущества, семей, Родины.

Как видим, главным здесь является оборонительный характер войны, как защиты, собственно, самого джихада – усилия и рвения, как пути достижения полной гармонии души и тела, интеллекта и интуиции; для наступления состояния мира во всем мире, братства, равенства, социальной ответственности, всеобщего комфорта. То есть война ради защиты джихада – усилия в случае возникновения препятствий на пути распространения истины. На современном этапе, учитывая, что понятие войны трансформировалось, имеется ввиду война информационная, экономическая, культурная.

В подтверждении тому, что джихад – это не исключительно война, а усердие, действие, приводим здесь аят из Корана (сура 9:41):

انْفِرُواخِفَافًاوَثِقَالًاوَجَاهِدُوابِأَمْوَالِكُمْوَأَنْفُسِكُمْفِيسَبِيلِاللَّهِۚذَٰلِكُمْخَيْرٌ

لَكُمْإِنْكُنْتُمْتَعْلَمُونَ

Здесь говорится о «джихаде своим имуществом и своими душами» (ваджахиду би-амваликумваанфасикум), то есть если война – имеет вполне ясное значение в форме определенного вооруженного противостояния (харб – араб. «война»),  то о джихаде нельзя сказать как об исключительно военном явлении, здесь нет прямого и исключительно военного контекста.

СЛЕДОВАТЕЛЬНО, в кораническом исламе, или, если угодно, академическом исламе не может (не должно) быть экстремизма. Кажущийся исламский экстремизм, который явлен в Коране – есть либо ответ на военно-политические действия оппонентов мусульман, язычников МеккиVIIв., которые боролись со своими политическими противниками, в том числе силовыми и репрессивными методами; либо является политико-идеологическим концептом Халифата как новообразованного государства с имперскими амбициями (притязаниями) и монархическим типом государственного управления. То есть «милитаристские» аяты Корана – это исключительный призыв к конкретному мекканскому, аравийскому средневековому обществу  первых мусульман, для которых Коран был пошаговой инструкцией и он-лайн курсом, ответом на любой житейский вопрос, возникавший в умме. В целом реформаторский, нравственно-этический дух Корана обращен также ко всему человечеству!

С другой стороны – «исламский экстремизм» в Коране  - это слова самого бога – Аллаха, который угрожает силовым давлением, карой, унижением (моральное давление) всем, кто переступает божественные границы, сеет несправедливость (зульм). И адресуются эти аяты тиранам и несправедливым людям и пр. То есть этот вид «экстремизма» можно вывести за скобки и определить как прерогативу самого Аллаха и его угрозы исполнить сей акт как вероятно-ожидаемую, прогнозируемую данность трансцендентного, постсудного мира.

Джихад в сознании дагестанцев

Для рассмотрения темы исламского экстремизма важно понять концепцию джихада и то, как ассоциируется джихад в общественном сознании дагестанцев на современном этапе. Нами проведен соответствующий социологический опрос, который выявил следующие данные:

Подавляющее большинство дагестанских респондентов (77,4%) считает, что джихад – это борьба за веру. Этот вариант ответа не имеет четко выраженного милитаристского оттенка, является в этом смысле нейтральным определением. Постольку борьбу можно вести не обязательно силовыми, милитаристскими методами. Борьба может выражаться в деятельности по распространению истины, нравственно-этических норм, декламации, пропаганде, работе в социальных сетях, в стойкой идейной позиции.

Лишь 4,4% опрошенных считает, что «джихад – это война за установление шариата». 3.0% считают джихад – «распространением ислама военным путем». 4,6% опрошенных полагает, что «джихад – это война с неверными», а 3,9 % выбрали ответ, что это «борьба за нравственное обновление общества». 4,2 % - имеют свое отличное от предложенных вариантов мнение, а 1,6% респондентов затруднились ответить. 2,8% из общего числа ответивших джихад воспринимают как экстремизм и терроризм. Это лица от 50 лет и выше, то есть зрелое, старшее поколение, которых, возможно, так или иначе коснулась деятельность НВФ, представляющих себя в качестве  муджахидов – организаторов и проводников джихада.

Суммируя удельный вес увидевших в джихаде так или иначе силовое, милитаристское составляющее, можно сказать, что таковых около 12% опрошенных. Здесь необходимо оговориться и отметить, что в этих 12% респондентов сложно вычленить тех, кто отвечал, будучи убежденным в том, что джихад – это силовая акция, либо выражал оценочное суждение, при этом не поддерживая  джихад, как политическую или военно-политическую (силовую) акцию, явление. Точно также, в ответах 77,4% опрошенных также могут быть те, кто, выбирая вариант ответа «джихад – это борьба за веру», исходил не из убеждений в то, что джихад можно и нужно когда-либо применять в светском обществе, а отвечал подобным образом сообразуясь со своими познаниями, востоковедческими знаниями этого арабо-мусульманского термина.

В любом случае, исходя из полученных данных можно более или менее убедительно отметить то, что дагестанское общество умеренно и в нем ультра-экстремистские идеи и положения не могут превалировать или получить широкое распространение. Если сделать обзор полученных данных (2014) по возрастным категориям, то в этом смысле популярный ответ «джихад – это борьба за веру» выбирают лица от 30 до 40 лет (89,0%). Этот вариант ответа, популярного по всем возрастным категориям, выбирают (79,0%) также лица от 40 до 50 лет. Что касается категории лиц от 50 и выше, то здесь на наш взгляд, наблюдается  разброс мнений, разночтения, которые отражаются в определенных числовых значениях ответов (5,3% - война за установление шариата; 10,5% - распространение ислама военным путем; 15,8% - терроризм и экстремизм; 10,5% - война с неверными; 21,1% - борьба за нравственное обновление; 15,8% - другое). Однако возраст и наступающая с годами мудрость, степенность позволила респондентам этой категории выбрать ответ, где популярными были варианты: «джихад – борьба за веру»и «джихад – борьба за нравственное обновление». Отсюда следует, что  джихад отражается в определенной устойчивой части дагестанского общества не как военно-силовая, диверсионно-террористическая акция. Хотя справедливости ради, надо сказать, что тех, кто считает, что «джихад – экстремизм и терроризм» в возрастной категории от 50 лет и старше составляет 15,8%, что тоже немало на фоне ответов и низких числовых значений подобного варианта ответа в других (более молодых) возрастных категориях. Так, в других возрастных категориях эти значения (тех, кто считает, что «джихад – это терроризм и экстремизм») не превышают 3% и приближаются к 5%. Объясняется это тем, что лица, которым сейчас 50 лет и выше, в 90-х гг. были (могли быть, наблюдали) на острие общественно-политических событий, в которых термин «джихад» серьезно отпечатался в сознании, как синоним войны, хаоса, правового беспредела, нападения бандитов, которые прикрывались исламским вероучением. Можно предположить, что социологический анализ этих данных говорит о следствии определенного социального раскола, когда  люди одного поколения (в данном случае лица от 50 лет и выше) одно и то же явление, термин, факт, событие, понятие определяют совершенно взаимоисключающими вариантами ответов. То есть «джихад – экстремизм и терроризм» – в одном случае и  «джихад – борьба за нравственное обновление общества» - в другом. Но этот раскол не глубокий, и он, безусловно, сбалансирован ответами в других возрастных категориях, которые являются ответами срединными, нейтральными, общеупотребительными в публицистической и научной литературе. То есть «джихад как борьба за веру».

Вывод

Как в дагестанском обществе, так и в современной публицистике нет пока единодушия и стройного ответа в вопросе может ли быть джихад – явлением экстремистским, а отсюда является ли ислам – религией экстремистской изначально. Мы взяли за основу понятие джихада, потому что это центральное и в некоторых случаях даже возводимое в шестой стол ислама, понятие. Уместно ли в связи с этим применять в широких масс-медийных ресурсах понятие исламский экстремизм, если не доказано, что ислам, джихад и Коран одобряют радикализм и экстремизм. Здесь возникает вопрос, не является ли раскрученный в глобальном социальном, медийном, политическом пространстве термин исламский экстремизм, исламский терроризм терминами-страшилками, призванными внедрить фобии в цивилизованный мир с тем, чтобы не мешать архитекторам нового мирового порядка строить свой мир?!

В ИТОГЕ, мы пришли к выводу, что в политических и миротворческих целях, а также в СМИ следует воздержаться от использования термина «исламский экстремизм». Термин не историчен, потому что с такой же легкостью в экстремизме и терроризме можно обвинить иудейский, христианский мир и даже буддистов. Так как и в теории, и в практике этих мировых религий также присутствуют факты и материалы, которые можно признать как экстремистские.

Исключительно для научных целей, предлагаем использовать термин мусульманский экстремизм, мусульманский радикализм, мусульманский терроризм с тем, чтобы обозначить, маркировать причины и факторы совершения тех или иных преступлений; обозначать самих акторов таких деяний, их местожительство и этническую привязку; понять и отсортировать мотивировку действий жителей территорий по их религиозным и прочим факторам. А также показать, что через политизацию религии (в данном случае – ислама), в основе которой лежит человеческий фактор, происходит неверное истолкование и интерпретация коранических и пр. священных текстов. Либо применять понятие «экстремизм (терроризм) под прикрытием ислама»(1).

Экстремизм не может быть исламским, христианским, буддийским, а он продиктован определенными социально-политическими событиями, ситуацией, явлениями, определенным пониманием и интерпретацией Священных текстов, которые толкают на крайности определенных этнических представителей условно христианского, мусульманского, буддийского, иудейского мира; либо экстремизм (терроризм) является целенаправленной политикой религиозно-политических групп, транснациональных корпораций, синдикатов, мафиозных и государственных структур. А религия (в том числе ислам) в этом случае играют лишь инструментальную роль.

Ближний Восток глобализация Дагестан ислам Россия традиционализм

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: