ВОЕННАЯ КУЛЬТУРА АДЫГОВ (КАБАРДИНЦЕВ, АДЫГЕЙЦЕВ, ЧЕРКЕСОВ): НАСЛЕДИЕ ПРОШЛОГО В РЕАЛИЯХ НАСТОЯЩЕГО

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Анзор ОСТАХОВ | 22.09.2014 | 00:00

Статья рассматривает военную культуру адыгов (кабардинцев, адыгейцев, черкесов) как одну из форм сохранения исторической памяти народа. Проводится анализ базовых моделей поведения адыгских воинов в различных боевых ситуациях в условиях военных конфликтов XVIII–XX вв. В ходе исследования выявлены их историческая сохранность и преемственность, специфические особенности, мотивация, условия воспроизведения и сферы эффективного приложения. 

Ключевые слова: военная культура, модель поведения, этнокультурный архетип, поведенческая мотивация. 

* * *

Культурно-историческая память народа представляет собой совокупность разнообразных форм, обеспечивающих сохранение и передачу следующим поколениям его исторического и культурного наследия. Особенности исторического развития каждого этноса откладывают определенный отпечаток на его память и культуру. Поэтому у каждого народа разные формы памяти приобретают различную значимость. Так, исторический путь адыгов представлял собой вереницу нескончаемых войн, обусловленных уже самим уникальным геополитическим положением Кавказа, как своеобразного моста между Европой и Азией, по которому в течение столетий пролегали пути многих завоевателей. Адыги жили в условиях перманентной войны, не только пропитавшей у них весь образ жизни, но и способствовавшей определенному застою в развитии материальной культуры и государственных институтов. В жизни адыгского общества доминирующую роль играли народные традиции и обычаи, получившие название «хабзэ». Они регулировали все стороны жизни социума, определяя систему духовных ценностей и нормы поведения в самых разнообразных ситуациях, формируя адыгский этнокультурный архетип [1, с. 60–77; 2, с. 99–187; 3, с. 151–290]. Эти традиции и стали основными формами сохранения культурно-исторической памяти адыгов. Особую роль играли те, которые были направлены на воспитание и укрепление воинственности путем формирования военной культуры, представляющей собой совокупность ценностных ориентиров, ментальных установок, морально-психологических качеств, механизмов их воспитания и стереотипов поведения [4, с. 23–27]. 

Предметом данного исследования является военная культура адыгов, рассматриваемая как совокупность устойчивых стереотипов поведения представителей данного этноса на полях сражений, их специфика и мотивация. Военной культуре адыгов посвящен ряд современных исследований, но вопросы военного искусства в них остаются пока менее изученными [5, 6, 7]. Актуальность изучения проблемы обуславливается общим «поворотом к человеку» всей современной гуманитарной науки, становлением в России военно-исторической антропологии [8, с. 12–15]. Практическую значимость ее разработке придают нарастающие проблемы интеграции северокавказских (в том числе адыгских) призывников в состав российской армии и эффективного использования их потенциала для усиления ее боеспособности. Существуют серьезные опасения превращения данной проблемы в угрозу социально-политической стабильности и безопасности на Северном Кавказе [9, 10].

На протяжении столетий адыги вели маневренные войны, условия которых оставили отпечаток во всех областях военного дела, включая военную организацию, систему вооружения, стратегию, оперативное искусство и тактику. В силу соответствующего уровня развития материально-технического потенциала военная организация адыгов обладала рядом недостатков, свойственных для иррегулярной армии: отсутствие централизованной системы регулярного комплектования, ограниченность властных полномочий командования и ресурса воинской дисциплины. Развитие родов и видов войск находилось в зачаточном состоянии, а главным из них стала кавалерия. В то же время сам неустойчивый характер войска повышал его живучесть. Способность в короткие сроки мобилизовать боевые отряды и в течение длительного времени непрерывно поставлять их на фронт позволяла адыгам относительно успешно выдерживать противоборство со многими соперниками, включая и русскую армию. 

Особенности маневренной войны предъявляли соответствующие требования к системе вооружения, проявлявшиеся в таких его тактико-технических характеристиках, как легкость, простота, удобство, многофункциональность, высокая скорость и эффективность применения. Ведущими тенденциями в развитии оружия у адыгов являлись постоянное облегчение его веса, отказ от всех лишних деталей, функциональная универсализация, а также постоянное совершенствование холодного оружия. Приоритет имело оружие рукопашного боя (клинковое) над оружием дистанционного боя (стрелковым). 

Принципы маневренной войны отразились на военной стратегии и тактике адыгов. Как правило, они придерживались стратегии измора, заключавшейся в постепенном ослаблении противника путем истощения его военных сил. Главную роль в тактике играла подвижность, ее ключевыми элементами выступали маневр, удар и рукопашный бой. Базовыми тактическими принципами являлись мобильность, внезапность и военная хитрость. Наступательная стратегия адыгов сводились к глубоким вторжениям на территорию противника, разорению его экономической базы и быстрому отступлению обратно. Перенося военные действия на территорию противника, адыги вынуждали его тратить основные силы на обеспечение безопасности своей страны, а не на походы в адыгские земли. Находясь в глубоком прорыве, адыгская конница уходила от преследования неприятеля, парировала его удары, наносила внезапные контрудары, прорываясь из окружения. 

В основе оборонительной стратегии лежала система маневренной обороны, сущность которой заключалась в отступлении вглубь своей территории с целью заманивания противника и постепенном уничтожении его сил в ходе серии горных и лесных боев. В бою маневренная тактика адыгов проявлялась в следующих формах: широкий маневр и стремительное проникновение в глубину вражеского расположения, нанесение решительных ударов во фланг и тыл противника для его разгрома в короткие сроки, скоротечные кровопролитные рукопашные схватки, глубокое ложное отступление, маневр огнем, искусное применение ландшафта и контратак. При этом основным средством уничтожения живой силы противника был рукопашный бой, вследствие недостаточного уровня огневой мощи. 

Маневренная тактика адыгов, доведенная до уровня совершенства, на протяжении столетий была их надежным оружием в сражениях с гуннами, хазарами, монголами, крымскими татарами, ногайцами, калмыками и другими народами, вторгавшимися на Северный Кавказ. Но во время Кавказской войны (1817–1864) адыгам пришлось столкнуться с российской армией, применявшей совершенно иную систему – европейскую линейную тактику, опиравшуюся на высокую огневую мощь. Наступательная и оборонительная стратегия адыгов оказалась неспособна одолеть кордонную стратегию российской армии, сокрушительный удар адыгской конницы легко отражался русской артиллерией, а адыгский рукопашный (кинжальный, шашечный) бой был неэффективен против русского штыкового боя. 

В результате присоединения Северного Кавказа к России образ жизни адыгов стал сильно меняться: одна часть воинственных традиций искоренялась российскими властями, а другая сама постепенно отмирала, не приживаясь в новых реалиях. Данный процесс продолжался и в эпоху СССР. В итоге адыгская военная культура претерпела серьезную дефрагментацию, но не утратила полностью своего влияния на их жизнь. Сравнительно-исторический анализ войн XX в., в которых адыги сражались уже не как самостоятельные участники, а в составе других армий, показывает, что они проявляли в боях типичные для своего архетипа модели поведения со свойственной им этнокультурной спецификой, несмотря на изменения в организации вооруженных сил и вооружении.

Одной из наиболее характерных особенностей воинского искусства адыгов являлось то, что они отдавали предпочтение атаке в связи с многовековым доминированием у них кавалерии. Поэтому их атаки, по сравнению, например, с чеченскими и дагестанскими, отличались большей продолжительностью, настырностью и пробивной силой. В годы Первой мировой войны хорошо проявили себя в атаках всадники Кабардинского и Черкесского полков Кавказской туземной конной («Дикой») дивизии. В ночном бою у села Ветлино в предгорьях Карпат 17–18 декабря 1914 г. Кабардинский полк атаковал австрийских пехотинцев, засевших в окопах. В ходе 9 часового боя с превосходящими вражескими силами кабардинцы нанесли им большой урон и захватили позиции, вынудив неприятеля к отступлению [11, с. 56–57]. 

Уже во время Великой Отечественной войны, 2 августа 1942 г. состоялась, по словам Х.И. Сиджаха, «изумительная по красоте и силе удара атака» 29-го Кубанского (Адыгейского) казачьего кавалерийского полка 17-го казачьего кавалерийского корпуса у станицы Кущевской. В составе полка вместе с казаками сражались и адыгейцы. Конная лава прорвала вражеские позиции и продвинулась на 7 км, уничтожив свыше 800 немецких солдат [12, с. 115]. Широко использовало советское командование в контратаках 115-ю Кабардино-Балкарскую кавалерийскую дивизию [13]. Во время боя у станции Абганерево на подступах к Сталинграду в ноябре 1942 г. кавалерийские группы Х.Т. Докшокова и С.К. Тлеужева атаковали немецкую бронетанковую колонну, выдвигавшуюся из Котельниково. Сначала пулеметчики и автоматчики из засады открыли огонь по хвостовой части колонны, а затем всадники молниеносно ударили во фланг вражеской пехоте. Ошеломленный дерзостью конной атаки и мощным пулеметным огнем, противник сдался в плен [14, с. 318]. 

Наступательный порыв атак адыгов сохранялся и в войнах конца ХХ в., когда кавалерию уже вытеснили с поля боя другие рода войск. Во время грузино-абхазской войны кабардинские добровольцы не раз настойчиво требовали отправить их в самые «горячие» точки. Абхазское командование использовало их в качестве главной ударной силы во всех крупных наступательных операциях. Наиболее ярким примером служит бой за стратегически важную и хорошо укрепленную высоту Ахбюк в июле 1993 г. Ожесточенные атаки осетинского отряда – 4 июля –  и чеченской группы – 10 июля – были отбиты. Только в ходе третьего штурма 23 июля кабардинский отряд М. Шорова смог взять высоту, обратив противника в бегство [15, с. 70–71].

Традиционно адыги предпочитали атаку обороне, так как та, с одной стороны, не соответствовала их представлениям о поведении воина на поле боя, а с другой, была неприемлема для кавалерии. Нередко, находясь в обороне, адыги ждали, пока противник выйдет из леса на открытую поляну и затем атаковали его в конном строю, что отличало их, например, от чеченцев, привыкших сражаться на завалах в лесных чащах. Тактика активной обороны с переходом в контратаки широко использовалась и в войнах ХХ в. В ходе австро-германского наступления в 1915 г. в Галиции на протяжении двух месяцев, в апреле-мае, в упорной обороне русских позиций на левом берегу Днестра участвовал Кабардинский полк «Дикой дивизии». Он успешно отбивал атаки противника, совершал вылазки в его стан, переходил в контратаки, возвращая потерянные пулеметы. Несколько десятков воинов за проявленные в боях храбрость и мужество были награждены Георгиевскими крестами [11, с. 71–74]. 

Не раз приходилось решать оборонительные задачи военнослужащим-адыгам и в составе Красной армии в годы Великой Отечественной войны. В качестве примера индивидуальной стойкости следует привести подвиг шапсуга А.А. Ачмизова, заряжающего орудия 2-го гвардейского артиллерийского дивизиона 4-го гвардейского кавалерийского казачьего корпуса. После гибели почти всего расчета в бою у аула Новкус-Артезиан на Ставрополье 2 декабря 1942 г. он отразил атаку 11 немецких танков, подбив 5 из них [12, с. 125; 16, с. 29–38].

В сентябре 1992 г. адыгейский отряд М. Шовгенова вместе с чеченской группой попали в засаду в горном ущелье около селения Ахалшени. Под плотным перекрестным огнем грузинских солдат чеченцы сразу отступили из ущелья, считая бесперспективным дальнейший бой, тогда как адыгейцы, в первый раз участвовавшие в боевых действиях, не разбежались, а залегли под разбитые бронемашины и открыли ответный огонь. Они сумели отразить грузинскую атаку и, разделившись на мелкие группы, без паники выбрались из ущелья [17, с. 24–25]. Бойцы кабардинской группы В. Карданова у селения Пакуаш 13 января 1993 г. 12 часов отражали атаки противника и вынудили его отступить с большими потерями [15, с. 67].

Яркой формой проявления этнокультурного архетипа адыгов на войне было стремление к героизму и доблести, к подвигам, прославлявшим их имена. Поэтому адыгский воин стремился совершить подвиг в одиночку, в наиболее опасных для жизни условиях: атаковать неприятеля, вырвавшись вперед от наступающей колонны, вести поединок сразу с несколькими противниками, жертвовать собой ради спасения соратников или уничтожения как можно большего числа врагов. Мотивацией таких подвигов выступал сильный славолюбивый и агональный дух адыгской культуры, оказывавший влияние на поведенческие стереотипы адыгов в самых разнообразных ситуациях не только на войне, но и в мирной жизни. Такими были действия кабардинца Т. Хурзанова в бою 16 февраля 1915 г. у селения Майдан. Находясь в разъезде, он попал в окружение, но, ловко орудуя шашкой, вырвался к своему отряду, несмотря на то, что его лошадь была убита [11, с. 64]. Во время атаки Кабардинского полка у селений Лужаны и Шепенице на реке Прут 29 мая 1916 г. К. Аджиев и Х. Хуранов первыми врубились во вражеские ряды, увлекая за собой однополчан. Только Хуранов лично захватил в плен 10 австрийцев [11, с. 101–102]. 

В тяжелом бою у села Дьяково на Украине 8 ноября 1941 г. адыгеец политрук Х.Б. Андрухаев принял на себя командование ротой после гибели командира и возглавил ее атаку. Позже он приказал бойцам отступать, а сам остался прикрывать их отход в одиночку. На все предложения противника сдаться в плен Андрухаев отвечал автоматным огнем, а когда закончились патроны, подорвал себя и окружавших его немецких солдат связкой гранат [16, с. 9–21]. Аналогичный подвиг совершил командир эскадрона 115-й кавалерийской дивизии кабардинец лейтенант Т.Х. Хагуров в бою под Большой Мартыновкой 26 июля 1942 г. Обороняя рубеж, он был ранен в живот во время немецкой атаки, но отказался покинуть поле боя. Хагуров приказал своему отряду отступать, а сам остался прикрывать отход и вел огонь, пока не погиб от огня вражеского танка [18, с. 190–191; 19, с. 319–327].

Важной чертой поведения адыгов в бою было то, что они стремились не оставить своих раненых и убитых в руках неприятеля. Этот обычай был обусловлен сочетанием сильных традиций взаимопомощи и взаимовыручки, широко проявлявшихся и в мирной жизни, с особым уважением к мертвым. Каждый воин был уверен в том, что, благодаря товарищам, ни живым, ни мертвым не попадет к врагу. Во время боя у села Шупарки 3 июля 1915 г. всадник Кабардинского полка Х. Ципинов вынес раненого М. Аппаева из-под проволочных заграждений противника, постоянно находясь под сильным вражеским огнем [11, с. 76]. Кабардинец А. Шарданов в бою 18–19 марта 1993 г. вынес 25 тел погибших абхазских воинов [15, с. 88]. 

Основным продуктом адыгской военной культуры был хороший солдатский материал [20, с. 171]. Военная культура адыгов позволяла воспитывать мужчину как воина, обладавшего такими морально-психологическими качествами, как храбрость, стойкость, доблесть, отвага, смелость, бесстрашие и взаимовыручка. Важнейшим условием формирования данных качеств являлся семейный быт, отличавшийся строгостью, выдержкой, самообладанием, мужественностью и субординацией. Согласно традициям, родители не должны открыто демонстрировать свои нежные чувства к детям, которых с раннего возраста приучают быть самостоятельными, не жаловаться на трудности и не теряться при их возникновении, держать свои эмоции и мысли при себе, быть выдержанными и немногословными в присутствии старших, стойко терпеть боль без плача, помогать близким и друзьям. В итоге дети уже с детства пропитываются духом мужества и твердости, которые в условиях войны быстро сублимируются в определенный набор воинских поведенческих стереотипов. Поэтому адыги, как и другие народы Северного Кавказа, быстро приспосабливаются к условиям войны и свободно ориентируются в ее пространстве. Данная система лучше всего сохраняется в сельских условиях и деформируется в условиях города. Неслучайно подавляющее большинство героев Великой Отечественной войны – адыгов происходило из крестьянской среды [16, 21]. Аналогичная ситуация была и во время грузино-абхазской войны: 62 % кабардинских добровольцев были родом из сельской местности [15, с. 80]. 

В качестве базовых элементов семейного воспитания у адыгов выступают устные поучения дедов и отцов о достойных поступках представителей рода, которые должны служить моральным примером для детей, а также личный пример родителей. Немалую роль играет спортивное воспитание – большинство родителей отдают детей в секции единоборств, где дети получают хорошую физическую и духовную закалку. Во второй половине XX в. спортивные секции и молодежные драки у адыгов стали функциональным заменителем национальных игрищ «джегу» и наездничества, которые ранее вырабатывали у них необходимые воинские навыки. Спорт до сих пор очень популярен в Кабардино-Балкарии, Адыгее и Карачаево-Черкесии: практически, в каждом селении есть борцовские секции, которые активно посещает молодежь. Так, 98 % кабардинских добровольцев участвовавших в грузино-абхазской войне, в свое время посещали спортивные секции по каратэ, боксу, кикбоксингу, вольной борьбе и дзюдо [15, с. 86].

В заключение отметим, что воинская культура адыгов, складывавшаяся на протяжении столетий, вбирала в себя не только исторически обусловленные навыки ведения боя и соответствовавшие им качества, но и передававшиеся из поколения в поколение представления об идеальном воине, рвавшемся в атаку и стремившемся покрыть себя неувядающей славой на поле сражения. Приведенные примеры по большей своей части могут рассматриваться как ее идеальные модели и реализоваться только при определенных условиях: добровольном принципе комплектования отрядов, их немногочисленности и моноэтническом составе, наличии собственных этнических командно-офицерских кадров, обладающих достойными воинскими качествами и высоким авторитетом среди соратников. 

Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации, соглашение 8869.

MILITARY CULTURE OF ADIGAS (KABARDIANS, ADIGEYANS, CHERKESIANS): A HERITAGE OF THE PAST IN REALITIES OF THE PRESENT

A.A. Ostakhov

The paper considers military culture of Adigas (Kabardians, Adigeyans, Cherkesians) as the carrier of cultural-historical memory of the people. The analysis of the basic models of behaviour or Adiga,s warriors in various battle situations during of the military conflicts XVIII–XX of century. The historical safety and continuity, specific features, motivation, conditions of reproduction and Spheres of the effective appendix have been revealed.

Key words: military culture, model of behaviour, national-cultural type, motivation of behaviour.

Источник: Вестник южного научного центра. – М.: Изд-во «Наука», 2013. – Том 9. №2. Апрель-Май-Июнь. – С. 85-89.

воинское искусство / вооружения историография культура Северо-Западный Кавказ черкесы

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: