НАТУХАЙЦЫ. ИЗ ИСТОРИИ ПРИСОЕДИНЕНИЯ ЗАПАДНОГО КАВКАЗА К РОССИИ
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Лариса ЦВИЖБА | 08.09.2014 | 14:55
Сложно шла интеграция горских обществ в политическую систему России. Добровольные вхождения, нарушения принятых обязательств, интриги в обществах, междоусобица осложняли взаимоотношения и оттягивали завершение этого процесса. Об этом свидетельствуют многочисленные донесения, переписки и записки российских военных чиновников, которые хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве. На их основе я и постаралась выстроить картину покорения одной из народностей Кавказа – натухайцев – в определенный, достаточно короткий период времени. Даже эти приводимые здесь факты свидетельствуют о том, какая шла ломка в обществах и общественных отношениях, в привычном укладе жизни горцев, как выстраивались их отношения с русскими, и наоборот, какое было в целом напряженное, тяжелое время.
«Натукуадж и Шеки, прежде составлявшие особое владение Магомета Занова, бежавшего в Турцию, где он известен под именем Сефер-бей, занимают место по берегу моря от устья Кубани до реки Пшады между крепостью Анапою, укреплением Геленджиком и Ольгинским мостовым укреплением, народонаселение 140 000 человек (непокорных). Люди Натукуадж и Шеки, живущие ближе, чем другие, к Анапе, прежнем местопребывании турок, ревностные магометане, равно как и часть сапсуг (шапсуг. – Ред. «РА»), народ торговый». Это – из обзора политического состояния Кавказа (1840 г.), составленного г.-м. А.И.Мендом, и речь идет о натухайцах.
Начальник 1-го отделения Черноморской береговой линии контр-адмирал Серебряков писал командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории 31 января 1840 г. о том, что в натухайском обществе проводятся собрания, которые вызывали настороженность у начальника Черноморской береговой линии г.-л. Раевского. Один из представителей на-тухайского общества тохавов (свободное сословие) Безим Coyпух, «пользовавшийся по богатству и природному уму весьма сильным влиянием на своих соплеменников», приехав к Серебрякову с охранными листами, выданными ему в разное время русскими генералами, просил, чтобы войска не разоряли его аула и жилища натухайцев, которых более 200 семейств, расположенные на недалеком расстоянии по рекам Декош, Киаштух, Хоком, Мсегак и Секенух, объясняя это тем, что он и упомянутые им натухайцы не будут предпринимать никаких неприязненных действий, напротив, он будет уведомлять о злоумышленных намерениях прочих племен. Покориться правительству Безиме Соупух не прочь, но он не решался на такой поступок, опасаясь «мщения других племен», но уверял, что те жители, от имени которых он пришел, «весьма к этому склонны и всеми силами стараться будут сохранить миролюбивые с нами отношения».
Действительно, тохав Безим и его единомышленники не нарушали данных ими обещаний – ничего вредного не предпринимать. Мало того, налаживались доверительные отношения с военными и русским населением, и это подтверждалось частым появлением их для торговли в форте Раевский и в Анапе. Были и неоднократные прибытия Безиме с другими старшинами к анапскому коменданту для обмена информацией. Как отмечал Серебряков, Безиме сказал, что члены общества тохов убедились в предательском и вредном для них влиянии другого натухайского сословия – узденей, и что они намерены от них отделиться и действовать независимо, по собственному своему соглашению.
В чем заключался конфликт в натухайском обществе?
Как следует из объяснения Безима, он и несколько значительных по влиянию своему тохавы, живущие в разных местах натухайской земли, – Хакар Ацох, Хевюх Ханту, Нарчо Чехал, Нелям Бизиас, Хаджиф Отта, Бизим Махмет вели пропаганду против узденей, которые «пользуются русскими подарками, а народ удерживают в устройстве, для них одних выгодном», разъясняли народу о разорительных последствиях военных действий, о «безумии дальнейшего сопротивления, невозможности внешней помощи» и главное – это о «необходимости жить с русскими мирно». Эти названные выше тохавы сумели склонить народ на предварительное совещание без узденей, которые в принципе в будущем могут участвовать в назначенном общественном собрании натухайцев, абадзехов, шапсугов, но только в том случае, если они торжественно дадут обещание тохавам «не противоречить и без всякого разногласия действовать, если же уздени этого условия не примут, то они к общим совещаниям не будут допущены».
Что касается ожидаемой внешней помощи, то и здесь натухайцы убедились, что ждать им нечего. Об этом также говорил Безим Соупух, который встречался с одним из пользующихся всеобщим уважением соотечественником, стариком Хозешем Хастемиром, посланным в Константинополь для выяснения, какую же помощь ожидать им, горцам, от Порты. Со слов Хастемира следует, что он и товарищи его были в Константинополе у главных сановников Порты: Серакира Паши, Капитана Паши, Ахмет Паши, зятя Султана, излагали им просьбу о помощи и защите от имени всего народа, но все им отвечали, что Порта не может вмешиваться в их дела и предоставляет действовать самостоятельно, «как сами про то знают». Попытка встретиться с Султаном не увенчалась успехом. Помочь им, т.е. сказать, с каким ответом им вернуться на родину, не смог и Сефер-бей, находившийся под присмотром турецкого правительства. Он принял делегацию соотечественников сухо, говорил, чтобы продолжали сопротивление русскому оружию, что помощь будет со временем непременно, предлагал взять от него письма к народу Кавказа.
Встреча с Сефер-беем в итоге закончилась скандалом. Его упрекнули в обмане, оставили его, объявив, что «если он не может доставить им случая видеть Султана, говорить ему от имени своего народа, получить от него письменный или хотя словесный ответ, то Сефер-беевых посланий, которыми несколько лет издевался он над их простодушием и легковерностью, передавать своим соплеменникам не намерены». Все это повлияло на возвращение Хастемира на родину – после полуторагодичного нахождения в Турции – убежденным, что необходимо «прекратить бесполезные военные действия и жить с русскими дружелюбно».
Так складывалась ситуация в натухайском обществе, что несколько сот человек, непримиримых с узденями, решили отделиться и идти под покровительство России, «чтобы жить в мире, заниматься хозяйством и торговать с русскими». «В продолжительном разговоре я нашел в Безиме человека, одаренного необыкновенным природным умом, нрава пылкого и предприимчивого, дальновидного, хорошо постигающего положения дел, ненавидящего узденей и на все готового, чтобы упрочить благоденствие свое и своих единомышленников. Его так сильно занимает предприятие, на которое он отважился, что приехав ко мне вечером накануне того дня, когда предполагалось предварительное между тохавыми совещание, он не мог ни о чем говорить, кроме желаемого уничтожения узденей, и с жаром, почти с исступлением излагал их коварства, корыстолюбие и пагубные для народа действия», – так характеризовал своего собеседника контр-адмирал Серебряков и сделал вывод, что возникшее разногласие в натухайском обществе между узденями и остальной частью населения можно довести до междоусобной борьбы, поощряя благосклонностью ту сторону, намерения которой соответствуют планам и намерениям политики царизма в этом крае, и такие «смелые и пылкие, пользующиеся влиянием на своих соотечественников, как Безим Coyпух и его товарищи, необходимо привязать к нам».
Вопрос принятия покорности натухайским обществом (при распрях внутри общества по этому вопросу) и ожидаемое собрание для принятия конкретного решения затянулись на полтора года.
Тем временем ситуация в горских обществах меняется. Об этих изменениях и чем они вызваны рассказывает начальник Черноморской береговой линии Раевский в рапорте на имя командира Отдельного Кавказского корпуса Головина 16 августа 1840 г. Так, в Анапе, в форте Раевский, в Новороссийске, Кабардинском, Геленджике, Новотроицком и Тенгинском натухайцы беспрерывно приходят и говорят, что у них везде идет совещание о добровольном покорении и выдаче аманатов. Причиной сближения сторон названы соль и голод, который возник в горах от неурожая в 1839 и 1840 годах. Часть натухайцев тайно, а иногда и открыто нарушала «торжественно принесенную всеми черкесами клятву – сопротивляться русским до последней крайности и не вступать ни в какие с ними условия». К таким действиям, как подтвердил и г.-м. Анреп, подтолкнул их неурожай. Как писал начальник Черноморской береговой линии Раевский военному министру Чернышеву 4 октября 1840 г., это подтверждают и сами натухайцы, что торговля солью и другими товарами показала им выгоды, которые они приобретают в мирных сношениях с русскими. До 150 подвод ежедневно приезжают в Анапу с дровами, сеном, птицей, плодами, медом, воском, салом, кожей, оружием и другой продукцией. В Новороссийске на таком же базаре в день привозят 6000 домашних птиц. Кроме торговли, натухайцы говорили, что русские их не разоряли в продолжение трех лет, и они убедились, что «русские не намерены, как они прежде полагали, совершенно их истребить».
Что касается соли, то она, как и железные изделия (котлы для выпаривания морской воды, например) являлась разменным продуктом генералов на Кавказе. Соль в обмен на покорность горцев имела действенное значение.
Натухайцы, видя выгоды мирного сосуществования с русскими, хотят покориться, но не решаются. Это и объяснимо: разнородное общество, старшины и влиятельные люди аулов, которые навязывают народу поведение… Решаются на покорность только отдельные аулы. Некоторые представители аулов, выражая готовность присягнуть, при этом ищут разные причины, чтобы отодвинуть эту возможность. Знать, которая не хочет терять свое влияние на подвластных и свою независимость, безусловно, навязывает определенное поведение в натухайском обществе. Такая ситуация характерна и в среде других горских народов. Генерал Раевский в октябре 1840 г. писал военному министру о том, что натухайцы предложили присягнуть не ему, а между собою «не предпринимать никаких враждебных действий против русских».
Вопрос о принятии покорности всем натухайским обществом не снимался с повестки дня, хотя он и затянулся. Тем не менее 17 марта 1841 г. в Керчи, к начальнику Черноморской береговой линии г.-л. Раевскому явилась депутация натухайцев и предложила добровольно покориться и выдать аманатов. Депутация состояла из старейшин многочисленной долины Суко, которые сообщили, что натухайцы провели много собраний, на которых высказывались за покорность, но общего собрания всего народа не проводилось, оно отложено до окончания весеннего вспахивания полей.
Обстоятельства складывались так, что жители аула Суко, состоявшего из 200 дворов, все-таки решились покориться, для чего прибыли в том же марте 1842 г. к начальнику Черноморской береговой линии г.-л. Раевскому уже в Анапу, где приведены были к присяге. Им были дарованы разные права, которые изложены в Открытом листе, в частности, земля, дома, леса и прочее имущество должны быть неприкосновенны, пока они будут свято сохранять данную им присягу и т. д. В свою очередь присягнувшие должны были выдать двух аманатов: одного – из дворян, другого – из простолюдинов.
Как уже бывало неоднократно в горских обществах, попытка повлиять на присягнувших и тем самым заставить их отказаться от своей присяги имела место и в данном случае. В те же дни явились к и.д. начальника Черноморской береговой линии г.- м. Анрепу старшины 7 натухайских аулов и выразили негодование в адрес суковцев как клятвопреступников, но после многих доводов генерала они переменили свои убеждения и обещали «употребить свое влияние на народ».
8 и 9 апреля 1841 г. старшины четырех натухайских деревень: Бид, Циокай, Псезырь и Копесах – добровольно принесли в Керчи перед г.-м. Анрепом присягу на верноподданство России и от этих населенных пунктов доставили анапскому коменданту пять мальчиков – аманатов. Как следует из рапорта г.-м. Анрепа командиру Отдельного Кавказского корпуса ген. Головину, «дети эти очень веселы и довольны, а отцы их и того более». Но многие из непокорных аулов решили между собой призвать на суд старшин тех деревень, которые приняли присягу на верноподданство императору, и потребовать, чтобы они добровольно отказались от принятых им обязательств, в противном случае принудить их к тому силою.
13 апреля 1841 г. прибыла враждебно настроенная часть натухайцев к аулу Псезырь в то самое время, когда жители аула собрались для принесения присяги перед старшинами, которые присягнули на вечное подданство России в Керчи 8-9 апреля 1841 г. Прибывшие в аул натухайцы не только не допустили принятия покорности жителями, но и заставили самих старшин, ранее присягнувших, дать клятву не ездить в Анапу, пока на общем собрании не будет решен вопрос вступления в подданство России всех натухайцев. Старшина аула Суко Магомет Бзым, один из тех, кто ездил в Керчь от долины Суко, лично объявил анапскому коменданту, что они дали присягу только на 6 месяцев, так как за это время покорятся все натухайцы.
О такой вот ситуации в натухайском обществе и. д. начальника Черноморской береговой линии Анреп доносил командующему войсками Кавказской линии и Черномории рапортом от 21 апреля 1841 г. Для принесения присяги всеми натухайцами, как говорили в аулах, должен был состояться большой сбор, но, как полагал г.-м. Анреп, этот сбор имел целью напасть на какую-нибудь станицу близ Анапы в отместку за баранту (разбойничий набег) и пленных, взятых не так давно русским отрядом за Кубанью, напротив Варениковой пристани. В то же время Анреп отмечал недостаточность и слабость войск в Анапе и Новороссийске: «В короткое время своего командования Черноморской береговой линией я уже не раз испытал чувство доселе мне незнакомое – бессилие и невозможность не только наказать неприятеля, но уже, в случае опасности, пособить нашим укреплениям. Скорейшее усиление гарнизонов в Анапе и Новороссийске необходимо». Слабость гарнизонов также является причиной растягивания старшинами аулов принесения покорности – они чувствовали свое превосходство.
Вернемся в натухайские аулы, где проходят собрания, и многие старшины вынуждены отказаться от ранее данных присяг. О сложных взаимоотношениях в обществах, имевших место в период принятия аулами решений с кем быть, писал и.д. начальника Черноморской береговой линии командующему войсками на Кавказской линии и Черномории 31 мая 1841 г. В частности, о том, что натухайцы в течение нескольких дней проводили собрание, в котором принимали участие шапсуги, убыхи, были вызваны и старшины покорившихся аулов Циокай, Бид, которые пришли на собрание в сопровождении жителей. Враждебная партия убыхов изначально не была сильной, и, как отмечал г.-м. Анреп, «главнейшие из старшин, закоренелых в ненависти к русским, старались убеждениями и угрозами склонить жителей Бид и Циокай отложиться от данной им присяги, но так как это не удалось, то враждебная партия, усилившись в числе, приступила к насильственным мерам. Совещания произвели ссору и потом драку, в которой противники покорности одержали верх», в результате чего у ранее покорившихся были отобраны охранные листы, арестованы старшины, на них наложили штраф по 30 штук рогатого скота и заставили дать клятву не ездить в российские укрепления и не иметь с русскими никаких сношений».
Намерения непокорных натухайцев и других обществ повлиять на внутреннюю политику на Западном Кавказе очевидны. 27 апреля 1841 г. несколько старшин враждебных натухайских обществ прибыли к анапскому коменданту и вернули билеты и охранные листы, просили возвратить им детей, отданных в качестве аманатов пятью покорившимися аулами. Аргументом их поведения было то, что они не согласны с поступками жителей отдельных населенных пунктов, вопрос принесения покорности должен быть согласован со всеми адыгами, т.е. шапсугами, абадзехами, убыхами, между которыми есть обязательство «действовать заодно». Получив отказ в возврате детей, делегация просила не отправлять их никуда из Анапы, во всяком случае в течение 2-х месяцев, пока вопрос о принесении покорности ими не будет окончательно решен на общем собрании. Но как отмечал г.-м. Анреп, между натухайцами в течение почти месяца ничего значительного не происходило, а наоборот, натухайцы и шапсуги в ночь с 23 на 24 мая совершили ограбление горцев, возвращавшихся из Анапы, куда они ездили для мены на хлеб и соль. 24 мая также партия неприятеля показалась на высотах близ Витязевой станицы, и конные бросились отгонять только что выгнанный из станицы рогатый скот и табун лошадей, но были обращены в бегство. В этой вылазке горцы потеряли 5 человек убитыми, а со стороны казаков 1 человек ранен и убиты 2 казачьи лошади. Какой вывод следует из всей этой истории с натухайцами? Как отмечал г.-м. Анреп, «обстоятельства, которые при больших средствах нам можно было бы обратить в свою пользу, теперь послужили во вред. Конечно, отложение 5 покорных нам аулов не заключает в себе особенной важности, тем более что и покорение их было важно только как первый шаг и пример, но обстоятельство это убедило натухайцев, что те из них, которые и желали бы из каких-нибудь видов остаться верными своей присяге, не могут надеяться на нашу защиту от партий, враждебных покорности и всем миролюбивым сношениям». О слабости русской армии говорит и командир Отдельного Кавказского корпуса в своем донесении военному министру в мае 1841 г. В частности, он отмечал, что, «не поддерживая войсками желающих покориться правительству, порождаем как в них, так и в других враждебных племенах мысль о нашем бессилии, что кавказские народы не могут до сих пор постигнуть силы, обширности и могущества России, встречая повсюду отряды гораздо слабее себя, они не верят, что мы имеем неисчерпаемые средства для их покорения». Следует обратить внимание еще на одну мысль, высказанную корпусным командиром. Он отмечал: «Я убедился, что имея больше войск, мы скорее покорим горцев, с несравнимо меньшими потерями. Одно нравственное влияние, одно убеждение в нашей многочисленности может принудить их к покорности». Еще в одном рапорте корпусного командира военному министру, датированном маем 1841 г., он отмечал, что, несмотря на продолжительную борьбу с горцами, «мы еще так далеки от нашей цели – повсеместного утверждения владычества нашего на Кавказе. Напрасно мы стараемся распространить истинные понятия о могуществе и силе России, напрасно свидетельствуют о том горцы, видевшие собственными своими глазами и безмерность нашей империи, и многочисленность войск наших. Хитрые возмутители и враждебные нам старшины горцев уверяют, хотя это и справедливо, что войска из отдаленных стран России не могут прийти на Кавказ, ибо мы в вечной войне с другими сильными народами, а легковерные, невежественные толпы им верят, пока не убедятся в противном, пока не увидят против себя значительных сил. Вся эта история с присягой натухайцев, она не единична в это время на Кавказе, показывает, насколько разобщены общества в своих видах на будущее, насколько сильны влияния старшин… насколько велико их желание сохранить свое влияние в обществе, насколько не знает и не понимает русско-кавказское начальство внутреннего уклада обществ, на которое накладывается слабость и малочисленность гарнизонов. Казачьи станицы здесь не играют ключевой роли в удержании русских порядков, так как горцы видят в них потенциальных врагов и источник добычи, о чем свидетельствуют набеги».
Что касается аманатов от 5 аулов, то для них полагали необходимым проводить обучение по русскому языку и арифметике – думали, что усиленное занятие будет только обременять молодых горцев. Им обеспечивали «хорошее содержание, ласковое обхождение», словом, делали все, чтобы воспитывать их таким образом, чтобы они могли служить звеном между настоящим и будущим поколениями, а главное, чтобы они среди своих горских обществ были «проводниками признательности и преданности к благодетельствовавшему их правительству». Император полагал даже определять в военно-учебные заведения способных малолетних аманатов из дворян, но с согласия их родителей. Это тоже одна из мер, направленных на сближение сторон, с использованием мирных методов, в данном случае образовательно-просветительских.
Кроме того, император соизволил начальнику Черноморской береговой линии выбрать из числа покорившихся аулов троих почетнейших старшин для отправления в Санкт-Петербург. Полагалось проведение таких акций и в дальнейшем, по мере изъявления покорности другими аулами, составлявшими значительную часть натухайского племени. «Депутаты» эти собственными глазами должны были убедиться «в силе и могуществе России, в каком, по крайнему невежеству, многие горцы еще сомневаются и, удостоясь счастья представить пред всемилостивейшим государем нашим, они по возвращении на родину, распространят между своими единомышленниками понятия и чувства, от которых ожидать должны самого благоприятного впечатления на расположение умов». Так писал военный министр начальнику Черноморской береговой линии 28 апреля 1841 г. Но натухайские почетные старшины не смогли поехать в столицу и увидеться с императором, им помешала «неприязненная партия». Однако начальник Черноморской береговой линии полагал, что можно выслать делегацию из почетных князей от вновь покорившихся джигетских обществ: Цандрипш, Хышха, Геч, Аредба и Псху – от каждого племени по одному делегату после окончания намеченной против убыхов экспедиции.
Это была не последняя мера, которая обсуждалась в процессе покорения обществ на Западном Кавказе. В частности, речь шла о привлечении на службу покоряющихся горцев, «по одному с каждого аула или по какому другому расчету». Эта мера также должна была ближе ознакомить горцев с русскими, направив их деятельность на политически выгодные направления видов правительства, а также привязать горцев к службе, выгодой для них. Притом на службу должны привлекаться из числа добровольцев. Обращалось внимание еще на один немаловажный факт, который вызывал опасение горцев. Это – вера, которую горцы с изъявлением покорности боялись потерять. Здесь тоже были даны соответствующие разъяснения: натухайцы, можно подразумевать и других горцев, с принятием покорности могли избирать из своей среды надежного и благоразумного муллу. В доказательство веротерпимости император разрешал строительство мечети вне крепости Анапы, «но под выстрелами оной». Расстояние от крепости, определенной для строительства мечети, вполне объяснимо, так как разногласия в обществах, череда покорности и отказов от ранее принятых присяг диктуют определенную настороженность и необходимость принять вовремя меры – в случае нарушения покоя тех натухайцев и других горцев, которые перешли на сторону русского правительства.
Лариса ЦВИЖБА, кандидат исторических наук, доцент Российского государственного гуманитарного университета
По материалам: Республика Абхазия
историография политика и право Россия Северо-Западный Кавказ черкесы
