ГРУЗИЯ: ОТ РЕВОЛЮЦИИ К КОХАБИТАЦИИ
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Ивлиан ХАИНДРАВА (Грузия) | 26.12.2013 | 13:17
Начало
«Революцию роз» в Грузии в ноябре 2003 г. можно считать модернизационным проектом. Три важнейших компонента, необходимых (хотя и недостаточных) для его успеха, присутствовали:
– потребность решительного обновления (лозунги «Грузия – без коррупции», «Грузия – без Шеварднадзе и Абашидзе»), что не следует трактовать, как осознанное стремление всего населения именно к модернизации, но что указывает на накопленный в обществе «модернизационный потенциал»;
– политическая воля, выкристаллизовавшаяся в интеллектуальном ядре творцов революции, – понимание неотложной необходимости модернизации страны и готовность к проведению глубинных реформ, подчас априори болезненных для общества;
– ресурсы, с которыми, на первый взгляд, дела обстояли плохо (мизерный государственный бюджет до Революции роз из года в год подвергался секвестру), но которые щедро были предоставлены революционным властям Западом, будь то финансово-экономическая, политико-дипломатическая, экспертная помощь и содействие.
Можно также утверждать, что такой комплексной и консолидированной – внутренней и внешней – поддержки, какой в первые годы пользовался Михаил Саакашвили, не имел ни один президент ни одного из постсоветских государств. Так, ведомая им Грузия стала лидером на соответствующем пространстве по объему американской помощи на душу населения, а президент США Дж. Буш еще в 2005 г. поспешил окрестить Грузию «маяком демократии». Забегая вперед, следует отметить, что поддержка в режиме карт-бланш со стороны администрации Дж. Буша сослужила, в конечном счете, дурную службу самому Саакашвили, его правительству и стране в целом.
Вниз по лестнице, ведущей вверх
Преимущественно в первый президентский срок М. Саакашвили действительно был предпринят ряд успешных шагов, как то: возвращение Аджарии в единое политическое и социально-экономическое пространство страны, административная реформа и рост эффективности государственных служб, позитивные изменения в фискальной сфере и кратный рост поступлений в госбюджет, действенная борьба с коррупцией на низовом уровне, обуздание бытовой и организованной преступности, осуществление инфраструктурных проектов, в том числе в сфере туристического бизнеса и др. Однако практически каждое из этих достижений имело и обратную сторону: автономия Аджарии была «урезана» до уровня полномочий поселкового муниципалитета (1), произошло полное слияние правящей политической силы с государством и полная же политизация бюджетных организаций, попрание права частной собственности (2) и элитарная коррупция приняли системный характер, а призывы (по-существу – приказы) Саакашвили – «всех – в тюрьму» и «нулевая толерантность» – исполнялись буквально.
Вопреки авансу, выданному Дж. Бушем, особенно тревожно обстояли дела в области защиты прав и свобод человека, верховенства закона, плюрализма, конкуренции (как в сфере политики, так и бизнеса). Внесенные еще в феврале 2004 г. изменения в конституцию привели к сосредоточению всей полноты власти в руках президента; на долю парламента осталась функция псевдодемократического фасада, а судебная система стала послушным исполнителем воли власть имущих. Под контролем правительства один за другим оказались все три общенациональных телеканала, служащие источником политической информации для более чем 90% населения страны (3), и власть обзавелась монополией и в этой важнейшей сфере. На уровне местного самоуправления Единое национальное движение (ЕНД) доминировало точно так же, как и на центральном, а всемогущее, неподконтрольное и неподотчетное, но контролирующее (прослушивающее, подсматривающее) все и вся МВД обеспечило устойчивость и полную свободу рук вертикали власти. Управление страной осуществлялось не по конституции и законам, а по усмотрению неформальной группы близкого окружения президента. Неслучайно, что по данным Freedom House демокра¬тический рейтинг Грузии в 2003-2012 гг. не улучшился, и она так и «застряла» в перечне стран «неконсолидированной демократии» (или «гибридных режимов») (4). Соответственно, происходящее в Грузии было определено, как «авторитарная модернизация» еще в первые годы правления Саакашвили, хотя от политического вкуса и пристрастий конкретных наблюдателей зависело, какую из составляющих выдвигали они на первый план – модернизацию или авторитаризм.
Тут справедливости ради необходимо отметить, что модернизационный проект в Грузии встретил на своем пути препятствия и вполне объективного характера. Патриархальный, в значительной мере, уклад общества был отягощен еще и советским наследием, с его несвободой, практикой тотального вмешательства государства в жизнь общества и индивида, иждивенческими настроениями и дефицитом навыков индивидуальной инициативы и ответственности. Культура труда оставалась низкой, а после смуты и разрухи первой половины 1990-х годов произошла еще большая деквалификация работников различных сфер. Соответственно, возросло отставание в области современных технологий; «интернетизация» населения страны, несмотря на тенденцию роста, до сих пор значительно уступает европейским стандартам. Несостоятельность светской власти, в числе прочих обстоятельств, привела к положению, когда наивысшим рейтингом доверия в обществе пользуются Католикос-патриарх (индивидуально) и Православная церковь Грузии (институционально) (5) – по определению отнюдь не носители модернизационных идей и далеко не всегда даже лояльные спутники модернизационных процессов. Урбанизация оставалась низкой, с преобладанием сельского населения над городским, и хотя доля последнего увеличивалась, происходило это не на почве просчитанных государственных программ и реформ, а за счет стихийного перемещения в столицу в поисках работы оставшегося не у дел сельского населения. Наконец, непосредственное политико-географическое окружение также не являлось благодатной средой для быстрой и успешной модернизации. Из всех соседей одна лишь Турция, да и то с серьезными оговорками, могла послужить примером модернизации, в то время как конфликты в Абхазии и Южной Осетии, неуклонно ухудшавшиеся из года в год отношения с Россией ограничивали возможности и оттягивали средства, которые могли бы быть направлены на модернизационные проекты.
Правда, говорить о рачительном расходовании средств со стороны правительства Саакашвили нет возможности в любом случае: траты на пропаганду, саморекламу внутри и за пределами страны, на услуги западных лоббистов и имиджмейкеров, показательно-развлекательные мероприятия и пр. зашкаливали по любым оценкам. Экстенсивно росли военные расходы, достигнув в 2008 г. почти четверти всех бюджетных средств и 8.5% ВВП (6); милитаризация не только бюджета, но и общественно-политического климата в стране с особой наглядностью проявилась со второй половины 2006 г. Саакашвили / ЕНД создали поистине любопытную ситуацию: спустя несколько лет после Революции роз жизнь в Грузии выглядела гораздо лучше извне, чем была на самом деле внутри. Общество, задержавшееся в состоянии эйфории после мирной (хоть и не вполне конституционной) смены власти в конце 2003 г., накапливало протестный заряд. Несоответствие между картинкой на телеэкране и повседневными тяготами, углубляющаяся пропасть между властью и подавляющим большинством населения, удушающее ощущение обмана и несправедливости нашли свой выход к четвертой годовщине Революции роз.
Массовые акции протеста в ноябре 2007 г. собрали пестрый контингент: кто-то протестовал против того, что модернизация идет без учета их мнения о том, как надо модернизировать; другие считали, что происходящее является чем угодно, но не модернизацией; иные и вовсе не подозревали, что непроизвольно являются участниками модернизации, зато были уверены, что происходящее им не нравится. Словом, в народе созрела потребность быть посвященным субъектом процесса, а не объектом эксперимента, когда группа из одного десятка человек точно знает, как осчастливить остальные 4.5 миллиона соотечественников, требуя от последних невмешательства в определение собственной судьбы. Суть модернизации власть доходчиво «объяснила» при помощи дубинок, слезоточивого газа, резиновых пуль... Заодно модернизаторы разгромили независимую от них телекомпанию «Имеди» (с последующим подчинением ее собственным ставленникам) и ввели режим чрезвычайного положения.
Западу сообщили, что Россия руками своей пятой колонны попыталась совершить переворот, дабы положить конец реформам в Грузии и ее стремлению к евроатлантическим структурам. Восторженные поклонники Саакашвили (преимущественно – в среде американских неоконсерваторов и Европейской народной партии) с готовностью приняли подобную трактовку событий, ибо таким образом не нарушалось их видение мироустройства и не требовалось ничего переосмысливать и переоценивать. Европарламент, правда, принял весьма жесткую в отношении властей резолюцию по положению в Грузии, отметив, в частности, что никаких свидетельств участия российских спецслужб представлено не было (7). Требования этой резолюции, впрочем, Саакашвили проигнорировал начисто, что, по-видимому, не ускользнуло от дальнейшего внимания части европейских политиков и дало о себе знать на Саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 г.
Процессы в Грузии, тем временем, развивались своим чередом: после сфальсифицированных президентских выборов в январе 2008 г. (8) и беспросветных парламентских выборов в мае, «увенчавшихся» августовской войной с Россией, власть Саакашвили перешла в режим самосохранения (9). Модернизации становилось все меньше, авторитаризма – больше; удержание власти любой ценой стало, по сути, единственной задачей. Уровень безработицы, количество семей, проживающих ниже черты бедности, практически не изменились по сравнению с дореволюционным периодом, а показатель ВВП на душу населения в Грузии был почти таким же, как в Армении (10), экономика которой на волне мирового финансового кризиса обвалилась в 2009 г. на 14.1%, в то время как Грузии тогда была предоставлена помощь в размере 4.5 млрд. долларов на поствоенную реабилитацию. Экстравагантные, не обоснованные ни политически, ни научно проекты типа превращения страны в региональный финансовый центр или «сингапуризации» Грузии предсказуемо провалились, равно как и затея со строительством нового города с полумиллионным населением на болотах Причерноморья. Вздорная передислокация парламента из столицы в город Кутаиси, обошедшаяся казне в сотни миллионов, принесла лишь головную боль тысячам людей. Сельское хозяйство находилось в глубоком упадке, реальный сектор экономики не подавал признаков развития.
Таким образом, команда Саакашвили / ЕНД поначалу лихо преодолела несколько пролетов по лестнице модернизации, но затем восхождение застопорилось, а потом команда и вовсе покатилась кубарем вниз. Проект «модернизация без демократизации» в Грузии исчерпал себя; огромные, не исключено – уникальные, возможности были использованы нерационально; по итогам девятилетнего правления Саакашвили/ЕНД Грузия так и не обзавелась ни устойчивой экономикой, ни устойчивой демократией. Все это лишь затрудняет процесс укоренения либерально-демократических ценностей в стране, ибо беззакония и насилие творились в сопровождении назойливой квазилиберальной и квазидемократической риторики, дискредитируя саму идею.
Кризис власти (в том числе – кризис новых идей, подходов) созрел до такого уровня, что исход парламентских выборов 1 октября 2012 г. стал совершенно закономерным. Более того, лишь откровенная политическая, финансовая, морально-психологическая травля оппозиции, запугивание и прямые репрессии в отношении ее сторонников позволили ЕНД сохранить за собой порядка 40% мест в парламенте. Сюрпризом крах Саакашвили / ЕНД явился только для тех, кто так и не пожелал проследить и проанализировать динамику внутренних процессов в Грузии, довольствовался то ловкой имитацией, то грубым подлогом и, глядя на ими же самими нацепленный на Саакашвили ярлык – «US-trained pro-western Georgian president» (11), продолжал воспринимать авторитарного правителя, как «оплот прозападной ориентации» на постсоветском пространстве. К счастью, прозрение для представителей Запада, имеющих рычаги влияния на принятие решений в Грузии, наступило в ночь с 1 на 2 октября, когда стало ясно, что Саакашвили надо либо признавать итоги выборов, либо вновь объявлять чрезвычайное положение и вводить в Тбилиси танки.
Последствия выборов
Исход выборов сигнализирует о том, что страна и народ – хоть и зигзагами, с потерей времени, и допуская ошибки, которых можно и нужно было избежать, все же движутся в правильном направлении. Представляется, что естественный конечный пункт этого маршрута – Европа, хотя путь еще предстоит сложный и долгий. Вне зависимости от политических симпатий метод смены власти – путем выборов и в рамках конституции – воспринимается практически всеми и везде однозначно позитивно, что поддерживает интерес к стране и сохраняет за ней шанс продолжать играть видную, возможно даже показательную, роль в формате шестерки стран Восточного партнерства.
Новые реалии
На смену «черно-белому» политическому противостоянию между лагерями «Да здравствует Миша» (с неуклонно шедшей на убыль внутренней составляющей, но все еще значимой внешней) и «Долой Мишу» (с растущей внутренней составляющей, но довольно хилой внешней) в результате парламентских выборов 1 октября пришла уже многоцветная палитра интересов. Повестка дня большей части населения заключается в мечте о быстром и кардинальном улучшении социально-экономического положения. В повестке дня продвинутой части (гражданского) общества приоритетной является задача демократизации и децентрализации страны с закреплением и развитием имевших место достижений модернизационного проекта. Реваншистская повестка дня ослабшего и редеющего, но не сложившего оружия ЕНД (во главе с «президентом-оппозиционером») сводится к возвращению во власть так скоро, как скоро это может удастся. Наконец, никуда не делась или даже окрепла на фоне неудачи модернизационного проекта в исполнении Саакашвили / ЕНД еще и реакционная (псевдоправославно-традиционалистская, антиглобалистская, если угодно – антизападная) повестка дня. Политическая же сила, пришедшая во главу страны, должна успешно совместить две первые, чтобы нейтрализовать реваншистскую и реакционную (это – повестка № 5).
Задача усложняется тем, что как новое парламентское большинство, так и правительство в Грузии являются коалиционными – и формально, и по сути. Это – новизна (гамсахурдиевский «Круглый стол» не в счет, а саакашвилевская предвыборная коалиция 2003 года «Национальное движение – демократический фронт» быстро выродилась в централизованную правящую организацию, не терпящую инакомыслия), несущая в себе как риски, так и позитив. Риск заключается в том, что внутри коалиции «Грузинская мечта» нет идеологического единства, и возникают вопросы, по которым очевидны разногласия – как в парламенте, так и правительстве. А именно на них перейдет львиная доля властных полномочий и ответственности по мере развития конституционного процесса в направлении перехода от президентской модели правления к парламентской (12). С другой стороны, сам факт наличия коалиции как таковой уменьшает риск возникновения нового авторитаризма и злоупотребления властью. Да и общество, судя по первым признакам, не собирается вновь задерживаться в состоянии эйфории по поводу очередного избавления от обанкротившейся власти. Наконец, если из обломков крушения ЕНД удастся сколотить дееспособную партию с внятной идеологией и потенциалом конкуренции в плюралистичной среде (задача – весьма непростая), то это поспособствует формированию разумного баланса сил в парламенте, с перспективой выхода на политическую конфигурацию европейского типа. Тогда любые следующие выборы станут актом подотчетности властей народу – необходимым условием прогресса и утверждения демократии.
Теперь о том, каковы же краткосрочные последствия выборов. Можно выделить несколько важнейших трендов.
1. «Денационализация»
В годы правления Саакашвили / ЕНД (которых в народе называли «националами», отсюда и термин «денационализация») политический процесс, конституция и законодательство, судопроизводство, местное самоуправление, ТВ-медиа, бизнес, образование, даже театры и спортивные федерации – все находилось под непосредственным контролем партии власти и было поставлено ей на службу. Это вызывало ассоциации «партийно-государственных структур» советского периода, когда степень слияния государства с правящей организацией была безграничной, а уровень политизации государственных структур – абсолютным. Поэтому под «денационализацией» следует подразумевать процесс размежевания государства и правящей политической силы, деполитизацию государственных структур – не только силовых ведомств, что и так запрещено конституцией, но и судов, и бюджетников вообще, и сферы образования – в частности. Необходимо также избавить бизнес от давления и поборов, освободить средства массовой информации – телевидение в первую очередь – от политического контроля. Процесс этот пошел (например, степень независимости медии и судов (13), доступности публичной информации несоизмеримо возросла по сравнению с положением годичной давности), но придет ли он к логическому завершению – неясно, ибо по ходу дела у новой правящей силы может возникнуть естественный искус не только избавить различные структуры от влияния «националов», но и самим завладеть рычагами безраздельного влияния. На местах, например, власть меняется отнюдь не путем выборов – очередные муниципальные выборы должны пройти лишь в 2014 году. С одной стороны, это – стихийный процесс, когда простые люди проголосовали 1 октября за смену власти, а наутро увидели, что во властных кабинетах сидят те же, кто был там раньше (парламент и правительство – далеко) и часто являл собой воплощение самоуправства. Поэтому требование населения, чтобы они освободили кабинеты, понять можно. Однако в ряде случаев этим воспользовались или даже инспирировали подобное представители местных организаций некоторых партий, одержавших победу на парламентских выборах в составе Коалиции и пожелавших оформить эту победу на местном уровне, не дожидаясь выборов в 2014 году. Многие члены местных представительных органов сами переориентировались на новую власть; в других случаях сообщалось о давлении на членов или ставленников ЕНД, под которым они «добровольно» уходили в отставку со своих должностей, что вызвало обоснованную критику непредвзятых наблюдателей.
Монолитное, всеобъемлющее и всемогущее МВД также оказалось удобным подспорьем и для новой власти; и конкретных контуров преобразования, лишения его избыточных функций и влияния также пока не просматривается. Одним словом, риск подмены, а не смены существует, но есть и обоснованная надежда на то, что поскольку к власти все же пришла коалиция, то и монополизации везде и всего одной политической партией произойти не должно.
2. Гуманизация
Прогрессирующая жестокость правления Саакашвили/ЕНД была очевидной. 7 ноября 2007 г. демонстрантов били и травили газом; 26 мая 2011 г. их уже забивали насмерть. Режим неуклонно вырождался в репрессивную полицейскую систему, когда по числу заключенных на 100 тыс. населения у Грузии был один из самых высоких показателей в Европе, количество оправдательных приговоров в судах было заметно ниже, чем во времена советского «правосудия» (14), ограничение свободы подозреваемых и подследственных в виде предварительного заключения стало нормой, не знавшей исключений, число людей, откупившихся от тюремного заключения посредством процессуального соглашения (plea bargaining) или уплатой штрафа (15), составило десятки, даже сотни тысяч человек, а наличие в стране заключенных по политическим мотивам отрицали, опять же, лишь те, кто не желал этого видеть и признавать.
Новая власть осуществила масштабную амнистию (слишком масштабную – по мнению некоторых), и реабилитировала около 200 политических заключенных (по мнению некоторых, в том числе экспертов Венецианской комиссии, отнюдь не все из них отвечали сполна критериям «политического заключенного»). Упразднен суровый принцип безусловного суммирования наказания, что также позволило многим выйти на свободу. Из 250-и высокопоставленных чиновников прошлой власти, которым предъявлены обвинения в злоупотреблении властью, незаконной трате бюджетных средств или противозаконном изъятии денег у бизнесменов, попрании права частной собственности и прочих, как правило – должностных преступлениях, многие разгуливают на свободе, внеся залог или получив в качестве меры пресечения подписку о невыезде. Поэтому, когда сейчас заговорили об «избирательном правосудии» и «преследовании по политическим мотивам» в отношении тех, кто как раз и преследовал годами по политическим мотивам и осуществлял избирательное правосудие, это вызывает у людей усмешку, раздражение или озлобленность – в зависимости от того, кто и в какой мере пострадал от произвола. И хотя чувства людей, встречающих на улице или видящих на экранах телевизоров тех, кто причинил им и их семьям несчастья и страдания, можно понять, сегодняшняя ситуация – с моральной да и с правовой точек зрения – несравнимо лучше вчерашней.
Что важнее всего – и многие считают это основным достижением 1 октября – в обществе исчез страх. Люди не боятся протестовать или бастовать из страха, что их уволят, изобьют, арестуют по ложному обвинению, а в тюрьме будут унижать и истязать. Исчезло ощущение, что за всеми следят, всех подслушивают, за всеми подсматривают (16).
Хотя, конечно, у гуманных актов новой власти есть и обратная сторона: гуманизация обстановки в местах заключения приободрила криминальный мир, который не прочь вернуть себе утерянные позиции; более десяти тысяч заключенных, вышедших на свободу, имеют мало шансов найти работу, и, следовательно, немало шансов оказаться втянутыми в преступные деяния. Другие тысячи людей, требующие восстановления в правах на незаконно отобранную у них собственность, сталкиваются с ситуацией, когда собственность эта, поменяв несколько раз владельца, оказалась в руках добросовестного владельца, и простых решений здесь быть не может. Чиновников среднего уровня и ниже, так или иначе замешанных в незаконных действиях режима Саакашвили, не трогают, и трогать, видимо, не будут – вся бюрократическая система в противном случае просто обрушится. Следовательно, «восстановить справедливость» в полной мере не удастся, а, значит, будет расти число разочаровавшихся и недовольных. Впрочем, у «восстановления справедливости» есть ведь и другая составляющая – надо предотвратить новую несправедливость в стране, и тогда ситуация объективно изменится к лучшему.
3. Кохабитация
Феномен «президента-оппозиционера» – серьезный вызов для страны. Политическая культура в Грузии еще не та, чтобы из режима искоренения оппозиции – явления, характеризующего правление Саакашвили, политические силы безболезненно и быстро сумели перейти в режим сосуществования и здоровой конкуренции. В результате того, что в течение девяти лет Саакашвили / ЕНД перекраивали конституцию «под себя», а не под нужды страны и общества (25 поправок за 8 лет, в то время как за предыдущие 8 лет – с 1995 по 2003 – было внесено в пять раз меньше), президент-оппозиционер сохранил за собой Совет национальной безопасности, права помилования и предоставления гражданства Грузии, назначения и отзыва послов (они утверждаются парламентом, но на основании представления президентом), назначения и смещения губернаторов (уполномоченных президента в провинциях), сильное влияние в Совете юстиции, судах (судейский корпус был полностью им сменен, и подавляющее большинство судей – выдвиженцы ЕНД), то же самое – в Конституционном суде, службе государственного аудита (бывшая Палата контроля), в т. н. «независимых» регулирующих агентствах, в общественном вещателе (государственной телекомпании). Саакашвили часто пользуется правом президентского вето (хотя это уже приняло анекдотический характер – три пятых депутатских голосов, необходимые для его преодоления, Коалиция контролирует, и все его вето были преодолены). Что особенно значимо, под контролем ЕНД остается мэрия столицы – автономная как политически, так и финансово. Все эти рычаги Саакашвили использует в собственных целях, причем действует он по принципу «чем хуже, тем лучше», т.е. чем хуже для страны, тем лучше для него. Подход этот, заключающийся в саботаже и огульном охаивании буквально любых начинаний новой власти, не просто противоречит государственному мышлению, которым должен бы обладать политический руководитель; поливая грязью новую власть, электорат, всех и вся, кроме себя и своей партии, он фактически ставит под вопрос даже те достижения страны, которые непосредственно связаны с его именем. Более того, агония Саакашвили объективно мешает вменяемой части ЕНД произвести ребрендинг партии, презентировать ее в новом качестве – с относительно новыми, недискредитированными лидерами.
Таким образом, впечатление двоевластия в Грузии присутствует, особенно за пределами страны, и не без непосредственного участия тех западных политиков, кто не желает смириться с мыслью, что Грузия бесповоротно отказала в доверии Саакашвили. Фантом двоевластия, в свою очередь, оказывает влияние на динамику в экономической сфере, вернее – на отсутствие таковой. Местные бизнесмены затаились, ибо крупные (по масштабам Грузии) деньги при правлении ЕНД делались ими «во взаимодействии» с политической элитой, в большей или меньшей степени – вне правового поля (элитарная коррупция). Теперь обладатели денег, т.е. потенциальные реинвесторы, опасаются их «показывать», не зная, чем это для них обернется в контексте процесса «восстановления справедливости». Зарубежные же инвесторы проявляют осторожность: во-первых, из-за пресловутого «двоевластия», ибо не торопятся вкладывать деньги туда, где согласно информации, целенаправленно распространяемой радикальным крылом ЕНД и самим Саакашвили – в первую очередь, может разразиться кризис. Во-вторых, экономические приоритеты новой власти пока ясно не проявились, а вливание значительных средств в сельское хозяйство (которое действительно требует повышенного внимания правительства) без наличия четкой, просчитанной на годы вперед концепции вывода его из кризиса, не выглядит достаточно убедительно.
Тем не менее, двоевластие в Грузии все-таки условное. Есть новая власть, и остались отдельные фрагменты власти бывшей, которые, ради повышения собственной значимости, как раз и пытаются представить дело так, будто в стране двоевластие, и она находится в предкризисной ситуации. Это состояние продлится до завершения президентских выборов в октябре, после чего можно будет уже извлекать уроки из сложной, в чем-то даже гротескной, кохабитации по-грузински.
4. Преемственность
Смена власти естественным образом приводит к коррекции внешней и внутренней политики, причем, чем менее устойчива в стране политическая система, тем кардинальнее изменения. В случае Грузии можно говорить о том, что сформировалась преемственность между типологически разными властями в такой важнейшей сфере, как внешняя политика. Свидетельством тому – Резолюция парламента Грузии от 7 марта 2013 г. об основных направлениях внешней политики, единогласно поддержанная представителями как новой, так и старой власти (нынешней оппозиции) и подтверждающая незыблемость прозападного курса Грузии. Основы этого курса были заложены при президентстве Эдуарда Шеварднадзе, начиная со второй половины 1990-х годов. Главные вехи этого процесса: Грузия первой среди стран Южного Кавказа стала членом Совета Европы (1999), вступила в ВТО (2000), не вступила в ОДКБ (1999), стала одним из учредителей ГУАМ (1997); осуществились важнейшие (в первую очередь – с политической точки зрения) проекты по транспортировке энергоносителей: нефтепроводы Баку-Супса и Баку-Тбилиси-Джейхан, газопровод Баку-Тбилиси-Эрзурум; неуклонно углублялось сотрудничество с НАТО, в 1999 г. в Стамбуле было заключено соглашение о выводе с территории Грузии российских военных баз и пограничников, в мае 2002 г. началась американская программа «Обучи и оснасти» (Train and Equip) для подразделений грузинской армии, а на ноябрьском 2002 г. Саммите НАТО в Праге Шеварднадзе официально заявил о желании Грузии вступить в Альянс. Однако убогость внутренней политики того периода не только подрывала доверие к евроатлантическим устремлениям Грузии внутри и за пределами страны, но и привела, в конечном счете, к Революции роз.
При Саакашвили эти устремления приобрели настойчивость или даже политическую агрессивность, что подкреплялось успешными внутренними преобразованиями первых лет после Революции роз. В правительстве был учрежден пост Государственного министра по вопросам евроатлантической интеграции, а в парламенте – соответствующий комитет. Грузия превратилась в лидера постсоветского пространства по темпам сближения с евроатлантическими структурами. Впрочем, определенный дисбаланс просматривался изначально: ставка явно делалась на НАТО (надежды, традиционно для правительства Саакашвили, возлагались на Вашингтон), в то время как сближение с Евросоюзом, оставаясь формально в повестке дня, на деле блокировалось политикой Кахи Бендукидзе – идеолога и «мотора» экономических преобразований в Грузии, не скрывавшего своего скепсиса в отношении ЕС (17). Развязка наступила в 2008 году, когда сначала саммит НАТО отказал (предсказуемо) Грузии в предоставлении ПДЧ, дав взамен туманные обещания о непременном присоединении Грузии к Альянсу в неопределенные сроки, а разразившаяся в августе война с Россией сполна выявила уязвимость политики Саакашвили, переоценившего свои возможности везде и во всем, где только это было можно (и нельзя). Европа, уже входившая в стадию финансового кризиса, ничего лучше рыхлого Восточного партнерства предложить не смогла, а смена администрации в Белом доме знаменовала собой смену восторженной тональности на осторожную. За последующие четыре года Грузия так и не приблизилась к довоенным внешнеполитическим позициям.
В результате пришедшей во власть Коалиции досталось довольно противоречивое состояние дел: членство в НАТО похоже на мираж, ЕС так и не отважился заявить о принципиальной возможности вступления в него Грузии (вообще – какой-либо из стран-участниц Восточного партнерства), и даже наследство Дж.Буша своему фавориту в виде Хартии стратегического партнерства между США и Грузией (18) фактически оказалось невостребованным правительством Саакашвили. Есть признаки того, что Коалиция и ее лидер, в отличие от предшественников, ориентированы больше на дела, чем на саморекламу, но конъюнктура для них – не самая благоприятная: эксцентричность и «проблемоемкость» Саакашвили несколько утомили Запад. Ситуация объективно осложняется тем, что новый лидер страны – премьер-министр Бидзина Иванишвили – твердо обещал вывести из тупика взаимоотношения с Россией, но не в ущерб стратегическому евроатлантическому курсу страны. Как этого достичь – неясно, и случай с Арменией в этом плане показателен. На позитивные сигналы из Тбилиси Москва реагирует выборочно, демонстрируя, что ей, в общем-то, ничего от Грузии не нужно (все, что хотела, достигнуто при Саакашвили), и если та действительно стремится к чему-то значимому, то должна и на кон положить что-то значимое. А значимым в существующих обстоятельствах Москва склонна считать именно тот самый курс Грузии, о котором и идет речь. Причем после завершения зимней Олимпиады в Сочи в феврале 2014 г. позиция России может даже ужесточиться. Поэтому подписание – именно подписание, а не просто парафирование, которое намечено на вильнюсском саммите Восточного партнерства в конце ноября – с ЕС соглашения о свободной торговле (DCFTA) и договора об ассоциации в кратчайшее время является насущной необходимостью для Грузии как политически, так и экономически. Да и для ЕС – тоже (задачи и объем данной статьи не позволяют углубляться в рассуждения на эту тему).
5. Уходящий лидер
Первого президента Грузии – Звиада Гамсахурдиа – сограждане «ушли» в сжатые сроки (хоть и все равно с опозданием), устроив ему военизированный переворот. Второй президент – Эдуард Шеварднадзе – «запамятовал», что рано или поздно уходить надо, и оказался на пенсии в результате Революции роз. Третьему президенту – Михаилу Саакашвили – мысль о необходимости распрощаться с кормилом власти была глубоко враждебна, но никакие манипуляции с конституцией и прочие ухищрения не уберегли его от фиаско в октябре 2012 г. Новый лидер Грузии – Бидзина Иванишвили – привнес новизну в грузинскую политику, с самого своего политического старта заявив, что не намеревается долго находиться во власти и добровольно уйдет через полтора-два года (мало кто ему поверил поначалу). Впоследствии срок ухода был конкретизован – премьер подтвердил свое намерение уйти из политики по завершении президентских выборов, т.е. после полного устранения от власти Саакашвили / ЕНД.
И тут снова является взору тривиальная палка о двух концах. Фактор Иванишвили, с одной стороны, пресек авторитаризм, развивавшийся в направлении тоталитаризма, причем произошло это путем выборов, что до его появления на политической арене казалось немыслимым в краткосрочной перспективе. Он создал и удержал воедино политическую коалицию, запустил описанные выше процессы «денационализации» и «гуманизации», оставляет после себя многопартийный парламент, конкурентную политическую среду и т.д. В то же самое время есть три, по меньшей мере, фундаментальных вопроса, ответы на которые за прошедший после парламентских выборов год избиратель так и не получил:
1. Каковы перспективы снижения безработицы, преодоления бедности и обеспечения ощутимого экономического роста в целом?
2. Каковы перспективы нормализации взаимоотношений с Россией при неизменности курса на евроатлантическую интеграцию?
3. Насколько необратимы достигнутые успехи (с чьим бы именем они ни были связаны) и каковы перспективы сохранения внутриполитической стабильности?
Иванишвили уходит, не дав убедительных ответов на эти вопросы, и искать и находить на них ответы предстоит Коалиции; Коалиции, оставшейся без лидера, лично на которого, по привычке, возлагал основные надежды электорат. Причем ситуация осложняется тем, что уход Иванишвили вновь переводит внешних политических и экономических акторов в режим ожидания: сначала, после выборов октября 2012 г., они выжидали, пытаясь понять, что же это такое – Грузия при Иванишвили; теперь будут выжидать, пытаясь уяснить, что же это такое – Грузия без Иванишвили. Если Коалиция справится со стоящими перед ней сложными задачами, то можно будет говорить о серьезном политическом, демократическом и прочих успехах, выведших страну на более высокую ступень развития. Но вряд ли кто может это гарантировать.
Вызовы
Грузия стоит перед лицом многих старых и новых вызовов – как внутренних, так и внешних. В ситуации, когда в силу ряда причин потенциал прямой западной финансовой и экономической помощи стране пошел на спад, внутренние ресурсы приобретают особое значение. Основной же вопрос в связи с новыми внутриполитическими реалиями в Грузии сводится к следующему: насколько окажется способной Коалиция совместить необходимость демократизации с пусть и не ожидаемо (многими) резким, но ощутимым и динамичным улучшением социально-экономических условий жизни в стране? Успех на этом стратегическом направлении, назовем его «модернизация плюс демократизация», в свою очередь, непосредственно связан с рядом факторов и условий:
1. Проявят ли субъекты Коалиции достаточно политической зрелости, чтобы общие стратегические цели превалировали над вопросами, где ожидаемы разногласия?
2. Окажется ли население страны способным перестроиться с мечты о всеобщем благоденствии за счет миллиардера-мецената-благотворителя на упорный повседневный труд, причем необязательно по полученным в советское время специальностям?
3. Насколько готовы избиратели на местах взять в свои руки самоуправление, т.е. начать самим решать вопросы, в которых они разбираются лучше, чем центральные власти? И насколько окажется готовой центральная власть реально поделиться своими избыточными полномочиями?
4. Насколько готовы западные партнеры и союзники Грузии осмыслить уроки Революции роз и продолжить поддержку страны на основе ими же декларированных подходов: «поддерживаем народ, а не лидера» и «больше за большее»?
Главный же вызов, ставший для Грузии хроническим, заключается в избыточной персонификации власти в массовом сознании. На сей раз страна заведомо извещена о том, что вскоре она проснется утром без лидера, за которого проголосовала всего лишь год тому назад. И несколько раз преодолев дистанцию от обожания до ненависти, ей пора осмыслить, что политическая ответственность граждан не кончается в момент, когда опущен в урну избирательный бюллетень, что свобода и благополучие не будут преподнесены им волею мудрого, щедрого и благонамеренного правителя, что все это надо добывать самим – непрерывно, не покладая рук, и с привлечением серого вещества. И если страна без потрясений придет к следующим парламентским выборам, значит и «денационализация», и «гуманизация», и добровольно «уходящий лидер» не прошли для Грузии даром, а путь, пройденный по маршруту от революции к кохабитации, это – путь вперед.
Опубликовано: "Южный Кавказ: потенциал мира, свободы, процветания", Тбилиси, 2013, Фонд Фридриха Науманна "За свободу" [сборник статей южнокавказских авторов]
Примечания
(1) См. например, мнение Венецианской комиссии Совета Европы относительно Конституционного закона Грузии «О статусе Автономной республики Аджария» от 21 июня 2004 г.
(2) По данныморганизации «Transparency International» стоимость частной собственности, «переданной в дар» государству в 2004-07 гг. составила 137 837 077 лари, 6 003 080 долларов США и 10 100 евро
(3) См. например, iri.org
(4) freedomhouse.org
(5) См. например, результаты опросов на сайте НДИ
(6) data.worldbank.org
(7) europarl.europa.eu
(8) В итоговом отчетемиссии наблюдателей ОБСЕ/ОДИПЧ сказано, в числе прочего, что на 23% избирательных участков подсчет голосов оценен как «плохой или очень плохой» (с. 20), и это при том, что по официальным данным Центризбиркома 53.47% голосов позволили М. Саакашвили оформить победу в первом же туре (прим. авт.).
(9) Знаменательно, что закулисный идеолог ЕНД – Леван Рамишвили – признает, что реформы в основном проводились в 2004-2007 гг., а потом они приостановились; в этом же интервью он дает свое видение причин, из-за которых модернизационный проект зашел в тупик (прим. авт.).
(10) data.worldbank.org
(11) «Получивший образование в США прозападный президент Грузии»
(12) После президентских выборов в октябре 2013 г. вступит в силу новая редакция конституции, перераспределяющая властные полномочия между президентом, с одной стороны, и парламентом и премьер-министром – с другой, в пользу последних (прим. авт.).
(13) 22 мая Председатель Верховного суда Грузии К. Кублашвили (сам – ставленник М.Саакашвили) заявил, что судебная система очень близка к полной независимости.
(14) bbc.co.uk
(15) По официальным даннымМинистерства юстиции Грузии, государственный бюджет страны только в 2010 году получил 112 795 907 лари в результате наложенных судами штрафов и оформленных процессуальных сделок
(16) Из тайников, устроенных бывшей властью, были извлечены диски с десятками тысяч файлов незаконных видеозаписей личной (интимной) жизни граждан, используемых (или предназначенных для использования) в целяхкомпрометации и шантажа
(17) В интервью голландскому телеканалу VRPO 3 апреля 2005 г. К. Бендукидзе, в частности, сказал: «Я не хочу, чтобы Грузия была частью европейской склеротической цивилизации. Многие вещи, присущие Европе, они, конечно же, убьют наш рост. В Европе слишком много регуляций. Наше правительство заявило, что желает потратить много энергии на сотрудничество и гармонизацию с европейскими регуляциями в течение следующих десяти лет. Я боюсь, что эти десять лет превратятся в вечность» (на англ. языке – перевод авт.).
(18) Предусматривает четыре основные сферы сотрудничества; подписана9 января 2009 г., когда уже избранный президентом США Б.Обама еще не вступил в должность.
грузинское «чудо» Грузия политика и право США
