ЕВРАЗИЙСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ: ОТ ХАОТИЧНОЙ МНОГОВЕКТОРНОСТИ – К ВЫБОРУ ПРИОРИТЕТОВ
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Андрей АРЕШЕВ | 05.12.2013 | 20:29
Более чем двадцатилетний опыт национальной государственности бывших советских республик ставит вопрос о выборе модели будущего развития, что прямо связано с очередной геополитической "перестройкой" мира. На смену однополюсному миру приходит многополярность, сложное взаимодействие между формирующимися центрами принятия решений. Успехи российской дипломатии в "сирийском" и "иранском" вопросах, оживлённое обсуждение евразийских интеграционных инициатив явно свидетельствуют о том, что наша страна последовательно возвращает собственную внешнеполитическую субъектность. Разумеется, это нравится далеко не всем.
По мере оформления европейского проекта "Восточное партнёрство" и продвижения идеи Таможенного и Евразийского экономического союза в ряде государств нарастает ожесточённая дискуссия относительно приоритетности того или иного выбора. Объективный анализ возможных плюсов и минусов в этих дискуссиях зачастую подменяется идеологически окрашенными эмоциями и инфантильными рассуждениями о молочных реках и кисельных берегах, которые якобы неизбежно последуют вслед за присоединением той или иной страны к интеграционному объединению, некоторые участники которого обладают более высокими стандартами потребления.
Тезис о неизбежности "евроинтеграции" становится едва ли не государственной религией, подкреплённой мощным пропагандистским обеспечением. Всё это порой до умиления напоминает романтические иллюзии россиян образца 1991 года об автоматическом наступлении "светлого капиталистического рая" – стоит лишь еще чуть-чуть поднапрячься и разделаться с Советским Союзом и его "административно - командной системой"...
Жизнь показала, что отнюдь не все так просто. Развал кооперационных связей после распада СССР дорого обошёлся образовавшимся на его территории новым независимым государствам, в том числе, и самой России. Разрушение нормальных экономических связей между бывшими советскими республиками вначале 1990-х годов стало причиной обвального падения всего ВВП России. Аналогичная, если не более драматичная ситуация складывалась и в ряде стран СНГ. Если в начале 90-х годов товарооборот между нынешними государствами СНГ достигал 21 % их суммарного валового внутреннего продукта, то в 1997 году он составил только около 6 %, снизившись более чем втрое.
Едва ли не ключевым фактором дезинтеграции экономики постсоветского пространства была политика внешних центров силы. США, Европейский союз, крупные транснациональные корпорации, предоставляя странам СНГ значительную финансовую помощь как напрямую, так и через международные финансовые организации, сопровождали ее требованиями, прямо противоречившими целям и задачам восстановления прежних связей. Производства, способные составить конкуренцию западным аналогам, целенаправленно разрушались и растаскивались, структура хозяйственной деятельности сознательно архаизировалась.
Некоторые страны под давлением западных кредиторов были вынуждены вступить в организации, наподобие ВТО, на неприемлемых для их естественных торговых партнёров условиях. Разрыв интеграционных и кооперационных связей с республиками СНГ стал одной из причин сохраняющейся однобокой внешнеэкономической специализации России (доля топлива, сырья и полуфабрикатов составляет более 90 % экспорта при отсутствии тенденции к снижению).
Постепенное восстановление экономического потенциала на протяжении 2000-х годов, новые реалии, связанные с необходимостью отхода от сырьевой модели развития, диктуют необходимость более тесной интеграции в рамках макрорегионального союза, в одинаковой степени выгодного как самой России, так и её союзникам и партнёрам. Именно такие союзы формируют устойчивые рынки, способствуя более-менеесбалансированному развитию всех отраслей экономики их участников, обеспечивают социальную стабильность, гарантируя от различного рода потрясений. Собственные торговые союзы постепенно формируются в рамках Евроатлантики, Восточной Азии, Латинской Америки. Вместе с тем, глобализация по-американскипредполагает сохранение максимально выгодных позиций везде, где это возможно, и прежде всего – в Восточной Европе и на территории бывшего Советского Союза.
Характеризуя создание Евразийской экономической комиссии в качестве одного из важнейших мировых событий 2011 года, влиятельное деловое издание "Asia Times" заметило, что "атлантисты начали терять самообладание от этой модели мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной связки между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанскимрегионом".
Россия никогда не противопоставляла себя Европейскому Союзу, а идея "Большой Европы от Лиссабона до Владивостока" до сих пор присутствует в ее внешнеполитической повестке дня. Вряд ли имеется альтернатива взвешенной комплементарной политике, направленной на поддержание баланса интересов со всеми основными центрами влияния. Однако лихорадочная активность на "коротких дистанциях" вряд ли способна привести к позитивным результатам и, в конечном итоге, приводит лишь к утрате доверия. Ещё более наивны попытки совместить изначально несовместимые проекты.
Так, ни для кого не секрет, что проект "Восточное партнёрство", формальными инициаторами которого выступили Польша и Швеция, имел в том числе американское происхождение, будучи изначально направленным на ограничение влияния России на постсоветское пространство. Речь здесь идет не только об экономике, но и о вовлечении "партнёров" в общую политику обороны и безопасности ЕС. Например, ведётся работа над созданием литовско-польско-украинской бригады и над привлечением украинских вооруженных сил к боевой организации в рамках "Вышеградской группы", что де-факто является европейским компонентом НАТО с проекцией его мощи за пределы зоны ответственность альянса. В более широком плане имеют место попытки придать второе дыхание этому альянсу, кризис идентичности которого, несмотря на надоедливые страшилки об "угрозе с Востока", становится всё очевиднее.
Американцев и разделяющих их подходы европейцев трудно упрекнуть в том, что они, борясь за расширение рынков сбыта и за максимально выгодное использование сырьевого, транзитного и геополитического пространства бывшего Советского Союза, отстаивают пусть и специфически понимаемые, собственные национальные интересы. Но еще менее логично предъявлять претензии России (которая, заметим, никому не угрожала и не угрожает) за ее стремление иметь максимально дружественные отношения со своими ближайшими соседями, на протяжении нескольких веков составлявшими с нею единое целое.
Сближение той же Украины с Брюсселем не предполагало и не предполагает ни крупных инвестиций в экономику страны, ни открытия европейских рынков для экспортноориентированных отраслей украинской экономики. "Подписание этого соглашения – что оно нам дает? Десятки миллиардов долларов в стабилизационный фонд? Какие-то блага для Украины? Пока что ничего, кроме петли, мы там не видим", – так украинский президент Виктор Янукович обобщил свои выводы в связи с навязывавшимися официальному Киеву документами о так называемой "европейской ассоциации".
Значительную роль в принятии решения об отказе от их подписания сыграла позиция украинского бизнеса, который, очевидно, тщательно подсчитал возможный ущерб. Ведь любые проекты, предполагающие государственную поддержку отечественных производителей, прямо запрещены европейским законодательством. В случае гипотетической реализации идеи о зоне свободной торговли с ЕС Украина, как и любая другая страна, лишается права помогать своим компаниям по любому направлению, за исключением охраны окружающей среды.
Безоглядная интеграция "в Европу" означала бы гибель многих отраслей украинской промышленности и коллапс безопасности для Армении, что стало важной причиной отказа этих республик от подписания торговых и политических соглашений с Брюсселем. Заметим, эти соглашения предполагают не только конкретные политические и экономические обязательства, но и безоговорочное внедрение ряда принципиально новых социально-бытовыхстандартов (феминизм, гомосексуализм, ювенальная юстиция, в перспективе – инцест и педофилия). Характерен и пример Грузии – страны, которая, как казалось многим, продвинулась по пути сближения с Западом далее чем кто-либо. Последствия авантюристичного курса прежних властей этой страны хорошо известны: в дополнение к балканскому и прибалтийскому "букету" проблем это еще и крах надежд на "территориальную целостность" в рамках бывшей Грузинской ССР.
Отказ Армении и Украины от парафирования документов в рамках "Восточного партнёрства", массовые протесты в Молдове, изменение ситуации в Грузии означает некоторую переоценку западноцентричных иллюзий как политическими элитами этих стран, так и более широкими общественными кругами. Между тем, еще есть Болгария и Латвия с их разваленной промышленностью и сельским хозяйством, тотальной депрессией и массовой эмиграцией. С большим трудом пробивает себе дорогу осознание безальтернативности восстановления тесных производственных и социальных связей, тесного сотрудничества в сфере безопасности, сохранения единого культурно-цивилизационного пространства.
В обозримой перспективе страны постсоветского пространствапо-прежнему будут объектом воздействия нескольких конкурирующих интеграционных проектов, среди которых можно условно выделить "российский", "западный" и "китайский". "Борьба за умы" активной части населения будет сопровождаться точечной экономической экспансией и демонстрацией большей привлекательности того или иного выбора. "Откровенные попытки помешать геополитическому выбору наших государств свидетельствуют о безусловном успехе Таможенного союза и Единого экономического пространства", – полагает председатель Государственной Думы РФ Сергей Нарышкин, и с ним сложно не согласиться.
Объективно российский проект обладает серьёзными преимуществами, однако для придания ему логической завершенности необходимо ответить на некоторые вопросы, в том числе о соотношении экономических и политических аспектов интеграции. Ведь баланс между различными центрами силы не отменяет необходимости выбора приоритетов. Внутри будущего союза еще предстоит договориться о многом, в том числе и о разделении труда – исходя из конкурентных преимуществ каждой конкретной страны.
Необходимость более тесного экономического взаимодействия предполагает обсуждение таких чувствительных вопросов, как унификация налоговой, промышленной политики, а в перспективе – переход к единой денежно-кредитной политике и общей валюте. Как это соотносится с рыночным эгоизмом, приматом групповых интересов над взаимовыручкой, внешними обязательствами (включая неформальные) – пока не вполне понятно.
Ставка исключительно на "экономический прагматизм" плохо совместима с эффективной деятельностью будущего объединения. Догматичная приверженность нормам и принципам ВТО будет означать рост тарифов на многие группы товаров и услуг, включая базовые, что уже вызывает беспокойство у партнёров России по ТС, а также усугубит их зависимость от импорта. Это неизбежно войдёт в противоречие с задачами восстановления собственных производств и взаимодействия между ними в рамках евразийского общего рынка.
Не меньшее значение имеет будущая модель социальных отношений, где, кстати, неплохо бы присмотреться к действительно передовым европейским идеям, которые не обязательно сводятся к приоритетному продвижению прав геев и лесбиянок. Так, в октябре стало известно о решении граждан Швейцарии (не являющейся членом ЕС) провести в стране референдум о введении так называемого "безусловного" или "гарантированного базового дохода", что открывает путь к постепенному переходу к принципиально иной общественной организации. Конечно, с точки зрения либеральных фундаменталистов, проповедующих культ денег, это звучит как неслыханная ересь, однако переход к более справедливым социально-экономическим моделям станет необходимой предпосылкой к успешному развитию. Кроме того, это обеспечило бы евразийскому интеграционному пространству более широкую общественную поддержку.
Ситуация, при которой между участниками интеграционного объединения существуют разногласия по ряду вопросов, не является ненормальной, однако важно не дать этим разногласиям углубляться. Хорошим решением имеющихся проблем могло бы стать придание интеграционным процессам политического измерения, а также совместная политика в сфере безопасности, что диктует необходимость создания общей политико-правовой базы, включая конкретные институты. Немаловажное значение будет иметь и выработка общих культурных ориентиров, что вряд ли возможно без внятной информационной политики и общих мировоззренческих ориентиров.
В 2014 году будет подписан и ратифицирован договор о Евразийском экономическом союзе. В полную силу он заработаетс 1 января 2015 года. Можно предположить, что данный документ в максимальной степени ответит на вопросы не только сугубо прикладного характера, но и о целях и смыслах будущего союза.
Евразийский Союз политика и право Россия экономика
