СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ПАВШЕГО НА ВОЙНЕ ГЕРОЯ КОРНЕТА К. Ш. ЛАКЕРБАЙ
Константин МАЧАВАРИАНИ | 30.08.2013 | 11:21
«Но европейца все вниманье народ сей чудный привлекал...»
А. С. Пушкин
Я счастлив, что мне снова приходится говорить о той для меня дорогой Абхазии, которая в эту войну дала таких доблестных героев, как корнет Константин Шаханович Лакербай.
Зная его с малолетства, как симпатичного и скромного мальчика, мог ли я себе представить, что судьба готовит ему военную карьеру и он станет в ряды доблестной русской армии на защиту своего Отечества. До меня не раз доходили вести о легендарных подвигах его, но когда я узнал, что эти подвиги засвидетельствованы Главнокомандующим Кавказской армии, Великим Князем Николаем Николаевичем, то моим восторгам не было предела. В приказе, данном Августейшим Главнокомандующим от 1 октября 1915 года за № 790, говорится: «...На другом участке корнет Лакербай, со смешанным взводом черкес, под губительным артиллерийским и ружейным огнем, раненный в руку, прорвался через преграждения противника и захватил офицера, 25 нижних чинов и форпостный телефон, до сорока человек были исколоты кинжалами. Рад объявить вверенным мне войскам Кавказской армии и Кавказского военного округа о доблестных подвигах Кавказцев».
Его Императорское Высочество, Великий князь Николай Николаевич, хотя и переехал из Германского на Кавказский фронт, но, получив донесение о лихой атаке дагестанцев на Германском фронте 29 сентября 1915 г. под командой князя Амилахвари, вновь порадовал кавказцев вышеприведенным приказом.
Поразительно то, что корнет К. Ш. Лакербай во всех боях был вдох- (3) новителем тех абхазцев-добровольцев, которые вместе с ним бок о бок проливали кровь. Он был счастлив геройскими подвигами своих земляков на театре военных действий и своим счастьем не раз делился с родственниками, с нетерпением следившими за всеми военными действиями.
Не могу не поделиться с читателями содержанием нижеприведенного письма, посланного К. Лакербай из действующей армии к одному из своих родственников, князю Бате Анчабадзе, проживающему в м. Гудаута (в Абхазии).
«... Шлю родной Абхазии, во главе с тобой и князем Алхасом, от себя и абхазцев-воинов сердечный и радостный привет из театра войны, далеко от милой родины. Я очень рад и счастлив, что в эпоху великой войны мне приходится быть руководителем своего родного народа и работать неустанно для блага его.
Скажу правду истинную: работая и воюя с абхазцами, я ни одной минуты не думаю о себе, а только о молодцах-всадниках (абхазцах) - как бы кто из них не был ранен, оставлен и т.д. Я благодарен судьбе, что вместе с родными людьми защищаю интересы общей нашей родины России и что со славой героев мы, абхазцы, честно помрем в грозном бою, что если нас и забудут, получим наравне со всеми царское спасибо. После всего этого, в сознании исполнения своего долга, абхазцы войдут в свою родину смело, с открытыми глазами глядя на своих отцов и дедов, ожидая от них благодарности, что не осрамили абхазцев, а наоборот, оправдали надежды... со славой вернулись в дорогую Абхазию.
20 мая абхазцы силой в 45 человек отбили атаку австрийцев до 300 человек, причем мы занимали фронт не менее 2-х верст. Подумайте... 45 человек на протяжении 2-х верст отбили атаку 300 австрийцев, причем артиллерия неприятеля выпустила на нас снарядов 50... мы же только ружейным огнем отбились. Словом, за 20 мая мы отбили атаку... врага 2 раза и не уступили наших позиций. Отличились в этом деле почти все, особенно: Ардашин Акиртава, Миха Чирикбай, Калистрат Дзидзава, Михаил Ермолов, Василий Лакоба и многие другие. Командира полка было не узнать: он был очень доволен абхазцами и сердечно поблагодарил всех нас. 20 человек были представлены к наградам - Георгиевскому кресту и медалям. 26 мая неприятель начал энергичное наступление... и абхазская (4) сотня удерживала их почти целый день под сильным артиллерийским огнем... Один из наших взводов попал в окружение к неприятелю, но молодцы наши - пробились сквозь все препятствия. При этом проявили храбрость и мужество: Тарбей Ачба, Гуч Ачба, Дич Кокоскерия, Мамед Абухба, Николай Ачба, Тагир Хагба, Асламбей Инал-ипа, Кочубей Инал-ипа, Конджария, Розанбей Инал-ипа, Решид Лабия... еще человек 10, если не больше... Здесь были ранены: Тербей Ачба - в ногу, не опасно, Гуч Ачба - в правую руку и правую часть груди, но не опасно, Конджария - тяжело в грудь, умер через 5 дней - похоронен... Командир полка, Князь Чавчавадзе, был очарован. Наконец, сообщаю выдающееся дело абхазцев 29 мая... в жизни не забудет ни один абхазец, ни один черкес.
Нашу сотню послали на самое опасное место и сказали прямо, что она отправлена на гибель... на стороне противника были 4 роты в 600 человек, с пулеметами и артиллерией: мы отошли на 2 версты, где стоим до сих пор. Это была ужасная картина: дрались как сумасшедшие. Не хватало патронов, выстрелы из всех видов орудий заглушали все. Команды не было слышно. Но мы выполнили свое задание с честью, вышли героями. Когда мы присоединились к полку, то никто не верил, что мы живы. Все крестились и целовали нас. Все, кто был ранен выжили, т.к. раны были не опасны. С раненых лошадей сняли седла. Вывезли... раненых черкесов, пехотинцев и спокойно присоединились к своим. По прибытию в полк командир оказал нам честь - он снял шапку и сказал: «Низко кланяюсь героям Абхазии. Вы не только поддержали славу абхазцев, но и превзошли все ожидания».
Особенно выделился князь Разамбей Инал-ипа: я любовался им, он с достоинством князя действительно творил чудеса. Не хуже работали: Качубей Инал-ипа, Ермолов, Дич Кокоскерия, Константин Маргания, Ниф Тания, Семен Арнаут, Миша Анчабадзе, Паку Цышба, Мамед Абухба, а из Самурзаканцев - герои Когония, Миха Джонджелия, Чич Капба, Кокун Агрба, Шехен Джопуа, Атмава, Манух Сангулия, хМиха Ануа, Адлейба и др., но из них прямо удивительный герой - это Ахмажир Атарба. Словом, один лучше другого - все наши Самурзаканцы... Этого дня никто не забудет. Очень и очень доволен командир, князь Чавчавадзе абхазцами.
Это письмо прочтите всей Абхазии, особенно Гудаутскому району, (5) так как почти все имеют родных здесь на войне. От меня лично передайте одно: что пока я не умру, ни одного абхазца не покину ни в какой тяжелой обстановке. Это раз. Во-вторых, прошу их писать сюда письма почаще, а вас, представителей наших, упрекаю за то, что забыли своих кровных людей. Они здесь отрезаны от родины, в тяжелой обстановке... Присылайте им черкески, бешметы, чувяки, мести, плетки и т.д. Это будет их радовать. Еще больше силы прибавится для борьбы от сознания, что Абхазия их помнит и думает о них. Знайте, что для меня - они все дороги и равны. Никакой разницы между ними я не делаю... все они находятся в совершенно одинаковой обстановке и должны быть здесь у меня все равны. Свой долг, как русский офицер и как абхазец, я перед своими выполню непременно. Этому вы верьте твердо. Я счастлив и горд безгранично, что такая задача выпала на мою долю, а именно, быть в бою со своими родными абхазцами. Дай Бог нам силы и счастья! Целую Вас всех без исключения и всю Абхазию. Вся абхазская сотня и командир штабс- ротмистр Берквист шлют привет всем абхазцам и своим родным. Передайте моим родным и всем абхазцам, что я бесконечно счастлив, сознавая то, что могу быть полезен своему родному народу... выполнить свой прямой долг перед Родиной. Дай Бог вам всего лучшего! Пишите абхазцам-воинам. Не забывайте их. Ведь они каждый час смотрят в глаза смерти. Присылайте им, что я писал выше. Остаюсь ваш, любящий вас и свою родину Абхазию, корнет Коция (Константин) Лакербай».
Разве это письмо с начала до конца не дышит безмерной любовью корнета Лакербай к своей дорогой родине, своему офицерскому долгу и к своим сополчанам? Удивительно, что он активно участвовал во всех геройских подвигах, в которых полк принимал участие, а порой - был руководителем отчаянных разведок или нападений на неприятеля, но о себе почти ничего не говорит, а все подобные подвиги приписывает своим боевым товарищам. Его миниатюрная фигура,., нежность не говорили о том, что в нем сидит богатырь духа и рыцарь без страха и упрека. Говорил ли корнет Лакербай о войне, внешней политике, по вопросу общего развития, в чем он обнаруживал недюжинные познания, он, со свойственной ему детской улыбкой, содержательностью своей речи, обвораживал любого собеседника. Об его удивительно неподдельной скромности го- (6) ворит его переписка с другом Симоном Апсуа. Вот, что он говорит в этой переписке: «...можете ли вы представить себе, у меня на груди красуется белый Георгиевский крест, меня это поразило, я не ожидал».
Легендарные подвиги корнета Кавказской Кавалерийской дивизии К. Ш. Лакербай казались сверхъестественными, невероятными, даже не настоящими для настоящей войны, богатой выдающимися героями. Указывая на некоторые характерные подвиги корнета Лакербай, тот же Симон Апсуа, вот какой отзыв дает об этом герое: «...Это богатырь духа с виду даже не орел, а орленок. И вот этот отменный герой, Георгиевский кавалер, храбрейший офицер нашей славной армии, дитя гор Абхазии, погиб на поле брани смертью беззаветного героя и на этих днях его бездыханный труп проследовал через Армавир на место вечного успокое- (7) ния - в далекую Абхазию, в эту сказочную страну «Прометеевых сынов», в страну, вырастившую такого редкого офицера русской армии.
Герой Лакербай был слишком молод годами, но стар своим боевым прошлым. С самого начала войны в качестве офицера наших конных полков, Нижегородского и Северного, принимал участие в войне с Германией; во всех крупных кавалерийских делах герой Лакербай являлся активным участником. Среди нижних чинов вера в корнета была огромная: солдаты охотно и без страха шли в атаку с погибшим корнетом. В полку сложилось поверье, что, кто идет в бой с корнетом, того не сразит вражеская пуля. Погибший герой как питомец кадетского корпуса и военного училища был человеком религиозным: перед жаркими схватками он вкладывал шашку в ножны, троекратно осенял нижних чинов крестным знамением, потом вел их в бой. Впоследствии, уже будучи офицером черкесского полка, герой также верил в силу знамения креста. С обычной улыбкой на устах Константин Шаханович рассказывал, что, идя в атаку, он осенял всех своих всадников крестным знамением, забывая, что среди его части есть, кроме абхазцев-христиан, и черкесы-мусульмане.
Еще в эту весну, - говорит Симон Апсуа, - покойный Лакербай жил у нас в Армавире, рана его была слишком свежа, и поэтому он был лишен возможности делить боевые невзгоды родной дивизии, но лишь рана чуть зажила, он бросает черкесскую запасную сотню и едет в действующую армию, где и гибнет на передовых позициях от вражеской пули 15 июня 1916 года.
Отличительными чертами героя были, кроме беззаветной храбрости, необыкновенная жизнерадостность и скромность. Трудно было поверить, что этот человек вынес на своих плечах все ужасы нынешней войны, трудно поверить, что этот самый «молодой абхазец Лакербай», безумный подвиг которого Брешко-Брешковский описывает в журнале «Нива»; трудно верилось, что этот еще юноша - тот самый корнет Лакербай, об одном из подвигов которого Августейший Наместник Кавказа считает приятным долгом оповестить по Кавказской армии и Кавказскому военному округу».
Страстная любовь к своей родине к корнету Лакербай пришла по наследству от отца и деда, от предков. Я позволяю себе привести при- (8) мер, ярко характеризующий любовь абхазцев и вообще всех горцев к своей родине.
Раз пришлось мне встретить на пароходе одного 70-летнего абхазца и спросить у него, что у него в мешке, переброшенном через его старческие плечи.
- Кусок земли, - ответил мне старик.
- А на что? - спрашиваю я.
- Судьбе угодно было удалить меня из моей дорогой родной Абхазии, поселить в Турции. Годы мои уже сочтены. Хотелось умереть в родном краю, но этого нельзя. Я теперь был на родине, взял оттуда мешок земли и, когда буду умирать, попрошу моих детей, чтобы этой землей обсыпали мою надорванную грудь.
Какую огромную и непростительную ошибку сделали мы, не удержав сотни тысяч черкесов и абхазцев от добровольного или насильственного переселения их в Турцию, после покорения нами Западного Кавказа. Мы могли сформировать из них прекрасную кавалерию не только в войне с турками, но и в войне с иноземными государствами. Во всех с нами войнах турки пользовались услугами кавалерии, сформированной из этих переселенцев. Обидно, что многие из этих переселенцев, увидев, что турки жестоко обманули их в своих обещаниях, хотели вновь вернуться на свою родину, но мало кого из них приняли обратно. Тяжело было вольным сынам Кавказа навсегда покинуть родные свои гнезда и искать приют в неведомых краях. Сколько их погибло в Турции от голода, от разных эпидемических болезней! Но зажигательная проповедь турецких аген-тов и турецких вероучителей, сулившая переселенцам райскую жизнь в пределах «могущественной Оттоманской империи», вскружила всем голову. Горцы тысячами направлялись через Сухуми, Адлер, Сочи, Туапсе и Новороссийск, чтобы поскорее пробраться в обетованную землю. Жадные турецкие судовладельцы страшно эксплуатировали этих несчастных детей дикой Кавказской природы. В этот период времени перечисленные пункты Восточного Побережья Черного моря представляли ужасно тяжелую картину: молодежь торопилась поскорее сесть на суда, грозя завоевателям недалеким своим нашествием и беспощадной местью; испытанные в бою старики с грустью глядели на дивные и величественные (9) вершины Кавказского хребта; женщины проливали слезы, не зная, что им предстоит в неведомом краю, а провожающие их собаки поднимали такой хватающий за душу вой, что дрожь пробегала по спине.
Дело дошло до того, что ненасытные переселенцы, опасаясь задержки, оставляли на берегу моря не только все свое имущество, но даже и детей. Эксплуататоры чужого добра, чужой собственности, скрывавшиеся под повозками во время горячей схватки нашего отряда с горцами, теперь брали, немилосердно отбивая друг у друга, стада буйволов, коров, быков, овец и кров, покидаемые переселенцами. Один из них даже дерзнул приблизиться к молодой черкешенке, чтобы захватить ее в качестве военнопленницы, но не успела крикнуть красавица, как тут же стоящий молодой человек (черкес) одним ударом шашки снес голову дерзкому «Дон-Жуану». Произошел общий переполох, но защитник чести бедной девушки в два прыжка очутился на отчалившем от берега судне и тем самым спас себя. Впрочем, никто и не думал преследовать убийцу, так как все находили бесчеловечным пользоваться безысходным положением побежденных.
Право удивительно, что шестьдесят лет тому назад эти отчаянные горцы вели жестокую войну с Россией, отстаивая свою честь и свободу, а теперь сами добровольно идут с нами, чтобы сломить общего нашего врага.
Русская печать неоднократно отмечала выдающуюся роль кавказских орлов в великой второй Отечественной войне. Заслуживает особого внимания описание боевой работы Кавказской туземной дивизии, помещенное в газете «Сухумский Вестник» (№№81,82 за 1916 г.).
«...Первое мое знакомство с Кавказской туземной дивизией произошло во Львове, - говорит Илья Толстой, - полки проходили в конном порядке, один красивее другого, и весь город любовался и дивился невиданным дотоле зрелищем этой самобытной картины. Я вмешался тогда в толпу и с интересом наблюдал за тем впечатлением, которое производит эта живая лента на местных жителей. Я смотрел на их околдованные, застывшие в изумлении лица, я слушал их отрывистые восторженные восклицания, и внутри у меня где-то приятно щекотало чувство самолюбия, шептавшее мне на ухо, что эти войска тоже наши, русские и что они вме- (10) сте с нами жаждут помериться силой с нашими врагами, победить их или умереть. Это дикие полевые цветы, величественные своей первобытной красотой, яркие и манящие... Они гордо держат свои величавые головы и нельзя их сорвать с их родного стебля, не исколовши и не изранив об них руки.
На войне прозвали эту дивизию «дикой» и нельзя не сказать, что о ней ходят небылицы. Говорят, что горцев нельзя удержать от грабежей и насилия над мирным населением. Я протестую против таких обвинений. Я жил, - говорит И. Толстой, - целый месяц в центре расположения «диких» полков: мне указывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили несколько человек - что же я увидел?
Я видел этих убийц, нянчащих и кормящих остатками своего шашлыка чужих детей; я видел, как они снимались со своих стоянок и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только за все платили, но и помогали им своими подаяниями».
Эти горцы, кормящие чужих голодных детей, через несколько часов идут в бой, и тогда их не узнать. Вот, что пишет один боевой полковник в газете «Кавказ»: «...Это вихрь грозный, беспощадный ураган, сметающий на своем пути все живое. Удар горцев, поразительно меток - промаха не бывает. Страшно смотреть, когда они мчатся бешенным галопом. Характерные сильно подвижные лица принимают какое-то ужасное выражение - глаза горят точно уголья.
Обычно горцы в рядах противника образуют «просеку», затем поворачиваются лицом в обе стороны «просеки» и начинают беспощадно уничтожать врага.
Фехтованье доведено до совершенства и состязаться с ними в этом искусстве венгры не могут.
Австрийские солдаты безумно боятся встреч с черкесами и всегда спешат скрыться при одном приказе появления откуда-нибудь горцев».
О кавказских орлах в Галиции вот что говорит тот же Брешко-Брешковский:«... Штаб дивизии кавказских орлов, слетевших на эту Галицкую равнину из Осетии, Кабарды, Чечни, Абхазии - отовсюду из горной страны прирожденных воинов, с детства джигитующих и владеющих шашкой, - помещаются в небольшом европейско-польском местечке. На каждом (11) шагу попадаются - вот уж никак нежданно-негаданно здесь - всадники туземной Кавказской дивизии. Есть и седые старики, герои еще туркестанского похода и первой балканской войны. К своим прежним Георгиевским крестам они успели заслужить новые, заслужить ценой этих самых подвигов, о которых уже прокатилась молва по всем закоулкам необъятного нашего Отечества.
Прирожденные воины с головы до ног. Бранное поле со всеми его кровавыми переживаниями - родная стезя для них. Безмерная храбрость и такая же выносливость. Послушайте, что рассказывает популярный кавалерийский генерал князь Б. об этих всадниках: «Мы продвигались в Карпатах. Наши кавказцы в конном и пешем строю атаковали австрийские позиции с крепко засевшей в окопах пехотой и пулеметами. Шел снег, мутная пелена заволакивала все в несколько десятков шагов. И вот навстречу мне тихо, бесшумно, выплывает из этой мути всадник.
- Куда? - спрашиваю.
- Рука перебита, завязать иду.
И надо было слышать, сколько спокойствия в голосе и во всем облике всадника - ни досады, ни стона. А ведь я видел как плетью повисла у него рука, как потом оказалось, с раздробленной кистью. А вот пара: идут бок о бок, поддерживая друг друга, у одного рука болтается, у товарища прострелена нога. И вот они возвращаются словно с прогулки, обнявшись и напевая что-то свое. А как они вырезывали кинжалами в окопах дюжих тирольских стрелков, которые сами - правду сказать - отличные солдаты».
С молодым горячим энтузиазмом описывает князь Б. подвиги и быт славных кавказцев.
Под стать легендарным кавказцам и доблестный вождь их - его Императорское Величество Великий Князь Михаил Александрович.
Великий князь всегда на передовых позициях, всегда в сферах самого действительного, не только орудийного, но порой и винтовочного и пулеметного огня.
Великий князь ободряет ласковым, приветливым словом сидящих в окопах, спешных всадников своих, снимает - он превосходный фотограф-художник - эффекты шрапнельных разрывов, начинающихся «хризан- (12) темным» облачком в каких-нибудь двухстах метрах над головой.
Горцы - все на подбор лихие джигиты, высоко ценящие лихую отвагу, с каким-то беззаветным восточным фанатизмом боготворят своего вождя. И когда перед сотнями их появляется Великий Князь, смуглые лица как-то просветляются вдруг под косматыми, наводящими ужас на врага, папахами. Между собой они любовно называют Великого Князя «Наш Михаил». Какие восторженные письма пишут они в свои далекие аулы. И каждое письмо сопровождается напоминанием о том, что выпало им великое счастье сражаться под командой родного брата Государя Императора. И после этого, какой жалкой должна показаться надежда Вильгельма всколыхнуть против России мусульманское население Кавказа.
Горцы презирают сидение в окопах и кротовое закапывание. Но это нисколько не мешает кавказцам терпеливо и стойко вести позиционную войну. И какой сторицей вознаграждают себя за долгое воздержание кавказцы, брошенные вдруг вперед на неприятельскую пехоту или артиллерию. Стихийной, бешеной лавиной кидаются они, артистически работая острым, как бритва кинжалом, против штыков и прикладов.
Послушаем теперь того же Брешко-Брешковского, как описывает он танец горцев:«... А поодаль теснилась живописная группа всадников с тонкими талиями, обтянутые черкесками, в небольших, по самые брови нависших папахах. Из-под этих косматых шапок раскаленными углями блестели темные восточные глаза лихих джигитов. Свою лихость, свой огненный темперамент проявили они в лезгинке. Ах эта лезгинка! Какой искусственной и жалкой выглядит - в сравнении с ней - та лезгинка, что мы видим в Петрограде на так называемых «Кавказских вечерах». Всю свою мятежную и страстную душу вкладывали горцы в свой характерный танец, то медленный, пластичный, то бурный, стремительный, не знающий удержу, когда весь вооруженный до зубов стройный всадник превращается в сплошной мелькающий круг, за которым трудно уследить глазами, а его сильные мускулистые ноги в мягких чувяках выделывают изумительно головоломные «па», такие трудные, словно наперекор всей человеческой природе.
И эту лезгинку безусых тонких юношей сменяли крепкие, сухощавые старики. Трудно было сказать, в ком больше огненного темперамен- (13) та, зноя - в юношах, или в изрубленных на шестом, или седьмом десятке лет, видавших разные виды абреках».
Один опытный военный корреспондент так определил систему войны, принятую горцами: характерным для горцев является то обстоятельство, что когда спешивается их сотня, никто не хочет оставаться коневодом. По мнению горцев, позорно отдыхать с лошадьми, когда идет бой. В одном из последних боев дело дошло до того, что горцы приспособили к роли коноводов пленных австрийцев, оставив в карауле лишь несколько больных и легко раненых. Горцы решительно отказываются уступать кому-либо первенство. Под неприятельским огнем никто не должен получить право утверждать, что горец сражается за его спиной.
Психология горца в отношении боевых порядков решительно сближает их с рыцарями, которых как известно вследствие их обостренного понятия о чести, можно было заставить сражаться лишь на началах военного рыцарства - бой в одну шеренгу.
Чем объяснить прямо легендарную храбрость сынов Абхазии и вообще всех горцев? Ответ ясен: во-первых, все всадники с колыбели прирожденные воины, с детства, с самого раннего, выросшие и воспитанные в джигитовке; во-вторых, все как и нижние чины, так и офицеры - состав командный - все до единого - добровольцы, по своей охоте и такой горячей охоте снарядившейся на эту мировую небывалую в летописях вселенной войны.
Удивительно, что все эти легендарные герои отличаются замечательной скромностью. Когда молодого абхазца Лакербай просили рассказать подробности о его подвигах, то он все отнекивался. Черта, характеризующая истинных горцев. Он получил Белый офицерский крест прямо за безумный по отваге подвиг, но он почти ничего не говорил об этом, а когда его попросили рассказать об его соратнике кубанском казаке Павле Тимофееве, то он весь преобразился и вот, что сообщил о нем:
О подвигах этого доблестного казака еще не знает кубанское казачество. Дай Бог побольше таких начальников из нижних чинов в русской армии. Кубанское войско может гордиться Тимофеевым. Он получил три «Георгия». Тимофеев любимец абхазцев, погиб смертью храбрых. Я, конечно, обязан лично передать наказному атаману кубанского казачества (14) о том, что летопись боевых подвигов кубанцев много потеряет, если дела Тимофеева не займут подобающего места в ней».
Урядник Тимофеев погиб со многими абхазцами в невероятном по дерзости деле. Их вел на этот подвиг молодой офицер из абхазских князей Эмухвари. Тело погибшего боевого товарища, урядника Тимофеева абхазцы вынесли из-под огня и доставили в штаб полка. Память об уряднике Павле Тимофееве, снискавшем любовь и уважение среди людей, чуждых ему по племени и языку, единственно своей храбростью и прекрасными душевными качествами, долго будут жить среди этих «детей Прометея».
Горцы-абхазцы в числе многих боевых наград получают медали на Владимирской ленте за человеколюбие. Это единственный в своем роде пример в истории войны.
Когда корнету Лакербай напомнили приказ Августейшего Наместника по Кавказскому военному округу о том, что он с одиннадцатью абхазцами взял укрепленный редут австрийцев и захватил пленных и когда стали к нему настойчиво приставать рассказать об этом подвиге, он ответил так: «я делал то, что полагается русскому офицеру, а природному абхазцу, в особенности»!
- Но ведь у вас было только 11 всадников?
- Нет, в несколько раз больше одиннадцати всадников и плюс все они абхазцы...
Я как рабочая пчела, снимающая с каждого цветка сладкую медоносную пыль, старался путем опросов и путем чтения газет и журналов добыть побольше сведений о незабвенном герое Лакербай. Поэтому, да не осудят меня читатели, если опять обращусь к сообщениям того же Брешко-Брешковского, который посвятил немало своих строк этому храброму офицеру русской армии.
Офицер Лакербай, - говорит Брешко-Брешковсий, - несмотря на свою молодость и скромный чин, временно командовал сотней вместо уехавшего в отпуск ротмистра Агамарова. Но ни молодость к этому же еще такая мальчишеская безусая и безбородая, ни корнетский чин, не мешали абхазцу толково и с боевым опытом руководить сотней. Вчера до тех пор не лег спать (да какой это сон, каждый час из штаба полка (15) вызывали его к телефону), пока не убедился лично сам, что все охранение налажено. Лакербай лично обошел все окопы, и даже удивились горцы, как это он видит ночью, словно днем и так уверенно ходит по лесу, густому, хоть выколи глаза потемках, точно залитой солнцем равнине.
Спустившись вниз к самому берегу, Лакербай и там расположил по маленькой заставе в 3-4 человека, выбирая такие участки, где хоть с трудом, но все-таки можно было переправиться вброд. Затем, созвав унтер-офицеров и вахмистра, он приказал: Передайте всадникам, чтобы ни в коем случае не поднимали тревоги зря: они создают таким образом панику. Стрелять только в случае самой крайней необходимости общего наступления. Если увидят с того берега переправляющие одинокие фигуры, выдержать - не стрелять! Подпускать и тогда уже либо заколоть, либо, что еще лучше, взять живыми. Мы давно не имели пленных, а было бы очень желательно порасспросить, что там у них делается.
Когда уже все были на местах, Лакербай еще раз обошел разбросанные линии охранения, желая убедиться, на местах ли всадники, а если на местах, то опять ли бодрствуют? Да, да именно так и случилось, что недисциплинированные, не успевшие еще освоиться с правилами регулярной войны кавказцы, не чуя прямой опасности, засыпали на своих сторожевых постах. Даже анекдот выдумали: офицер будит всадника: «Ты что же это спишь? Всадник протирает глаз и отвечает: «Ты боишься, ты не спи, а я не боюсь, я сплю».
Конечно, это анекдоты. Разумеется, ничего подобного не было. Всадники, хотя все они в этой дивизии охотники-добровольцы, однако ж к офицерам относятся с большой почтительностью и глубоким уважением.
Это объясняется воспитанием, даваемом горцами своим детям, - обязательно уважать старших но возрасту, по чину, по положению и по уму.
Вообще, горцы - это великолепный боевой материал и, будучи обучен, дисциплинирован, а к этому все больше и больше с каждым новым месяцем военных действий даст великолепных бойцов, тем более, что удали, храбрости и личной отваги у кавказцев хоть отбавляй.
Кавказцы в военном строю ходили на неприятельские пулеметы, на свежую, крепко сидящую в окопах венгерскую пехоту, и ценой чувствительных потерь от огня противника, добравшись наконец до него, беше- (16) но рубили мадьяр, забирая в плен и обращая в бегство одним страшным видом своим.
Туземная кавказская дивизия комплектовалась так, что каждая сотня носила характер «семейный» - все больше родственники; а если даже не родня, то приятели, кунаки и соседи из одного аула. Таким образом невольно создавалась прочная, крепкая товарищеская спайка. Не было случая, чтобы раненный кавказец остался неподобранным. И пусть это в среде самого губительного огня, пусть один за другим падают смельчаки, дерзнувшие приблизиться к беспомощному товарищу, - это никого не останавливает.
Если убьют хотя бы четвертого, пятого, шестого - седьмой в конце концов поднимает раненого и кое-как снесет его в тыл на своих плечах. С практической точки зрения, нелепо ценой нескольких жизней спасти одну. Но у горцев все полно дикого романтизма, а поэтому никогда не (17) втолковать им, что это - безумный риск - вынести раненого из кромешного ада, где живого места нет кругом, где вся почва вспахана воронками снарядов, и металлическим ливнем безостановочно бьют пулеметы.
Это чувство пламенного безудержного рыцарства сильно развито у офицеров-кавказцев. Недавно приблизительно такой же случай был у корнета Лакербай, за что он был награжден Георгиевским оружием.
Весь их полк был брошен в конном строю на австрийскую пехоту, которую надо было во что бы то ни стало откинуть с передовых линий. Но тирольцы (это были тирольские стрелки) держались крепко и таким огнем встретили черкесов, что тем пришлось отскочить назад под прикрытие леса. Вдруг корнет Лакербай замечает, что его товарищ по Николаевскому кавалерийскому училищу, корнет Асенков ранен в какой-нибудь сотне шагов от неприятельских окопов. Да, несомненно ранен, потому что видно, как шевелится, пытаясь отползти подальше от врагов. Лакербай несмотря на хмельной угар, все же вспомнил, как на левом фланге Асенков опередил его на два-три «корпуса» и тотчас же опрокинулся навзничь и упал с лошади.
Надо было спасти Асенкова, пока не поздно: либо сам истечет кровью, либо тирольцы прикончат, заметив, что он отползает.
И вот Лакербай, нахлестывая коня, выносится из леса галопом и, все развивая аллюр, все горячей -посылая» своего кабардинца, прямо маршем направляется на тирольские окопы.
Австрийцы сначала обалдевают, ошеломленные такой дерзостью всадника, а потом, обстреливают его, но неудачно для себя и удачно для Лакербай. Корнет осаживает коня возле Асенкова, стонущего от боли в простреленном плече. Асенков был крупный телом, пудов около шести, так что маленький Лакербай не поднял бы его. И вот новое чудо для затаившихся изумленных австрийцев, - Лакербай трогает ногайкой передние ноги своего кабардинца, заставляет его лечь. Кабардинец поднимается уже с двойной ношей. Лакербай гикает и взмахивает ногайкой по направлению к тирольцам и спокойным шагом едет к своим.
Ему даже не стреляют вдогонку - такое впечатление произвело все это на любимое войско Франца-Иосифа. Наоборот кое-кто из тирольцев, высунувшись поверх окоп и забыв всякую вражду, с восторгом аплодиру- (18) ют Лакербай и его безумному подвигу.
Командир полка князь Чавчавадзе расцеловал героя и представил его к Георгиевскому оружию.
Нельзя не поделиться с читателем об одной опасной разведке, которую совершил корнет Лакербай и которая так увлекательно описана тем же Брешко-Брешковским в журнале «Родина» за 1916 г. (№№37,38 и 39).
После одной боевой передышки командир полка князь Чавчавадзе отвел в сторонку Лакербай и они пошли вдоль окопов, на дне которых в тени, накрывшись бурками спали всадники, утомленные бессонной сторожевой ночью.
Вот, что Лакербай, - обратился подполковник к корнету, - я хочу предложить Вам одну разведку, столь же интересную, сколь и опасную. Все упорнее и упорнее ходят слухи, что австрийцы накапливают силы и хотят сделать прорыв на нашем участке. На сведения русских мужиков, вы сами знаете, нельзя особо полагаться. Одни врут сознательно, подосланные австрийцами, другие - по невежеству. А потому необходимо выяснить нам, что делается в ближайшем тылу у противника и главное - возможно скорее. Говорят, летчики говорили в штаб-корпусе о каких-то новых обозах и новых колоннах пехоты. Но воздушная разведка всегда «приблизительная». Так что возьмите с собой двух смышленых парней, самое лучшее - унтер-офицеров Заботьку и Качуру; оба они малороссы, а следовательно говорят по-русински. Надо будет, конечно, всем вам переодеться, как ходят местные мужики. Так вам будет легче профильтроваться. Имейте в виду, Лакербай, я предлагаю вам это дело, а не приказываю; ведь вы знаете, если вас поймают и уличат в маскараде, то непременно повесят. Перспектива не из приятных, что и говорить, вы можете отказаться, Лакербай, и даю вам слово, этого никто не узнает.
- Ваше сиятельство, вы меня обижаете! - горячо перебил его весь вспыхнувший Лакербай. - Мыслимо ли отказываться? Я считал бы себя самым презренным трусом! Наоборот, я счастлив доверием вашего сиятельства. А что это рискованно, то право, игра стоит свеч. Вся война - сплошной риск, сплошной азарт. Не на пикник же мы сюда приехали, не ради собственного удовольствия, а дело делать, великое дело...
Маленький Лакербай, еще меньше казавшейся в своем черном беш- (19) мете и без папахи, весь преобразился. Огнем дерзкой молодости горели глаза, и он словно вырос, больше стал.
Командир залюбовался им, крепко пожал ему руку. - Вы, молодец, Лакербай, работать с таким офицером просто наслаждение.
- Когда прикажете отправиться, ваше сиятельство?
- Сегодня вечером. Надо сделать все это в глубочайшей тайне...
Всю остальную половину дня Лакербай был словно обвеян горячим туманом. Ему мерещилась жуткая, полная приключений разведка, и сквозь хаос таких неясных спутанных образов, картин и шевелящихся призраков, путеводным огоньком сладостно манил «беленький крестик».
Заботько и Качура ждали корнета во дворе, готовые, со своими лошадками, с горячим нетерпеливым кабардинцем Лакербай в поводу. Через минуту, все три всадника, вздымая пыль, галопом неслись через деревню.
Овраг сменился лесом и пришлось передвигаться не по дороге, а по тропинке. Надо было ехать в затылок друг другу. У боковой рощи всадников ожидали какие-то люди. Коновод отвел в сторонку лошадей. Началось переодевание. Через несколько минут офицер и его спутники превратились в местных мужиков: на них были белые полотняные штаны, белые свитки. Но под каждой свиткой были спрятаны «наган» с изрядным количеством патронов и крохотный кинжал. Бараньи папахи сменились широкополыми «брилями»-так называются самодельные соломенные шляпы в Малороссии и в украинской части Галиции.
Идут вдоль берега... Все ближе и ближе к цели. В одном месте бесшумно спускают плоскодонные лодки. Тихо садятся разведчики. Высоко поднимается чужой берег.
Вот они все трое на неприятельском берегу. Сжигают свои лодки-карасики. Заботько легким толчком пускает карасики по течению. Теперь разведчики отделены от своих быстротечным Днестром. Залегли в кустах - совещаются. Качура на время покидает своих товарищей: бесшумно, как змея, уполз, точно втиснувшись в землю.
Лакербай волнуется, нервничает... Вдруг в темноте видит он - что- то странное сползает вниз к воде. Человек, не человек, зверь не зверь, длинная, несуразная туша. Офицер и солдат невольно взялись за кинжалы. (20)
Оказывается Качура тащит за собой что-то. Безжизненное тело, мотается голова. Несколько минут назад это был рослый австрийский солдат, которого заколол Качура и приволок его с винтовкой и головным убором.
Спустив австрийского солдата в воду, разведчики наши, не теряя ни минуты, двинулись по-прежнему ползком. Миновали несколько рядов колючей проволоки. Затем потянулась высокая в рост человеческий, спелая рожь. В ней как в лесу.
Шли они с опаской, среди предательских страхов и ужасов... Но и рожь кончилась, пошел луг, пересеченный дорогой. Она вела к деревне, откуда видны были огоньки.
Это село Попельня, - произнес корнет Лакербай, - наизусть помнивший свою «двухверстку». Там, кажется, штаб пехотной дивизии. Там, если повезет, можно узнать многое. А если спросят нас, скажем, что из Зале- щикова, в верстах восьми от Попельни.
Идут наши разведчики спокойно, а мимо проходили такие же парубки в соломенных брилях, мчались солдаты на мотоциклах, всадники на рысях в одиночку и группами. Никто не интересовался лазутчиками, никто не окрикивал кавказцев.
Вот ценная разведка: наши молодцы видят отряд пехоты, которая только что пришла и расположилась по обеим сторонам дороги. Это - усиленные резервы. Сегодня проведут ночь под открытым небом, а завтра расквартируют их в ближайшие деревни.
Вот и деревня, и главная улица с двумя рядами хат. Много солдат на каждом шагу, пехотинцы, гусары и пр. У одной хаты пыхтит старый запыленный автомобиль. Тут штаб.
У автомобиля группа офицеров. Между ними высокий, полный немолодой офицер боснийского полка в красной феске, который громко говорит по-немецки другому офицеру-боснийцу, смуглому, рослому.
- Черт возьми! Сколько раз я говорил, чтобы эти русские двуногие свиньи не смели без толку шляться, в особенности по ночам. Никакого передвижения! Никаких шатаний! Должны сидеть запершись у себя дома. Всех надо задерживать, допрашивать и если зря шатаются, нагреть спину прикладом. Вот, например, трое. Что за ночные прогулки? (21)
Лакербай, владевший немецким языком, похолодел весь, но возвращаться или останавливаться - это значило бы выдать себя.
- Идем! - шепнул он товарищам сквозь стиснутые зубы.
И они втроем под маской беззаботных шатунов двинулись мимо автомобиля.
- Лейтенант, - обратился полковник к смуглому офицеру, писанному красавцу, мужественно-геройского типа, - спросите их на их собачьем языке, кто они, куда и зачем.
Лейтенант поманил к себе трех мужиков, словно по команде, снявших свои брили.
Когда на вопрос лейтенанта Качура ответил, что они крестьяне из Залешникова и ответ был передан полковнику, то последний сначала приказал, чтобы они проваливались к черту, но потом раздумал.
- Верните этих мерзавцев! Я никому не верю. Надо их обыскать, удостоверить их личности.
Через минуту переодетые разведчики стояли перед краснолицым полковником с непокрытыми головами, машинально продолжая играть свою роль зеленшенских крестьян.
...Изрядно помятых, растерзанных пленников, с крепко связанными руками, толкнули в темный хлев и заперли. Они были уверены, что их на другое утро или расстреляют, или повесят.
- Простить себе не могу, - сетовал Лакербай: надо было сопротивляться, пустить в ход револьверы, зубы, и если уж погибнуть, так в бою, с честыо наколотив десяток другой этих мерзавцев. А теперь, что впереди? Позорный конец от петли? Так я лучше голову размозжу себе, чем...
Удивительно, Качура и Заботько не так волновались: первый из них уверял, что пока жив человек, не все еще пропало; а второй - подполз к Лакербай, нащупал лицом кисти рук и заработал своими действительно железными зубами. Лакербай не верил, что руки его на свободе. Вскоре он без труда освободил от веревок и Качуру и Заботько, и все почувствовали себя добрее и телом, и духом.
Лакербай вспомнил краснощекого полковника. Как он глумился над ними, топая ногами, брызгая слюной, и, видя, что пленники не желают назвать себя, несмотря на явные улики в виде офицерских «наганов» и (22) кинжалов, он переменил тон и от угроз перешел к увещеваниям, обещая им сохранение свободы и жизни при условии полной откровенности с их стороны.
Кроме свободы и жизни, комендант обещал еще и крупную денежную награду, если...
Лейтенант осекся на последнем слове и вопросительно посмотрел на коменданта, осекся под бешеным полным негодования взглядом маленького Лакербай. Но корнет спохватился, этим он невольно выдавал себя и ответил:
- Мы ничего не знаем, мы здешние мужики. О кавказцах, о которых вы говорите, слыхом не слыхивали. Так и переводите вашему коменданту.
Полковник пришел в ярость. А Лакербай поймал на себе взгляд лейтенанта, страшный, загадочный. Но в этом взгляде еще читалось какое-то приятное удивление и несомненное сочувствие, на мгновение, а потом - лейтенант с беспристрастным лицом ждал распоряжения полковника.
Распоряжение последовало: связать пленников и держать их взаперти до утра.
Стража состояла из шести вооруженных винтовками солдат, расположившихся во дворе. Трое говорили по-венгерски, а трое - по-сербски.
Пленники смекнули, что австрийцы не доверяют своим сербам - каждый патруль, каждая партия разведчиков славян «контролируется» либо немцами, либо мадьярами.
Каждый из пленников погрузился в свои мысли, переходя мысленно к прошедшей своей жизни и скорби, что им предстоит смерть не на поле брани.
Вдруг среди часовых пошло движение. Какой-то начальник окликнул их на непонятном языке. Шаги все ближе и ближе. Звякнул висячий замок у дверей, поворот ключа.
Пленники решили недешево отдать свою жизнь. Открылась и захлопнулась дверь, яркий сноп лучей электрического фонаря пронзил густую темень, осветив пленников и вошедшего рослого красивого лейтенанта. Пленники хотели ринуться на него, но лейтенант с видом заговорщика приложил палец к губам. (23)
- Слушайте, - начал лейтенант, - я пришел к нам не как неприятель, а как брат. Видел я, какие вы люди, геройские русские люди. Я сам серб, я ненавижу мадьяр и шваб. Этот фес, - он коснулся своей алой фески, - давит мне голову. Слушайте, русские побраты. Я недавно хотел бежать к вашим, с начала войны, только за мной следили мадьяры. В денщики дали мне мадьяра. Но я усыпил его подозрение, притворился добрым солдатом Габсбургов. Теперь мне верят, теперь я могу бежать вместе с вами.
Сначала пленные были ошеломлены таким признанием лейтенанта и отказывались видеть в нем спасителя. Но южнославянские черты лейтенанта и его голос дышали таким порывом и такой благородной добротой, что всякие сомнения уступали безумной радости. Хотели броситься к нему с изъявлением чувства беспредельной признательности, но он вторично приложил палец к губам и, погасив фонарь, вышел из хлева.
После его ухода пленники думали, что все это галлюцинация, но стройный офицер опять вернулся к ним через две-три минуты. Три сербских солдата волокли за собой полузадушенных, оглушенных прикладами мадьяр.
Лейтенант предложил пленным немедленно переодеться в униформу этих венгров и вместе с тремя солдатами-сербами готовиться к побегу. Мадьярам основательно забили рты тряпками, а руки завязали веревками и ремнями.
Счастье благоприятствовало беглецам. Сначала благополучно миновали заставу сербских и немецких солдат, которых успокоил ответом наш лейтенант, потом подошли они к бригаде, но к счастью, солдаты и офицеры, не чуя опасности, спали мертвецки.
Теперь нужно было обойти проволочные заграждения и незаметно пробраться сквозь охрану береговых линий. Но теперь наши пленники взяли на себя роль знающих дорогу. Все двинулись сквозь знакомую густую рожь и той самой тропинкой, что была протоптана перед этим разведчиками. Кончилась благоприятная спасительная рожь и семеро беглецов на виду.
Вдруг на их пути оказались четверо солдат. Беглецы двинулись прямо на них. (24)
- Кто идет, куда?
- В окопы шестой компании второго боснийского.
- Второй боснийский на левом фланге.
- Ах, значит, мы не туда попали!
- Э, да вы сербы! Что-то подозрительно! Уж не вздумали вы перебежать к pyсским! - послышался возглас.
Вслед за тем один мадьяр хотел вызвать свистком тревогу, но его (25) тут же на месте уложили. Товарищей его постигла та же участь.
Пленники бросились вниз по реке. Их заметили из окопов и открыли огонь, но русские с другого берега ответили обстрелом и никто не хотел рисковать головой.
Беглецы, уже успевшие броситься в воду, очутились под перекрестным огнем. Пули со свистом пролетали мимо.
Заботько, стараясь покрыть своим голосом трескотню винтовок, кричал во всю глотку, чтобы наши не стреляли по ним, так как идут свои.
Благополучно и в полном порядке перешли семеро беглецов реку Днестр. Вид у них был слишком радостный.
С позиции дали знать по телефону князю Чавчавадзе в штаб полка. Князь был поражен, когда увидел Лакербая и сердечно обнял его. Радушно ласково встретили боснийского лейтенанта, все дивились его росту, его могучим плечам и южной энергичной красоте. Лакербай подробно изложил все, что с ним случилось и кому он и его товарищи были обязаны своим спасением.
Удивительно то, что в это время в штабе случилось быть переводчику Деспичу, который переводил князю слова сербских беглецов.
Долго и пристально вглядывался в лейтенанта переводчик Деспич, да и лейтенант обратил внимание на него. И потом вдруг у обоих вырвалось в один голос: «Милан?», «Симо?» - и оба кинулись друг другу на шею, и на ресницах братьев заблестели слезы. Судьба разлучила их на целых 12 лет, и вот где пришлось им снова встретиться.
Милан Деспич переводил показания брата, показания весьма ценные, касавшиеся австрийской армии.
Когда князь спросил лейтенанта, какое у него желание, чтобы доложить об этом Его Высочеству, то он ответил, что единственное желание его и солдат быть отправленными в Сербию, чтобы стать в рядах своих братьев и драться против австрийцев.
- Лично я ничего не могу обещать, но думаю, что просьба вашего брата будет исполнена, - произнес на это полковник. - А теперь, Лакербай, займемся вами. Я хочу отправиться в штаб с уже готовой реляцией. Опять-таки, обещать ничего не могу, но думаю, что скоро мы поздравим вас с беленьким крестиком. До чего же вы забавны в этом австрийском (26) мундире!
- Да у нас был двойной маскарад, - ответил Лакербай.
Спустя несколько дней Симо Деспич с тремя великанами-сербами был отправлен по Дунаю на сербский фронт, а спустя еще несколько дней, корнет Лакербай был награжден офицерским Георгиевским крестом.
К чести абхазских героев и вообще горцев надо указать на то, что ни один из них не являлся дезертиром, считая уклонение от воинского дола величайшим позором.
II
Теперь познакомим читателей, хотя бы в кратких чертах, с Абхазией, дающей таких незабвенных героев, как Лакербай и с абхазцами, населяющими один из очаровательных уголков Восточного берега Черного моря.
Абхазия, а в ней единственный город Сухум в административном положении входит в состав Сухумского округа, который подчинен Кутаисской губернии. В одно время Абхазия являлась самостоятельным Сухумским отделом. Весь округ делился на четыре участка: Гудаутский, Гумистинский, Кодорский и Самурзаканский. Наш герой, корнет Лакербай родился в Гудаутском участке, а именно в селе Дурипш, детство же свое он провел в м. Гудаута, где готовился для поступления в Воронежский корпус под руководством симпатичного воспитателя этого корпуса подполковника Корнилова. Этот же Корнилов готовил и детей родственника нашего героя - Мурзакана Лакербай - Константина и Григория - для поступления в тот же корпус. Можно сказать, что в Гудаутском участке Шахан и Мурзакан Лакербай были первыми пионерами в деле образования свих сыновей для поступления в военные учебные заведения.
Границы Абхазии составляют с одной стороны Черное море, с другой - отроги главного Кавказского хребта, а с остальных сторон - Черноморская и Кутаисская губернии.
Бог благославил Абхазию мягким климатом, замечательной плодородной почвой, прекрасным орошением и вообще, такими богатыми естественными произведениями, которые при культурной обработке их (27) могли бы давать огромные доходы.
«Нет масштаба для измерения здешних дубов, чинаров, лип, буков до самого верха обремененных дикорастущими виноградными лозами и плющами, столетние ветви которых в течение многих поколений обхватывают их колоссальные стволы» - подлинные слова нефштательского профессора и знаменитого французского путешественника по Кавказу Дюбуа-де-Монперэ.
Надо видеть самому величественные пейзажи Абхазии, чтобы испытать полное эстетическое наслаждение. Кого не поразят целые рощи ценных пальмовых и каштановых деревьев в связи с роскошными сосновыми и пихтовыми лесами!
Одни руды и целебные минеральные источники, существование которых известно немногим избранным, могли бы обогатить всю Абхазию. В горах Абхазии вы найдете в огромном количестве каменный уголь, медную, железную, серебристо-свинцовую и другие руды, затем - горькую смолу или так называемый битуминозный известняк, асбест или горный лен, краски разных цветов. Изыскания и разведочные работы по залеганию пластов и их мощности, с целью определения выгодности эксплуатации, производились специалистами, особенно на Ткварчельский каменный уголь. По завершению отечественных и иностранных геологов только одна площадь Ткварчельских каменноугольных копий может дать шесть миллиардов каменного угля, а таких площадей - одиннадцать.
Медная руда в урочище «Дзышра» (Гудаутский участок) и магнитный железняк в урочище «Санчара» (Гумистинский участок) поражают специалистов богатством залегания пластов в процентном отношении.
А такие минеральные целебные источники как серные, железные, кислые и другие встречаются в Абхазии на каждом шагу, и ими пользуются только пастухи да стада домашних животных, пасущихся летом в горах и дикие звери. Благоустройства никакого, удобных сообщений - тоже никаких.
А какие райские уголки в Абхазии для создания прекрасных горноклиматических станций! Среди этих уголков особенно выдаются с одной стороны - Кличское ущелье, через которое проходит дорога из Сухуми на Клухорский перевал, а оттуда на Теберду и в Кисловодск, а с другой - (28) Псхувский перевал, откуда идет дорога на Зеленчук. Урочище Псху представляет собой глубокую долину по р. Бзыбь и ее притокам. Девственная, плодородная почва, дающая обильные урожаи, наличность родников здоровой питьевой воды, умеренный мягкий климат, обширные равнины и нагорные леса, обилие минеральных руд и минеральных источников - все это в совокупности представляет счастливое сочетание природных условий для образования в урочище Псху отраслей сельского хозяйства, земледелия, скотоводства, садоводства, пчеловодства, огородничества, луговодства, горного промысла, разных ремесел. Даже и теперь здесь можно встретить одичавшие фруктовые сады, оставленные абхазцами после переселения в Турцию, со значительным количеством ореховых деревьев.
При начальнике Сухумского отдела генерале Гейман в этом Псхувском урочище был расположен 21 кавказский линейный батальон и нижние чины всегда пользовались цветущим здоровьем. Как и во всей Абхазии здесь много интересных мест для охоты на диких зверей и для проведения экскурсий. Такие же богатые и интересные уголки в Цебельде, в 21 версте от Сухуми.
Богатейшими пальмовыми насаждениями отличаются Бзыбское, Ткварчельское и Окумское ущелья, которые входят в состав казенных земель и поэтому еще остаются целыми, а пальмовые насаждения частных землевладельцев почти все вырублены разными эксплуататорами, пользуясь убожеством ума местного населения, но теперь, слава Богу, местное население пришло к заключению, что пора самим распоряжаться своим богатством.
В данное время Сухумский округ занимает площадь в 7253,27 квадратных верст. Казенных земель и лесов в округе 301357 десятин. Указан-ные выше пальмовые насаждения занимают до 22 десятин, стоимостью в несколько миллионов рублей.
Красой Абхазии является город Сухуми - древняя Диоскурия, где в 65 году до P. X. зимовал знаменитый римский полководец Помпей при преследовании Понтийского царя Митридата VI. Диоскурия, на правах главной колонии древних греков по юго-восточному берегу Черного моря служила им складочным местом для товаров, привезенных из Индии. (29)
Кто устоит против волшебной природы Сухума? Кого не поразят вечнозеленые его сады, состоящие из разнообразных тропических и полярных растений, между которых, особенно замечательны эвкалипты, магнолии, лавры, сосны, кедры, камфорное и пробковое деревья, тюльпаны, чайные кусты, митры, мимозы, фикусы, арумы, грандиозные агавы и прочие. А прекрасная обширная и безопасная Сухумская бухта!
Невольно заражаешься поэтическим вдохновением, когда облокачиваясь на перила железной пристани, к которой к сожалению пароходы не могут пристать, с одной стороны любуешься седовласыми вершинами Кавказских гор, а с другой - тишиной прозрачного моря, с остальных же сторон - чудными морскими берегами. Если хотите наслаждаться волшебными панорамами Сухума и спокойной его бухтой, то взгляните на них с чарующей Чернявской горы, когда лучи восходящего солнца, пробираясь через верхушки деревьев, растущих на окружающих предгорьях, постепенно захватывают обширный горизонт, заставляя вас мысленно перенестись к тем давно прошедшим временам, когда сюда являлись греки, римляне, арабы, генуэзцы и другие торговые народы для сношения с туземцами. Названному выше римскому полководцу Помпею, по свидетельству классических писателей, нужно было держать в Диоскурии (Сухум) до 170 переводчиков, чтобы объясняться с многочисленными народами и племенами, являвшимися в этот замечательный город.
Проведение через Сухум железной дороги и устройство в нем коммерческого порта принесло бы России неисчислимые выгоды, а вместе с тем дали бы возможность городу занять видное место среди других городов, являясь выдающейся климатической станцией и центром самой оживленной сельскохозяйственной деятельницей на юго-восточном берегу Черного моря.
«Сухум, - говорит профессор Остроумов, - отличается равномерным климатом, влажным, теплым и совершенно лишенным ветров, что выгодно отличает его от Ниццы... Сухум благоприятно действует на больных, которых я посылаю сюда в течение 7-8 лет».
«Сухумская долина, - говорит путешественник по Кавказу Е. Марков, - это кусочек Испании или Сицилии, оброненной у подножья Кавказа».
«Сухум легко предсказать, - говорит профессор Гундобин, - блес- (30) тящую будущность, как климатической станции и как курорту. Естественные условия всегда возьмут верх над искусственным, подобно тому, как искусство не может заменить природы, а только подражать последней. Странное, но обычное в России противоречие между бюрократическими стремлениями и собственными начинаниями рельефно выражается в Сухуме. Министерство земледелия субсидирует и рекламирует Сочи, а русские врачи начинают селиться и открывать санатории в Сухуме. В Сочи культивируется здоровая бюрократия, а в Сухум едут действительно больные и многие из них благословляют этот город за полученное облегчение».
На XII Международном конгрессе врачей в Москве (1898) Сухум был признан лучшей климатической станцией для слабогрудых.
Сухумом интересовались и давали о нем лестные отзывы такие авторитетные лица как Боткин, Бутлеров и др. Профессор Бутлеров имел даже свою пасеку недалеко от Сухума.
В древние времена окрестности Сухума обратили на себя внимание Рима и служили серьезным предметом изучения в лечебном смысле. На таблицах императорских, т.е. стратегических дорог империи, очень близкие к Великой Диоскурии через Кавказ на Индию места названы «счастливыми родниками». По историческим сведениям здесь были всякие са-мые усовершенствованные постройки для минеральных источников. Общеизвестно великое уменье и любовь римлян устраивать великолепные купальни и бани, не говоря об изящных виллах, которые римские патриции строили на Черноморском побережье. Эти источники, открытые давно, носят название «Венецианских серных источников» и находятся в 4-х верстах от Сухума. Тут же через реку Беслетку - волшебная арка, или как ее называют «Венецианский мост», который сложен из больших плит прочного песчаника, высится смелой аркой посреди зелени, окаймляющей берег. Чуден мост как постройка и прекрасной массой зелени плюща, который ниспадает с арки и обнимает его со всех сторон. После расчистки мест, окружающих указанные серные источники, были найдены древние гончарные трубы и постройка из белого камня в два отделения. Вообще Сухум и Абхазия богаты замечательными древними памятниками.
Будучи наилучшим Черноморским портом Закавказья, Сухум при (31) надлежащем благоустройстве, мог бы явиться местом широкого обмена закавказских произведений и сбыта их заграницу. А если будет проведена удобная шоссейная дорога из Сухума через Клухорский перевал к Северному Кавказу, тогда Сухум может привлечь к себе все богатства Северного Кавказа. Одно Клычское ущелье - это дивная и богатая Кавказская Швейцария станет украшением всего Кавказа. В одно время даже говорили, Черноморско-Эльбрусское общество желает на свои средства провести железную дорогу от станции Невиномыской к Клухорскому перевалу, а оттуда на Сухум. Но это мечта, удивительно, что до сих пор проводимая и субсидируемая от казны Черноморская железная дорога никак не приходит к концу, хотя давно было обещано администрацией дороги окончить ее к 1916 году.
Несчастье, что Сухум не имеет защитников, которыми располагают Новороссийск, Геленджик, Туапсе, Сочи, Батуми. Сухум три раза разорялся неприятелем, но три раза снова возрождался, благодаря своему целебному климату и богатым естественным произведением.
Вся береговая полоса Абхазии на расстоянии 190 верст от пограничной реки Ингури до Г агрской климатической станции представляет один богатейший парк. Особенно богаты современной культурной обработкой места от Драндского монастыря (в 17 верстах от Сухума) до названной Гагрской станции, по которым проходит прекрасное шоссе, и по обеим его сторонам раскинуты имения разных дачевладельцев, среди которых выделяется богатое имение миллионера Смецкого.
Жаль только, что в Сухумском округе все внимание обращено на развитие табаководства, каковое находится исключительно в руках греков и армян, а остальные отрасли сельского хозяйства игнорируются. Еще до войны Сухумский округ давал табаку с лишним на 11 миллионов рублей, а теперь еще больше. Между тем в округе с большим успехом можно было вести шелководство, птицеводство, хлопководство, садоводство, огородничество, молочное хозяйство, виноградарство и пр. В одном только Гудаутском участке можно найти до 35 разных сортов виноградных лоз. Были бы специалисты, абхазские вина не уступали бы заграничным винам.
Пора теперь сказать о Гудауте. В 18 верстах от Нового Афона, в 41 (32) версге от Сухума и в 65 верстах от Гагрской климатической станции лежит м. Гудаута. Лежит она на берегу моря, на возвышенном плато, кото-рое на расстоянии 11 верст от берега с севера загромождено массивами снежных гор. Нигде во всем побережье, снежные горы не проходят так близко к морю. Гудаута - одно из более, после Сухума и Гагры оживленных и населенных мест. Население местечка растет с каждым днем, а строительные дела кипят, как и в Сухуме. К сожалению, местечко бухты совершенно открыто и в плохую погоду не всегда доступно для сообщения с пароходами. Но из Сухума легко проехать в Гудауту по очаровательной природе на фаэтоне, дилижансе и чаще на автомобиле. Местечко распланировано правильными улицами. Очень много прекрасных, удобных построек. Улицы шоссированы и сообщаются газокалильными фонарями. Над берегом моря - бульвар. Проведен водопровод, дающий хорошую воду. Гудаута славится своими прекрасными устрицами.
Среди чрезвычайно живописных окрестностей Гудауты особенно выдается многолюдное и богатое село Лыхны, в 4 верстах от Гудауты, которое основано Милетцами в VII веке до Р.Х. В Лыхны сохранилась церковь XI века. Очень интересная экскурсия к источникам реки Белой (по-абхазски Хипста, что значит «Золотая»), Также интересна по своей красоте колония «Бела» (в 12 верстах от Гудауты). Она лежит у небольшой, но довольно защищенной бухты.
В 5 верстах от колонии «Бела» в лучшей местности абхазской Швейцарии на протяжении 2 верст на морском берегу расположено на возвышающихся отрогах обширное имение Л. Г. Лианозова под названием «Мюссера».
В 25 верстах от м. Гудаута по направлению к Гагре на мысе Пицунда, сплошь заросшим редкостной сосновой рощей, стоит знаменитый монастырь времен Византийского императора Юстиниана Великого, который распространил христианство в Абхазии. Первым проповедником христианского учения на Кавказе и в Абхазии в особенности, был апостол Андрей Первозванный и его ученик Симон Кананит, погребенный в Анакопии, нынешнем Ново-Афонском монастыре. Этому монастырю нашим правительством отведено с лишним 3 тыс. десятин лучшей земли в Абхазии. В ведении его состоит и Пицундский монастырь, которому также (33) отведено 300 десятин земли.
Люди науки и капитала, вот, что говорят о Гудаутском участке: «У меня масса не только разных богатых минеральных руд, из которых можно добывать простые металлы, но я владею таким местом, где прежние владетели Абхазии «черпали свое серебро».
В горе Дзышра существует древняя пещера, частью разработанная, в которой свободно могут укрыться до 100 человек. Эта гора та самая, из которой владетели Абхазии черпали свое серебро. Анализы, произведенные в Тифлисской приборной палате над серебряно-свинцовыми рудами горы Дзышра, показали присутствие серебра в пуде руды 2,53 золотника.
Во время сильных морских прибоев у берегов Сухуми море выбрасывало огромное количество медных, серебряных и золотых монет, на которых встречались изображения Александра Македонского, Антония, Юлия Цезаря, Константина и Елены или же изображения домашних животных, диких зверей и даже насекомых.
III
Кто такие современные нам абхазцы, название которых встречается еще за несколько веков до Р.Х.? Классические писатели, начиная с Геродота, чаще всего указывают на многочисленное племя «Генеохов», занимавших в древности Восточный берег Черного моря и славившихся своим мореплаванием. Были ли генеохи греческого происхождения или они принадлежали к туземным племенам, об этом трудно сказать. Между другими племенами, жившими на этом берегу, были известны: колхи, абаски (абхазцы), саниги, каракасы и др. Митридату VI, царю понтийскому не раз приходилось проходить по земле Генеохов.
По словам тех же классических писателей, с Диоскурцами имели ближайшее сношение ибиллы, каракасеины, косоги, яссы, суаны, аланы, ахухареты, тиндареты, керкеты, синды, местийцы, обезги, хазары, джихи, ахейцы и др. (34)
Многочисленность цибиллов и каракасеинов подтверждают Страбон и другие писатели. При Страбоне эти каракасеины, жившие в Цебельде по р. Кодору (в 20 и 21 верстах от Сухуми), имели совет из 3000 человек и могли выставить в военное время с другими народами до 2000 тыс. воинов. Вероятно, воинственность их заставила греков и римлян построить стену с бастионами, которая начинается у самого Черного моря, побли-зости р. Келасури (в 4-х верстах от Сухуми) и перерезывает всю Абхазию.
Недалеко от м. Очамчири имеется замечательная сталактитовая пещера под названием «Чиловская пещера». Абхазцы говорят, что древние жители Абхазии через эту пещеру сообщались с хазарами, жившими по ту сторону Кавказских гор. Многие туристы занимались исследованием этой удивительной работы природы и хотели добраться до конца пещеры, но это им не удавалось.
Так или иначе Абхазия и абхазцы были известны на много веков до Р.Х. Первое подробное описание дает о них Прокопий Кессарийский (529 год после Р.Х.). Абхазцев классические писатели часто называли «Аппас». Сами же абхазцы теперь называют себя «Апсуа» (душевные люди: «апс» - душа, «ауа» - люди), а страну свою «Апсны» (ударение на последней букве. В переводе - страна, заселенная душевными людьми).
К вышеизложенному надо присовокупить, что самые богатые греческие колонии процветали по берегам Абхазии, например, в Гагре, Пицунде, Лыхнах, Гудауте, Новом Афоне, Сухуме и Анаклии - древняя Гераклея, лежащая у устья Ахеронской пещеры, которая по понятиям греков находилась при устье р. Ингури. По преданию Геркулес извлек из Ахеронской пещеры трехглавого пса или Цербера.
Когда же Абхазия приняла христианство, то она покрылась такими величественными монастырями и храмами, как Пицундский, Лыхненский, Анакопийский (Новый Афон), Драндский, Моквский, Бедийский и другими. В Абхазии на каждом шагу найдете массу памятников древнего христианства. В XV веке здесь магометанство пустило довольно глубокие корни, но снова она озарилась христианским учением. Даже во время владычества турков, абхазцы прекрасно помнили, что предки их были христиане и всегда с большим благоговением относились ко всем древним памятникам христианства. Конечно еще осталось немало абхазцев, (36) исповедывающих (скорее на словах) магометанскую религию, но есть надежда, что они перейдут в православие при содействии тех миссионеров, которые теперь избираются из абхазцев.
Жаль и очень жать, что Сухумский епископ Андрей, которого обожала вся Абхазия, был переведен в Россию. Его плодотворная деятельность могла бы осчастливить абхазов в развитии у них истинно религиозно-нравственных чувств. Вот именно в таких архипастырях нуждается наша православная церковь. Епископ Андрей верхом и пешком посещал ежегодно свою обширную паству и всегда вносил мир и любовь, привлекая своих сотрудников к неусыпной плодотворной работе.
Кто привил образцы средневекового рыцарского чувства?
Кто развил в молодом абхазском поколении долг чести, страстную любовь к родине и свободе? На эти вопросы можно ответить, что только равноправные абхазские женщины создали трех рыцарей-героев, которые поражают теперь нашу армию, союзников и противников наших.
Семейная жизнь абхазов, раз сложившись, несмотря на постоянное влияние пришлых национальностей остается до сих пор в значительной степени такой же, какой она была в первые времена истории.
Издавна защита семейных интересов лежала на женщине, которая во всех делах в этом случае шла рука об руку с женщинами, принадлежавшими к соседним горским племенам: Шапсугам, Убыхам, Джигетцам. Покушение на равные права женщины, освещенные веками, вызывало здесь ряд волнений, которые всегда оканчивались победой женского влияния. Может быть абхазская женщина переняла свою свободу и равноправие от тех неустрашимых закавказских амазонок, которые наводили страх и ужас на всех мужчин.
Конечно, понемногу и к абхазским женщинам подкрадывается современная культура, но пока к счастью Абхазии она не имеет на них дурного влияния.
Интересно послушать слова образованной абхазской женщины:
«Европейская цивилизация не убила во мне любви к родине, любви к соплеменникам моим, которые много лет защищали свою родину, свою страну. На своей родине я привыкла видеть героев безупречного поколения. Они никогда не знали ни азартной игры за зеленым столом, ни (36) умопомрачающего пьянства и никогда не оскорбляли женский пол отступлением от нравственных правил, освещенных веками. Они сами воспитывали в нас силу, характер и благородство души, представляя нам огромные права и свободу, а мы никогда не злоупотребляли ими. Мы взаимно оберегали друг друга и поэтому пользовались счастливой жизнью.
Современная, якобы, культурная женщина в поисках какой-то свободы, какого-то равноправия, какой-то безумной жизни утратила то обаяние, которым она пользовалась у мужчин. Наша женщина была дитя природы и шла с природой. При наружном подчинении она была наравне с мужчиной и в годину бедствий также равноправно защищала свою родину, свой семейный очаг, наравне с мужчинами и братьями. Разве этого мало для женщины? И разве мало было мужчин, проливавших свою кровь, у себя в доме видеть счастливую мать и любимую жену, которая не теряя своей женственности, награждала героя пламенной любовью и с гордостью показывала будущего маленького героя.
Наши женщины никогда не доводили своих мужчин до житейских невзгод, никогда не разоряли своими безумными нарядами, никогда они не бросались в объятия плотоядных «донжуанов» или грязных бродячих цыган, для удовлетворения своих животных страстей, а потому и мужья наши не стремились к запретному плоду, запретной любви. В близости окружающей райской природы, которая была нашей дорогой воспитательницей и которую никогда не забуду, все находили свое счастье, свой идеал. Нервы никогда не расстраивались. Ни одна сторона не знала пресыщения, ибо обе стороны каждый раз находились в разнообразии того блаженства, о котором понятия не имеют культурные женщины. Горцы не выпускали из рук аромата и пользовались им без пресыщения, жизнь взрослых действовала благотворно на здоровых, безболезненных детей, а потому последние всегда оправдывали надежды их родителей.
Вы думаете я не влюблялась? Ошибаетесь, я не раз влюблялась, но влюблялась как дитя природы, покорная голосу этой природы, властному, но не порочному. Взгляните на безбрежное море, на всю окружающую природу и после зрелого размышления, придете к заключению, что каждый предмет среди этой чарующей природы достоин обаяния, достоин страстной безумной любви. Вам разве не приходилось сидеть у ручья (37)
и прислушиваться к его мирной, тихой ласкающей речи? Приходилось ли вам когда-нибудь быть свидетелем сначала появления утренней яркой звезды, а потом восхода огромного огненного шара, дающего жизнь, теплоту всей земной твари? Что может быть приятней, слушать среди ночной тишины разговор лесных растений и смотреть на чудный небесный ковер, вышитый бесчисленными огоньками. Покорите эту природу, станьте выше ее, и тогда я полюблю вас. Впрочем, это я говорю не вам, а идеальному моему рыцарю, идеальному моему жениху. На что мне ваш триумф, ваши рукоплескания после коварной речи, от которых не знаешь куда голову деть.
Вы ведь любите воркующих голубей, а я вообще люблю ясного сокола, который в сознании моем горд своей могучей силой, сначала осматривает своим острым зрением обширное свое царство, а потом с быстротой молнии бросается на стаю этих воркующих голубей и производит между ними страшное опустошение.
Люблю я гигантские прыжки леопарда или барса, ненавижу коварных приемов хитрой лисицы. Но из всех явлений природы милее для меня раскаты грома и бешенные скачки снежных обвалов, ибо я управляет миром. Я готова идти на край света за теми нашими героями, которые бросаются в бездонную пропасть или в волны разъяренных бешенных потоков, выходят оттуда невредимыми. Я готова положить жизнь за тех героев, которые грудью идут на врагов, а не сидят в траншеях, как кроты и производят опустошение.
Возвращаясь домой, эти герои, эти защитники свободы родины знают, что их встретят любящие сердца.
Женщина любит силу, но силу благородную, рыцарскую, и она этой силе подчинена, даже обожает ее. Берегите меня, и я ваша. Вы, мужчины, не боитесь тысячи обнаженных шашек и несетесь к ним весело, муже- (38) ственно, а какая-нибудь коварная, бездушная, безнравственная и глупая женщина водит вас за нос, выедает вашу жизнь, как моль, но вы ей покоряетесь, как бессловесный раб, исполняя все ее капризы, все ее прихоти. Нет, для вас нужна сила, только не грубая, а разумная, нужен порой даже хлыст, а не слезы и болтовня о своей любви. Помните, что только разумная, честная, благородная и любящая мать может дать благородных и мужественных рыцарей.
V
В Абхазии ребенок особенно из интеллигентной семьи с первого появления на свет божий пользуется заботами здоровой кормилицы, а потом матери. С этого времени не только кормилица, но и целое село, где она живет, является самым близким родственником к новорожденному ребенку. Самая высшая и убедительная клятва у абхазцев, это клятва своего воспитанника (или воспитанницы), который с особенной любовью относится к своей кормилице, ее мужу, своим молочным братьям и сестрам. Бывали случаи, когда молочные братья убивали себя на гробе воспитателей, своих матерей.
Кормилицы, а потом матери стремятся, чтобы их воспитанники подходили к идеалу мужчины, созданному абхазцами. Идеальными чертами мужчин считаются: представительность, мужество, энергия, находчивость, неустрашимая храбрость, сдержанность, широкое гостеприимство, мастерство наездника, дар красноречия, уважение гласного суда, товарищество, повиновение родительской власти, защита своей чести и своей родины, месть за нанесенное оскорбление. Особенным вниманием пользуются также песни и танцы в хороводных плясках, когда на обширной площади собирается молодежь из разных сел, и когда каждое село представляет своего поэта на состязание.
Певцы народных героев и обличители общественных пороков, к ко-торым принадлежат народные популярные поэты, пользуются общим ува-жением. Эти певцы не встречают никакой трудности в облачении своих мыслей в поэтическую форму в течение целого дня или ночи, в особен- (39) ности когда они являются на грандиозное собрание для указанного выше состязания. В обширном хороводе стоят эти поэты на противоположных сторонах и поэзия их льется широкой волной. Каждая поэма волнует не только молодежь, но и столетних стариков и старух, вспоминая дела давно минувших дней, минувшей свободы и вольной жизни.
Идеальными чертами женщин считают, когда она пленяет всякого своей красотой, манерами и грациозной ловкостью, когда она умеет обшивать мужа и детей, умеет готовить разнообразные блюда, когда она гостеприимна, неустрашима, но при этом скромна, женственна, а в случае нужды мужественна, храбра и владеет даже холодным и огнестрельным оружием.
Гостеприимство так развито у абхазцев. Гость считается особой священной, желательной во всякое время. В силу установленного обычая, гость, не спрашивая хозяина дома, принимают его или нет, ему только необходимо в случае отсутствия хозяина дома, самому расседлать свою лошадь и седло повесить на стену. Затем он становится домашним гостем, и в отсутствии мужчин его угощают женщины. Обильная здоровая пища с обязательным кислым молоком к концу обеда или ужина и чистая постель - вот, что ожидает каждого гостя. Хозяйские дочери, омыв ноги у гостя перед сном, проверяют его одежду и обувь, не требуется ли починка той или другой.
При встрече гостей у себя дома или на дороге, мужчины рук не подают и шапок не снимают, а поднимают вверх руку, складывая три пальца - большой указательный и средний, произнося обычное приветствие «Добрый вечер!», «Добрый полдень!», «Доброе утро!», «Доброго здоровья вам!». Женщины только отдают глубокий поклон, а если они видят близких родных, то целуют в грудь или плечо.
Конечно, цивилизация вытесняет понемногу такие обычаи, но в глухих селения до сих пор они продолжают существовать.
Но лучшим местом для воспитания молодого поколения является гласный суд под тенью какого-либо огромного ветвистого дерева вроде дуба, чинара или липы.
Положим, какой-либо князь отсутствует, а дело его разбирается на сельском суде. Когда княгине сообщают, что дело ее мужа принимает дур- (40) ной оборот на суде, она немедленно приказывает оседлать лошадей и в сопровождении нескольких человек является к тому месту, где происходит разбор дела. Судьи сидят, опираясь на палки. Свидетели также стоят, но только слушают, и при каждом обращении к ним со стороны истцов или ответчиков дают лаконичные ответы: «да» или «нет», а иногда переда-ют подробные обстоятельства дела. Народ слушает с вниманием. После краткого совещания один из судей является к народу и, повторив дословно (удивительная память) все высказанное истцом, ответчиком, и выс-тавленными ими свидетелями, объявляет решение. Эти судьи отлично знают решение дела даже по истечении многих лет, не прибегая ни к каким письменным документам.
Наша княгиня успевает явиться до решения суда ее мужа. Народ и судьи, завидев издали княгиню, все сразу поднимаются со своих мест и, поздоровавшись с ней, просят ее занять подобающее ей приличное место.
После разных расспросов о здоровье, о разных новостях, княгиня переходит к делу и просит внимания судей и народа.
Сначала в своих нежных и утонченных выражениях она выставляет достоинство судей и их беспристрастие, потом жалеет, что мужу ее по разным обстоятельствам не приходится говорить самому о своих делах и, наконец, просит позволения сказать слово в его пользу. Водворяется общее молчание. Выпрямившись во весь рост, княгиня старается наэлектризовать публику и судей и осторожно рассыпает похвалы направо и налево. Когда она замечает в народе сочувствие к себе, и судьи не смотрят в землю, что было для нее дурным предзнаменованием, то княгиня незаметно переходит к своему делу, давая возможность говорить и противной стороне. Она предоставляет разные доказательства, разные доводы и ссылается на свидетелей.
Она знает как говорить, не забывает ни одной мельчайшей подробности в защиту своего интереса, то и дело обращается с вопросами к свидетелям и народу.
- Так ли я говорю, друзья!
- Так, так! - отвечает толпа, отвечают свидетели.
- Правду ли я говорю, дорогие?
- Правду говорите, правду! - отвечает толпа, с новой силой. Суд (41) недолго совещается и под влиянием страстной и убедительной речи княгини выносит решение в ее пользу.
Речь оратора Абхазии убедительна, увлекательна и до того обаятельна, что порой и убеленные сединой старики заслушиваются ею. Кто в совершенстве владеет абхазским языком, тот пользуется сильным орудием, чтобы проникнуть во все изгибы души, во все уголки сердца. Как я сказал выше, народный суд - гласный суд, к которому допускаются жители обоего пола, не разбирая возраста, создает среди абхазов ораторов выдающихся. Правда, иная речь начинается с Адама или Моисея, но она бывает всегда до того интересна, разнообразна, что волей-неволей хочется дослушать ее.
Послушайте речь старика-абхазца, окруженного многочисленным со всех сторон собравшимся миром, решающего семейные, общественные, сословные и другие дела по обычаю страны.
Слушая даже обыкновенного оратора или доморощенного поэта, не знаете, чему удивляться - логической ли его последовательности или счастливому скреплению разнообразных по силе слов и выражений. Бесконечная речь его, основанная на законах здравого смысла, несется неудержимо. В бесконечных сравнениях, фигуральных образах и чудных аккордах слышатся глубокая истина, практическая годная житейская мудрость, завещанная предками и проверенная опытом собственной жизни.
Часто одно слово, один звук абхазского языка соответствует пятишести словам другого языка. Удивительно, что не только слова, но даже слоги или один звук в абхазском языке выражает полное понятие.
Конечно, об этом языке и абхазском красноречии нельзя судить по языку нынешних бедных абхазцев, разбросанных в окрестностях г. Батуми после переселения их сюда из Абхазии. Надо слышать этот язык в глубоких селах Абхазии. Есть такие слова и целые выражения, которые решительно не переводимы на другие языки. Есть и такие, которые употребляются только женщинами, в большинстве случаев для того, чтобы поделиться друг с другом своими очаровательными тайнами. Сколько поэзии и музыки (абхазцы замечательно одарены музыкальными талантами) в речах абхазской женщины, когда она касается страстной любви или отчаянного горя! Сколько убедительных и красноречивых доводов в (42) устах абхазки, когда она защищает семейные интересы!
Вновь повторяю, что абхазцы с большим уважением относились и относятся к женскому полу. Какое бы собранием ни было, если только появлялась женщина, то все поголовно встают со своих мест, отдают ей почтительный привет и не садятся до тех пор, пока она не усадит их. Пусть одна и та же женщина явится к мужчинам хоть несколько раз, все-таки мужчины считают своим долгом каждый раз вставать со своих мест. При прощании ни один мужчина до самых дверей не позволит себе повернуться спиной к женщине.
Находясь в такой среде, разве дети Абхазии могли быть не джентльменами, и не рыцарями с головы до ног? Это рыцарство и воспитало таких героев, как корнет Лакербай, именно абхазская женщина. Поэтому не удивительно, что когда было принесено в Абхазию известие о смерти Лакербай, заволновалась вся Абхазия. Друзья, знакомые, родственники и родственницы стали приезжать к Шахану Лакербай, чтобы выразить ему свое горе, свою печаль. Но самая ужасная картина представилась тогда, когда привезли в Гудауту тело молодого героя.
Шахана Лакербай нельзя было узнать - на него напал столбняк. Он не верил, что перед ним лежит бездыханное тело любимого сына - Коции, любимца всей Абхазии. Порой он поднимал глаза на убитого горем родственника своего Мурзакана Лакербай и эти глаза точно говорили:
- Ты видишь, дорогой Мурзакан, что мой Коция изменил нам, изменил твоим сыновьям! Зачем он покинул своих боевых товаршцей-абхазцев? Не мне было хоронить Коцию, а он должен был уложить меня в холодную могилу. Изменил, изменил...
Нет возможности передать все то, что происходило на похоронах корнета Лакербай. Особенно тяжелое впечатление производила кормилица Коции и ее родственники и родственницы. Они били себя в грудь, царапали лицо, вырывали волосы на голове. Обнимая гроб покойника, целовали его и били о гроб головы.
На расстоянии 4-х верст от м. Гудауга до села Лыхны растянулась похоронная процессия и не было никого такого, кто искренне не оплакивал бы смерть такого героя, как корнет Лакербай. Ведь он погиб в цвете лет. Вражеская пуля сразила его тогда, когда ему исполнилось 24 года. (43)
Со всех четырех участков Сухумского округа были высланы депутаты для выражения соболезнования отцу покойного - Шахану Лакербай.
Со дня погребения Лакербай, его денщик в течение многих дней водил лошадь покойного на его могилу.
На вопрос, почему он это делает? Безутешный солдат давал такой ответ.
- Я знаю, что бедный конь чувствует, что его хозяин умер и ему хочется повидать могилу своего любимца.
Любовь и преданность этого человека к своему барину нельзя было выразить. Удивительно, что судьба послала ему смерть на родине своего любимца. Последним его желанием было похоронить его недалеко от своего барина.
VI
В начале войны отец нашего убитого героя-корнета, прапорщик Шахан Лакербай, служивший в конвое его Императорского Величества, собрал по своей инициативе 150 человек молодых людей, добровольцев из местных абхазцев и отправился в действующую армию в Черкесский полк, входящий в состав «Дикой дивизии» под командованием Его Императорского Высочества, Великого Князя Михаила Александровича. В январе 1915 года Шахан Лакербай по болезни должен был на некоторое время покинуть дорогих для него абхазцев. Домогательства его не оставлять абхазцев без ближайшего начальника из своих абхазцев вдали от своей родины увенчались успехом, и взаимен отца в Черкесский полк был переведен из Тверского драгунского полка его сын Константин Шаханович Лакербай, молодой офицер одного из кавалерийского полков.
До сих пор Шахан обвиняет себя в смерти своего сына.
- Если бы я не хлопотал о переводе моего Коции из Тверского драгунского полка в Черкесский полк, то быть может он остался бы жив.
При этих словах из глаз безутешного отца льются слезы, и никак нельзя его уверить, что он не виноват: смерть могла настичь его и в Твер- (44) ском полку.
Корнет Лакербай, впоследствии произ¬веденный в поручики, имел следующие ордена и знаки отличия:
Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4 ст.;
Св. Анны 2 ст. с мечами;
Св. Станислава 2 ст. с мечами;
Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом;
Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом; Св. Анны 4 ст. с надписью «за храбрость». Первые три ордена были получены, состоя на службе в Черкесском полку, на Галицком фронте, а последние - в драгунском полку, на германском фронте.
Корнет Лакербай окончил курс учения в Воронежском Великого князя Михаила Павловича кадетском корпусе и в Елизаветоградском кавалерийском училище. Скоро обратил на себя внимание и 10 мая 1914 г. был командировал в Красную поляну Черноморской губернии в качестве депутата для присутствия на торжестве 50-летнего юбилея покорения Западного Кавказа. В июле того же года была объявлена война, и мы его видим в рядах нашей армии против германского фронта, а 15 июля 1916 г., во время разведки за сел. Чертовец, был тяжело ранен в голову пулей и того же числа умер. За два года своей боевой службы корнет Лакербай действительно обессмертил себя легендарными своими подвигами, и его славное имя останется не только в памяти абхазцев, но и в памяти нашей геройской армии.
VII
У представителей абхазского населения Гудаутского участка возникла хорошая мысль, подсказанная чувством патриотизма, увековечить чем-нибудь память геройски павшего на поле брани героического кавалера корнета К. Ш. Лакербай, а потому на объединенном сходе 28 июня 1916 года представители абхазского населения (45) решили, что наилучшим и достойным образом можно увековечить память доблестного героя Абхазии сооружением ему памятника - часовни в с. Лыхны, на его могиле. В сборе пожертвований на такой памятник изъявили желание не только жители Гудаутского, но и Кодорского участка.
Один из сотрудников «Сухумского Вестника» предлагает вспомнить полковника князя Константина Григорьевича Шервашидзе, который тоже доблестно пал в бою, и поэтому наиболее достойным памятником для увековечивания имен павших героев, любивших свой народ, находит он желательным соорудить образцовую сельскохозяйственную школу их имени с достаточно обширной залой, где можно повесить портреты героев.
Конечно, я ничего не имею против сооружения указанного памятника-часовни и не против указанной образцовой сельскохозяйственной школы, но, желательно бы было, чтобы дорогие его сердцу абхазцы выслушали и мое мнение.
Я уверен, что абхазцы не забыли своего соотечественника полковника Андрея Михайловича Лакербай, который также пал смертью храбрых на Кавказском фронте. Следовательно, при сооружении памятника, вспомнят они и этого героя, близкого нам по крови и по духу.
Затем знаю, что абхазцы никогда не были поклонниками презренного металла, и для доброго дела они всегда готовы внести с охотой последнюю копейку. Я полагал бы соорудить памятники всем трем героя по месту их погребения. Не надо гнаться за богатыми памятниками. Важнее всего надписи на этих памятниках, которые могли бы поведать поколению Абхазии о геройских подвигах этих рыцарей.
Открытие образцовой сельскохозяйственной школы я бы рекомендовал в с. Лыхны по месту погребения корнета Лакербай, и в реакционном зале этой школы повесить портреты не только этих трех незабываемых героев, но и тех абхазцев, которые пали на поле брани против неприятеля смертью храбрых.
В крайнем случае, если для населения Абхазии будет тяжело сооружение рекомендуемой сельскохозяйственной школы, я тогда посоветовал бы им соорудить образцовую женскую профессиональную школу.
Глубоко верю, что сердечные и геройские абхазские женщины, ко- (46) торым я шлю искренний мой привет и которые дали таких легендарных героев, примут все меры, чтобы увековечить их память предложенными мною выше памятниками и рекомендуемыми учебными заведениями.
Дайте, дорогие абхазцы, вашему поколению возможность вспомнить вас добром и благословят вашу горячу любовь к родине и ее сыновьям!
P.S. Недавно получен богатый серебряный венок с надписью: «От командира, офицеров и нижних чинов Черкесского полка для возложения на могилу корнета Лакербай».
* * *
Об авторе. Мачавариани Константин Давидович (1857-1926?). Просветитель, краевед и писатель. Отец, миссионер Д. Мачавариани, основал церковно-приходскую школы в с. Окум, первую в Абхазии (1951). Смотритель Сухумской горской школы. Собирал этнографический и фольклорный материал. Одним из его сотрудников (информантов) был Д. И. Гулиа (ученик). Вместе с ним реализовал давнюю свою идею по составлению нового алфавита для абхазского языка (1890-1891), действующего до сих пор. Вместе с ним же выпустил "Абхазскую азбуку" (Тифлис, 1892). Член Комиссии по переводу богослужебных книг на абхазский язык (1892). Автор ряда работ по истории и этнографии Абхазии.
Источник: Абхазская Интернет-библиотека
Абхазия воинское искусство / вооружения Первая мировая война