Абхазия в античности: попытка анализа письменных источников (I)
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Александр СКАКОВ | 02.07.2013 | 11:00
1 комментариев
«Саннийская археология – закрытая книга»
(Дейвид Браунд о саннах Арриана)
Нередко многим археологам и историкам древности, мимоходом обращающимся к прошлому Западного Закавказья и Северо-Западного Кавказа в эпоху античности, кажется, что история этого региона во второй половине I тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э. относительно неплохо изучена. На территории Абхазии уже более ста лет ведутся интенсивные археологические исследования, античные авторы оставили пусть и разрозненные, но многочисленные сведения о проживавших здесь древних племенах. Что может быть проще: выдели археологическую культуру и наложи на её ареал известный по античным источникам этноним. Стоит ли задаваться вопросом – а является ли вообще этот известный нам термин этнонимом? Все кажется простым: вот выделенная во второй четверти XX в. колхидская культура (или, если кому-то больше нравится, колхидо-кобанская), а вот известные нам в античной традиции «колхи». Отсюда делается вывод, превращающий археологическую колхидскую культуру в «колхскую культуру», принадлежавшую, понятно, предкам современных грузин (точнее, мегрел или сванов). Никаким другим этническим объединениям места на карте Западного Закавказья в эпоху древности уже не оставалось. Очевидно, не оставалось места и для предков современных абхазов. Как мы попытаемся показать ниже, этнокультурная карта этого региона в древности была гораздо более сложной.
Многоплеменность Западного Закавказья
Уже относительно давно своего рода аксиомами стали утверждения о существовании как единой колхидской культуры эпохи поздней бронзы – раннего железа, занимающей всю территорию Западного Закавказья (а, по мнению некоторых исследователей, распространяющейся также на Северный и Центральный Кавказ), так и могущественного Колхидского царства, под влияние которого, якобы, подпали греческие поселения, так и не ставшие полисами (1). О Колхидском царстве мы, за исключением мифических сведений, относящихся к мифу об аргонавтах, имеем информацию из крайне незначительного числа источников. Известная по урартским источникам «страна Кулха» находилась, несомненно, в значительно более южных районах Восточного Причерноморья (область Кларджети в течении реки Чорох) и в этой связи вряд ли может нас интересовать. Ксенофонт, в описании событий 401 г. до н.э., упоминает страну фазиан, где царствовал потомок Аэта. Страбон говорит о Колхиде, в которой цари («благополучие их было невелико») владеют страной, разделенной на скептухии. В то же время, Страбон, описывая земли занимающихся пиратством племен ахейцев, зигов и гениохов, также говорит об их разделении на скептухии, подвластные тиранам и царям, причем у гениохов в I в. до н.э. одновременно правило четыре царя. Соаны, согласно Страбону, управлялись царем и советом из 300 человек. Тем самым, в один ряд встают якобы могущественные колхи, отсталые пиратские племена гористого побережья (ахейцы, зги и гениохи) и горцы-соаны: царская власть и у тех и у других была достаточно слабой, говорить о существовании устойчивых государственных образований для этого времени не приходится. Упомянем в этой связи и следующее заключение: «на основании нумизматического материала факт существования единого Колхидского царства во II-I вв. до н.э. не подтверждается» (2).
Имеющиеся археологические и лингвистические данные не позволяют говорить о культурном и этническом единстве населения Западного Закавказья во II-I тыс. до н.э. Столь же необоснованно было бы напрямую связывать его с исключительно с картвельским или же только с абхазо-адыгским кругом. Представление о существовании единой колхидской или, тем более, «колхской» культуры постепенно уходит в прошлое и становится не более чем фактом историографии (3). А именно существование этой культуры стало, как уже говорилось, основанием для тезиса об этнокультурном единстве населения Колхиды, где, якобы, «превалировал картвельский (колхский и сванский) этнический элемент» (4).
Как было принято считать, античная Колхида, полностью соответствующая Западному Закавказью, населялась племенем или племенным объединением колхов. Это не совсем так. Общепризнанно существование в древности двух значений термина «колхи» (5). С одной стороны, «колхи» – это один из этнонимов, локализуемый ранними авторами между Диоскуриадой и Апсаром. В то же время, Ксенофонт (около 430 г. до н.э. – вторая четверть IV в. до н.э.) уверенно помещает колхов в окрестностях Трапезунта. Отметим, что А.И. Иванчик странным образом связывает этот рассказ Ксенофонта с «пережитками старого представления о локализации Колхиды», связанными с местоположением гипотетического «царства Кулха», разрушенного, якобы, на рубеже VIII-VII вв. до н.э. (6) Но Ксенофонт, все же, опирался не на литературную или устную традицию, а на собственные впечатления, как очевидца и участника описанных им событий. С другой стороны, «колхи» - это собирательное название значительного числа племен, вероятно, разноязычных. Именно в данном контексте следует понимать определение Гекатеем Милетским кораксов и мосхов как «племен колхов». Прямолинейная трактовка таких определений представляется сомнительной. К примеру, как указывают схолии к Эсхилу, «скифским племенем» считались халибы, населяющие север Анатолии (i), а сама Колхида располагалась в Скифии. Более того, Гезихий Александрийский называет кораксов «скифским народом». Разумеется, никому не приходит в голову делать выводы об этнокультурной ситуации в Восточном Причерноморье на основании информации такого характера.
Наиболее ранние античные источники подтверждают наличие в регионе, занимаемом выделенной в середине XX века Колхидской культурой, нескольких племенных общностей. Поэтому не соответствует действительности утверждение Н. Ломоури: «все античные авторы, описывающие ситуацию в Восточном Причерноморье, называют здесь лишь один народ – колхов» (7). Тем более, что чуть ниже исследователь опровергает сам себя: «для VI-I вв. до н. э. реальным остается проживание в Северной Колхиде колхов, колов и кораксов» (8). Кроме того, этническую карту и этническую номенклатуру региона следует рассматривать в динамике, так как сомнительно, что на протяжении более чем полтысячелетия границы племен и племенных общностей оставались неизменными.
Этническая карта региона: от Псевдо-Скилака до Плиния
Некоторые неувязки и откровенные натяжки, связанные со стремлением того или иного исследователя разместить определенный топоним или племя в рамках своей «исторической родины», порою обусловлены не только лежащими вне научного знания политическими пристрастиями, но и непониманием специфики источника. Как правило, за исключением мифологических сочинений или же кратких и случайных упоминаний восточнопричерноморских реалий, мы имеем дело с двумя категориями источников. Это землеописания (восходящие иногда к итинерариям – описаниям сухопутных дорог) и периплы, то есть описания морского побережья. В ряде случаев, как, например, у Страбона, присутствуют оба жанра, соединенные при этом, порой, достаточно механически. Тщетным занятием был бы поиск в периплах информации о жителях горных ущелий, отдаленных от моря. Перипл был предназначен для путешествующих морем и потому, во-первых, описывал все земли по порядку, так, как они располагались в реальности, последовательность перечисления племен соблюдалась строго, а во вторых, абсолютно не интересовался жителями горных ущелий, не давая о них никакой информации.
Любопытно, что механическое совмещение двух различных подходов к географическому описанию прослеживается и на античных картах (9). Так, на Певтингеровой карте, на картографическую основу, «вполне похожую на современную», механически накладывается римская дорожная система, лишенная ландшафтной привязки. Ряд портовых городов, в том числе, Апсар, Фасис, Себастополис, оказались в итоге вдали от моря, а прибрежная дорога Трапезунт-Себастополис показана уходящей в глубь материка. Таким образом, необходимо не отвергать огульно тот или иной источник как недостоверный, а попытаться понять его характер и специфику.
Уже Геродот (III,97) говорит о «соседях колхов», проживающих между их областью и Кавказским хребтом. Более того, если следовать Геродоту, область колхов начиналась только у реки Фасис, то есть современной Риони (I,104). Согласно Псевдо-Скилаку Кариандскому (30-е гг. IV в. до н.э., сведения, как предполагается, относятся ко второй половине V – первой половине IV вв. до н.э.), колхи занимали территорию от Диоскурии (район Сухума) до Апсара (ныне Гонио): «за ними народ колхи и город Диоскурида и Гиен, город эллинский». Северо-западнее колхов на побережье Черного моря проживали племена гелонов. В этой связи вызывает удивление утверждение В.Ф. Бутба: «мы не имеем ни одного факта (не считая ничем не подтверждаемой ссылки Арриана), связывающего гелонов и будинов с Кавказским Причерноморьем» (10). Далее, за гелонами, размещались меланхленов, в земле последних протекали реки Метасорис и Айгипий. Их можно предположительно связать с наиболее значительными реками данного региона – Псоу (или Мзымта) и Бзыбью. Еще далее на северо-запад, до «эллинского города» Торика и торетов (как считается, они находились в Геленджикской бухте (11)) размещались область Колика, племена кораксов, гениохов, ахеев (ахейцев).
Отметим, что соседство кораксов и колов, живущих в области Колика, отмечается и у Гекатея Милетского (VI – начало V вв. до н.э.), который четко различает колов и колхов (фр.185 и 186). Ничего, кроме отдаленного созвучия, не указывает на то, что «прямая связь этнонима «колы» с наименованием колхов вряд ли может вызывать сомнения» (12). Плиний Старший размещает Колику в соседстве с гениохами. Нет никаких оснований связывать колов и Колику, как это делают некоторые исследователи, с юго-восточной Абхазией (13) или с «северо-восточной частью Колхидской низменности и прилегающими к ней предгорьями» (14), очевидно, следуя элементарной логике, эту область необходимо помещать северо-западнее современной Абхазии. В периплах, а именно с ними мы имеем дело в большинстве случаев, речь идет о племенах, населяющих именно прибрежные районы, а не внутренние, тем более, горные, районы Колхиды. Было бы непродуктивно ждать от исторических источников того, что они заведомо не могут дать.
При этом и Г.К. Шамба и Ю.Н. Воронов локализуя колов и Колику юго-восточнее современного Сухума, исходили из того, что колы фиксируются Гекатеем Милетским и Псевдо-Скилаком южнее кораксов. А кораксы традиционно связываются с рекой Коракс, которую часто отождествляют с современной рекой Кодор. Такой подход вызывает серьезные сомнения, связанные с тем, что источники, позволяющие отождествить эти реки, относятся к значительно более позднему времени. Но самое главное препятствие состоит в том, что кораксов Псевдо-Скилак упоминает не просто перед Диоскуриадой, а значительно раньше её, описание же у него идет с северо-запада на юго-восток. От Диоскуриады (район современного Сухума) кораксов отделяют область Колика, земля меланхленов с реками Метасорис и Айгипий, наконец, земля гелонов. Очевидно поэтому, что кораксов и колов для второй половины I тыс. до н.э. можно помещать только северо-западнее современного Сочи.
Размещение кораксов между Коликой и гениохами делает невозможным их локализацию в Юго-Восточной Абхазии. При этом источники, четко различающие кораксов и гениохов, не дают оснований для вывода о том, что этноним «гениохи» в это время является собирательным для кораксов и «ряда других этнических объединений древней Абхазии» (15). Нет никаких оснований и для локализации кораксов в Бзыбском ущелье (16). Логике источников, являющихся, напомним, периплами, противоречит и помещение кораксов в районе Пацхирской крепости близ Цебельды (17). Абсолютно безосновательно «Кораксийская крепость» Гекатея Милетского отождествляется с Пацхирской крепостью, находящейся восточнее Сухума. Как будто бы в эпоху античности на территории Абхазии не было других крепостей, кроме Пацхирской. Столь же необоснованно размещение кораксов в районе Шубары в бассейне р. Гумисты севернее Сухума (18) Единственный автор, помещающий кораксов близ Диоскуриады, это Плиний Старший, но, как будет показано ниже, в этом месте он опирался на несколько разновременных источников, основательно перепутав последовательность перечисления племен.
Картину, близкую к предлагаемой Псевдо-Скилаком, мы видим у Помпония Мелы (I в. н.э.), опирающегося на более ранние ионийские источники. Вдоль Черноморского побережья, согласно этому автору, проживают (с юго-востока на северо-запад) меланхлены, тореты, «шесть Колик», кораксы, фтирофаги, гениохи, ахеи, керкеты. Здесь упоминаемые Страбоном в близлежащих горных ущельях фтирофаги оказались на побережье, вклинившись между кораксами и гениохами, а тореты, по сравнению с временами Псевдо-Скилака, переместились далеко на юго-восток, с берегов Геленджикской бухты в район современного Адлера. Отметим, что локализация фтирофагов на побережье между кораксами и гениохами в какой-то степени соответствует данным Арриана, отмечавшего проживание фтирофагов «в древности» в районе Нитики (Гагра или Цандрипш). В остальном этническая карта Помпония Мелы соответствует географическим представлениям Псевдо-Скилака. По свидетельству Аппиана (102) и Страбона (XI,II,13), Митридат при переходе на Боспор пересек сначала владения гениохов, а затем – землю ахейцев, что также соответствует данной этнической карте. Приблизительно такую же этническую карту мы находим у Дионисия Периэгета (I-II вв.), опиравшегося на более ранние источники. За колхами живут тиндариды (очевидно, в районе Диоскурии), далее зиги, гениохи, ахейцы, тореты, керкеты и даже киммерийцы. Здесь на смену гелонам, меланхленам, колам и кораксам пришли тиндариды.
Согласно Страбону (I в. до н.э. – I в. н.э.), побережье, занимаемое гениохами и ахейцами (между которыми у этого автора вклиниваются зиги) гористо и лишено гаваней, эти племена ведут разбойничью жизнь, скрываясь в ущельях и бесплодных местностях (XI,II). Данное описание вполне соответствует району между Сочи и Геленджиком. За гениохами (и керкетами), на границе Колхиды, проживали мосхи (XI,II,14) или макропогоны (XI,II,1). Страбон при описании региона опирается на два несколько противоречащих друг другу источника. По одному из них (Страбон ссылается на «историков митридатовых войн»), между гениохами и Питиунтом размещались керкеты, по другому (перипл Артемидора Эфесского 104-100 гг. до н.э.) – керкеты находились в районе Бат, между Анапой и Геленджиком, то есть там, где их помещал Псевдо-Скилак Кариандский, а земли гениохов доходили до Питиунта. В отличие от Н. Ломоури (19), у нас, как и у Страбона, информация «историков митридатовых войн» не вызывает недоверия. Поход Митридата по восточному берегу Черного моря не мог не привести к пополнению географических знаний античного мира о проживающих там народностях. Возможно, расхождение между «историками митридатовых войн» и Артемидором Эфесским, как предполагал в свое время Г.А. Меликишвили (20), связано с изменением этнической карты региона в первой половине I в. до н.э.
В горной части страны, над приморскими племенами, жили фтирофаги (упоминается их ущелье, но нет никаких причин делать на этом основании вывод о проживании фтирофагов в Кодорском ущелье (21), на территории Восточного Причерноморья, безусловно, ущелий всегда было более чем достаточно) и, восточнее, соаны, занимающие вершины Кавказа, возвышающиеся над Диоскуриадой. Соаны (суаны, санны), по нашему мнению, не тождественны санигам (противоположное мнение обосновывал Ю.Н. Воронов (22), так как у Плиния Старшего, к примеру, они упоминаются раздельно и в различных регионах Кавказа (VI,14). Разумеется, здесь можно сослаться на свойственное Плинию Старшему умение перепутать и достаточно механически соединить разновременные источники. Тем не менее, саниги всеми античными авторами локализуются западнее Диоскуриады-Себастополиса или же в районе этого города, а санны-соаны, наряду с фтирофагами, размещаются либо в горах над Диоскуриадой, либо значительно восточнее последней. Использовать же в этой связи мягко говоря невразумительное высказывание Ипполита Римского (III в. н.э.), идентифицирующего суанов и санигов, вряд ли оправданно. По справедливому замечанию Б.М. Гунба, «ссылаясь на Ипполита Римского, делать какие-либо кокретные выводы весьма опрометчиво» (23). Не тождественны соаны и саннам, которых Арриан помещает недалеко от Трапезунта. Все это не означает, что соаны, являющиеся, по нашему мнению, союзом племен, безоговорочно тождественны предкам современных сванов, хотя нельзя полностью исключать возможность некоторой преемственности между ними. Тождественность соанов и сванов не вызывала, кстати, сомнений у большинства как абхазских (24), так и российских (25) ученых. В целом, именно эту точку зрения можно считать общепринятой, хотя, повторюсь ещё раз, проводить линию прямой преемственности между союзом племен конца I тыс. до н.э. и современным этносом затруднительно. Что же касается древних «фтирофагов», характеристика, данная Страбоном этому племени, стала причиной отсутствия каких-либо версий об его этнической принадлежности.
Вероятно, источники Страбона отражают ситуацию, когда владения гениохов расширились на юго-восток, доходя до Питиунта (устье Бзыби), который, как сообщает Плиний Старший (23/24-79 гг.), был разграблен ими несколько позже («богатейший город Питиунт разграблен гениохами») (VI,16).
Согласно Плинию, ахейцы переместились в район Питиунта, меланхлены и кораксы - в район Диоскурии. Кроме того, Плиний упоминает гениохов и саннов гениохов в районах Апсара и Трапезунта (VI,12). Таким образом, в II-I вв. до н.э. наблюдается серьезное изменение этнической номенклатуры региона, связанное с перемещением племенных образований, занимающих побережье между современными Сочи и Новороссийском, на юго-восток, в районы современной Абхазии и, возможно, ещё далее на юг. Впрочем, упоминание гениохов (как и других народов северо-восточного побережья Черного моря, в частности, керкетов (Страбон, Квинт Курций Руф, Палефат, Гелланик (ii)) в южных районах Колхиды или на севере Анатолии можно объяснить и иначе. Ряд источников говорит об основании Диоскуриады (Помпоний Мела) и Фасиса (Гераклид, эксцерпт «Политии фасиан» Аристотеля) «в земле гениохов». Вполне вероятно, что эти утверждения восходят к раннему источнику, отражающему доколонизационный период, когда гениохи контролировали большую часть восточного побережья Черного моря. В этом случае упоминание Плинием и Аррианом гениохов в районах Апсара и Трапезунта может свидетельствовать о сохранении здесь связанных с этим этнонимом племенных групп. С аналогичным предположением, которое кажется нам вполне вероятным, выступал Г.К. Шамба, по мнению которого, «со второй половины I тыс. до н.э. гениохийские племена в Восточном Причерноморье выглядят как отдельные островки» (26). Странным образом, для Н.Ю. Ломоури упоминание гениохов в эксцерпте «Политии фасиан» является аргументом в пользу недостоверности и сомнительности всего этого фрагмента, так как, якобы, «по данным всех других античных авторов, гениохи проживали значительно севернее, а по некоторым данным, значительно южнее р. Фасиса, но в обоих случаях за пределами Колхиды» (27). Исходя из подобной системы аргументации, можно поставить под сомнение практически любой античный источник. Что же касается гениохов – их первоначальный ареал расселения (в качестве союза племен) в самом деле мог включать как Колхиду в узком смысле, так и прилегающие к ней с севера и юга территории.
Кроме того, изменение этнической номенклатуры может и не означать изменения этнической карты региона. Тем не менее, утверждение Ю.Н. Воронова (28) об отсутствии каких-либо данных, свидетельствующих о вторжении и расселении «пришлого элемента» в Восточном Причерноморье в последние века до нашей эры представляется нам необоснованным. Во-первых, очевидно перемещение ряда этнонимов в юго-восточном направлении. Во-вторых, в этом контексте необходимо рассматривать и разрушение Питиунта гениохами. И, наконец, с вторжениями северо-западных соседей и общей нестабильностью следует связывать и признаваемые Ю.Н. Вороновым резкое сокращение населения и запустение приморской зоны Абхазии.
На протяжении длительного периода большинство источников устойчиво размещает гениохов в северо-восточной части Черноморского побережья, скорее всего, в районе современных Туапсе и Архипо-Осиповки. С другой стороны, как видим, есть вызывающая доверие информация об их проживании в доколонизационный и в раннеантичный период, а в некоторых случаях, и позже, на Черноморском побережье в районах Трапезунта, Апсара, Фасиса и Диоскурии. Поэтому одинаково ошибочными нам кажутся как утверждение о том, что «гениохи никогда не проживали на территории Абхазии и недоразумением является попытка их локализации в Северо-западной Колхиде» (29), так и попытки выделить на территории Абхазии «культуру гениохов», связав её с предками современных абхазов (30). При этом желание связать гениохов, как и санигов, со сванами, практически не утруждая себя внятными доказательствами (31), не может не вызывать удивления.
(Продолжение следует)
А.Ю. Скаков – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН.
Статья публикуется в переработанном и расширенном виде. Её первоначальные варианты увидели свет в качестве: Скаков А.Ю. Абхазия в эпоху античности: страна на перекрестке культур и коммуникаций. // Материалы Первой международной научной конференции, посвященной 65-летию В.Г. Ардзинба. Сухум. 2011. С.115-129; Скаков А.Ю. Абхазия в контексте древней истории Восточного Причерноморья. // Первые международные Инал-Иповские чтения (Сухум, 9-12 октября 2007 г.). Сухум. 2011. С.329-347. Этническая карта региона во второй половине I тыс. до н.э. была проанализирована в: Скаков А.Ю. Некоторые проблемы истории Северо-западного Закавказья в эпоху поздней бронзы - раннего железа. // КСИА. Вып. 223. М. 2008. с.143-172.
Примечания
(1) Лордкипанидзе Отар. К проблеме греческой колонизации Восточного Причерноморья (Колхиды) // Проблемы греческой колонизации Северного и Восточного Причерноморья. Материалы I Всесоюзного симпозиума по древней истории Причерноморья, Цхалтубо, 1977. Тбилиси. 1979.
(2) Дундуа Г.Ф. Нумизматика античной Грузии. Тбилиси. 1987. С.100.
(3) Скаков А.Ю. К вопросу о выделении археологических культур в Западном Закавказье // Традиции народов Кавказа в меняющемся мире. Сборник статей к 100-летию со дня рождения Леонида Ивановича Лаврова. СПб. 2010. С.48-67; Скаков А.Ю. Некоторые проблемы истории Северо-Западного Закавказья в эпоху поздней бронзы – раннего железа // КСИА. Вып. 223. М. 2009. С. 143-149; Скаков А.Ю. Погребальные памятники Бзыбской Абхазии X-VII вв. до н.э. // РА. 2008. № 1. С. 15-27.
(4) Ломоури Нодар. Абхазия в античную и раннесредневековую эпохи. Тбилиси. 1997. С. 5, 6.
(5) Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. Тбилиси. 1959. С. 62-64.
(6)Иванчик Аскольд И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII-VII вв. до н.э. в античной литературной традиции: фольклор, литература и история. Москва-Берлин. 2005. С. 83, 84.
(7) Ломоури Нодар. Ук. соч. С. 6, 7.
(8) Там же. С. 16.
(9) Подосинов А.В. Александр Македонский на Дону? (Пространство пути и пространство карты в античной географии) // ДГ. 2009 год. Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М. 2010. С. 269, 270.
(10) Бутба В.Ф. Племена Западного Кавказа по «Ашхарацуйцу». Сухум. 2001. С. 125.
(11) См. Онайко Н.А. Архаический Торик. Античный город на северо-востоке Понта. М. 1980.
(12) Ломоури Нодар. Ук. соч. С. 8.
(13) Шамба Г.К. Культура племен Абхазии в первом тысячелетии до н.э. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ереван. 1987. С. 20, 21.
(14) Воронов Ю.Н. Древняя Апсилия: источники, историография, археология. Сухум. 1998. С. 36.
(15) Маан О.В. Абжуа. Историко-этимологические очерки Очамчирского района Абхазии. Сухум. 2006. С. 55.
(16) Ломоури Нодар. Ук. соч. С. 8.
(17) Воронов Ю.Н. К вопросу о локализации кораксов и их крепости в Абхазии // ВДИ. 1968. № 3.
(18) Шамба Г.К. Ук. соч. С. 19.
(19) Ломоури Нодар. Ук. соч. С. 14.
(20) Меликишвили Г.А. Ук. соч. С. 87.
(21) Бутба В.Ф. Ук. соч. С. 112.
(22) Воронов Ю.Н. Древняя Апсилия: источники, историография, археология. Сухум. 1998. С. 31, 32.
(23) Гунба Б.М. Письменные источники о Себастополе // Проблемы истории, филологии, культуры. Выпуск. XVI/1. М.-Магнитогорск. 2006. С. 260.
(24) Бутба В.Ф. Ук. соч. С. 112.
(25) Буданова В.П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. М. 2000. С. 346; Подосинов А.В., Скржинская М.В. Римские географические источники: Помпоний Мела и Плиний Старший. Тексты. Перевод. Комментарий. М. 2011. С. 310. Примечание 463.
(26) Шамба Г.К. Ук. соч. С. 22.
(27) Ломоури Н.Ю. К вопросу о методике использования некоторых античных и грузинских источников по истории древней Грузии // Источниковедческие разыскания. 1982. Тбилиси. 1985. с.55,56.
(28) Воронов Ю.Н. Древняя Апсилия: источники, историография, археология. Сухум. 1998. С. 36, 37.
(29) Ломоури Нодар. 1997. С. 9, 10.
(30) Бгажба О.Х., Лакоба С.З. История Абхазии с древнейших времен до наших дней. Сухум. 2007. С. 61-67
(31) Меликишвили Г.А. Ук. соч. С. 91, 92.
Источник: Учёные записки Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института Востоковедения РАН. Т. 1. Абхазия. М.: ИВ РАН. 2013. Отв.ред.: Скаков А.Ю.
Абхазия археология историография этничность / этнополитика
1 комментариев | Добавить комментарий | Все комментарии
