К вопросу об изучении христианского искусства Абхазского царства

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Екатерина ЕНДОЛЬЦЕВА | 25.06.2013 | 15:00

Настоящая статья призвана дополнить и развить историографическую часть уже опубликованных рассуждений по проблеме исследования христианского искусства Абхазского царства (1). Там же была обоснована правомерность употребления этого понятия применительно к христианским памятникам VIII-XI вв. на территории Западного Закавказья с определением его географических границ, источниковедческой базы и описанием исторического фона, на котором оно возникает (2). 

Как уже отмечалось (3), при анализе исследовательской литературы, касающейся соотносимых с территорией Абхазского царства памятников средневекового искусства, целесообразно руководствоваться принципом разделения на регионы, согласно современной географической номенклатуре. Так, определенно можно выделить три отдельных пласта научных работ: те, что касаются древностей, расположенных на территории современной Абхазии; труды по археологии Сочинского района Краснодарского края и исследования по памятникам Тао, Кларджетии и других регионов Западной Грузии (ныне, частично, Турции). Для того, чтобы представить уровень изученности рассматриваемого вопроса, приведем краткие историографические очерки по каждому из вышеозначенных регионов. 

История изучения средневековых древностей Абхазии достаточно богата (4). Как известно, основы научного подхода к этому сюжету были заложены еще в первой половине XIX века учеными-путешественниками (5). Ценность их трудов заключается прежде всего в качественной фиксации тогдашнего состояния впервые описанных ими памятников (6). Эру археологического изучения памятников не только Абхазии, но и Закавказья в целом открывают систематические экспедиции П.С. Уваровой, организованные при содействии Московского археологического общества (7). Благодаря самоотверженному труду этой женщины в научный оборот были введены многие средневековые памятники не только архитектуры, но и каменной пластики Абхазии (8). В данной работе также участвовали сухумский краевед В.И. Чернявский (9), академик архитектор А.М. Павлинов (10) и археолог В.И. Сизов (11). В деле описания, фиксации и первичного анализа форм христианских храмов Абхазии принимал участие и знаменитый архимандрит Леонид (Кавелин) (12). Особенно интересно составленное им первое подробное описание древностей города-крепости Анакопия (13). Средневековая храмовая архитектура Абхазии привлекала внимание и Н.П. Кондакова (14). Тогда же были сделаны первые попытки монографического изучения архитектурных памятников (15). 

Археологическое изучение средневековых древностей Пицунды и Нового Афона было продолжено в первые послереволюционные годы (16). После окончания Великой Отечественной войны начался период особенно интенсивного археологического изучения памятников этого исторического периода, что стало возможным во многом благодаря деятельности известного абхазского археолога М.М. Трапш. Именно он в полевой сезон 1957-1958 гг. возглавлял работы по археологическому изучению крепости Анакопия. Несмотря на то, что основным объектом исследования были оборонительные сооружения крепости, ученый внес серьезный вклад в изучение древней истории этого города-крепости, а также открыл и зафиксировал руины нижней церкви (17). Не менее важную роль в истории изучения средневекового искусства Абхазии сыграл выдающийся искусствовед и археолог Л.А. Шервашидзе. Этот человек внес серьезный вклад в изучение архитектуры Абхазского царства и ввел в научный оборот отдельные культовые памятники (18), а также стал автором первого обобщающего труда по монументальной живописи рассматриваемого региона (19). Им также были предложены варианты атрибуции отдельных скульптурных фрагментов (20). В это же время начинается археологическое изучение Моквского собора, а также продолжается процесс открытия и изучения новых памятников средневековой храмовой архитектуры (21). Продолжаются исследования памятников монументальной живописи (22). Раскопки позднеантичных слоев комплекса Пицундского храма (23) стимулировали изучение и его средневековой части (24). Процесс накопления материала по единичным памятникам (25) приводит к попыткам систематизации и анализа, которые начинаются десятилетие спустя. Так, Л.Д. Рчеушвили публикует обобщающий труд, касающийся средневековых купольных церквей Абхазии (26). Тогда же появляется исследование по скульптуре этого региона (27). 

Процесс плодотворного изучения средневековых христианских древностей в Абхазии, достигший своего расцвета в 60-80-ее годы XX века, был прерван из-за грузино-абхазского вооружённого конфликта (1992-1993 гг.). Эти события привели к трагическим последствиям. Погибли ценнейшие архивные материалы, пострадали многие памятники. 

В последние годы возобновились археологические исследования средневековых церквей. Силами сотрудников АбИГИ и Управления охраны историко-культурного наследия Республики Абхазия изучаются и вводятся в научный оборот ранее неизвестные объекты (28). Возобновилось археологическое изучение Моквского собора (29). Началось полевое исследование Бедийского храма (30). Активно обсуждаются теоретические и концептуальные проблемы средневекового христианского искусства Абхазии (31). 

Л.Г. Хрушковой была сделана попытка обобщить накопленный материал (32), однако в ее монографии, опубликованной на французском языке, основной акцент сделан на позднеантичные памятники. Средневековая часть представлена, как нам кажется, слишком обобщенно, единым блоком, без учета особенностей отдельных исторических периодов (33). К тому же предложенные варианты датировки некоторых объектов вызывают серьезные возражения (34). Прежде всего это касается вопроса об идентификации и определении исторического контекста лапидарной коллекции, собранной в алтаре церкви св. Феодора в цитадели крепости Анакопия. В недавно опубликованном сборнике (35), посвященном Анакопийской крепости, изложены, в частности, результаты комплексного анализа её архитектурной пластики (в основу этого исследования легли некоторые статьи прошлых лет) (36). Сделанные выводы базируются также и на результатах недавних локальных археологических исследований, проводившихся на территории крепости (37). Весь собранный материал свидетельствует в пользу того, что рельефы коллекции составляют однородную группу, которую можно датировать XI в. (за исключением двух надгробных плит, относящихся скорее к IX в.) (38). Никаких следов раннехристианских памятников, как это предполагала Л. Г. Хрушкова, обнаружено не было. 

Наряду с этим стало возможным, благодаря привлечению эпиграфических данных и дополнительному анализу конструктивных особенностей, уточнить датировки некоторых памятников (к примеру, храма Айлага-Абыку в с. Бамбора) (39). Активное внедрение естественнонаучных методов делает возможным в перспективе уточнить датировки и других средневековых объектов (40). 

Начальный этап фиксации и открытия христианских средневековых памятников Сочинского района Краснодарского края хронологически совпадает с аналогичным этапом изучения древностей Абхазии. Более углубленное археологическое изучение объектов связывают с именем Ю.Н. Воронова (41). В последние годы можно констатировать усиленное внимание исследователей к изучению храмов этого района (42). Делаются попытки сопоставления архитектурных форм храма в Лоо с абхазскими соборами того же времени (43). В связи с подготовкой к Олимпиаде в Сочи в 2014 году ведется активное археологическое исследование церквей Сочинского района (44). В рамках исследовательского проекта по изучению христианских памятников этого региона под руководством московского археолога Е.А. Армарчук проводится планомерная работа по анализу накапливаемого материала (45). 

Как и в предыдущем случае, начальный этап накопления знаний о средневековых христианских памятниках Западной Грузии в целом совпадает с тем, что было сказано относительно Абхазии. Зачастую эти два региона рассматривались в рамках одного и того же исследования (46). Одна из первых обобщающих работ на эту тему, в которой приводятся также точные сведения о каждом из памятников – это труд Н.П. Северова (47). Проработав продолжительное время профессором архитектуры в Тбилисской Академии художеств (1922-1948 гг.), исследователь основал школу научного изучения памятников средневековой архитектуры Грузии. Его совместные работы с Г.Н. Чубинашвили, классиком грузинского искусствоведения, заложили основы типологического анализа памятников архитектуры этого региона (48). Примечательны также монографическое исследование Г.Н. Чубинашвили, касающееся храма в Чкондиди (Мартвили) (49), и его труд, посвященный чеканному искусству Грузии (50), где исследователь устанавливает связь между чеканными узорами и архитектурным орнаментом. 

Среди последователей и учеников Н.П. Северова – профессора Р.С. Меписашвили и В.Г. Цинцадзе (51). Совместно они написали исследование о соборе в Кутаиси (52). В. Цинцадзе исследовал также и архитектурные особенности некоторых памятников Верхней Рачи (53). Несколько примечательных статей, касающихся памятников X века в этом регионе, принадлежат перу Л.Д. Рчеушвили (54). Другой ученик Н.П. Северова В. Беридзе опубликовал исследование о памятниках Тао-Кларджети, среди которых он рассматривает и собор в Кумурдо (55). Интересным опытом обобщения сведений по архитектурным особенностям памятников, в том числе и Западной Грузии, стал труд Д.М. Мшвениерадзе (56). Среди исследований живописных ансамблей Западной Грузии следует упомянуть коллективную работу по живописи Сванетии (57) и альбом Т.С. Шевяковой (58). 

Ш. Амиранашвили в своей «Истории грузинского искусства» рассматривает памятники как Грузии, так и Абхазии, считая последние «абхазской школой грузинской архитектуры» (59). Подобного взгляда придерживалась и Р. Шмерлинг при анализе памятников каменной пластики (60). Это мнение разделяет большая часть грузинских и европейских исследователей. Таковы труды Н. Аладашвили, где подробно описывается репертуар сюжетов, использовавшихся в фасадной пластике храмов (61), и обобщающее исследование А. Альпаго-Новелло (62). К сожалению, в последние годы некоторые интересные исследования по истории архитектуры этого региона публикуются почти исключительно на грузинском языке, что часто затрудняет знакомство с ними (63). Счастливым исключением является недавно вышедший в свет труд французской исследовательницы грузинского происхождения Н. Яманидзе (64). Развивая идеи и методы, предложенные еще Р. Шмерлинг, автор, помимо прочего, реконструирует некоторые алтарные преграды грузинских средневековых храмов и предлагает свои версии их датировки. 

Рассуждая о современном уровне изученности проблемы, нельзя не отметить, что в большинстве работ памятники рассматриваются по региональному принципу. При этом чаще всего учитываются современные политические границы, а не те государственные образования, которые существовали в изучаемый период. Отрадно отметить некоторый всплеск в последние годы археологической активности на территории Республики Абхазии и в Сочинском районе Краснодарского края, благодаря чему выявлено и введено в научный оборот некоторое количество ранее неизвестных церквей. Учитывая накопленные сведения, кажется необходимым написание обобщающего труда, в котором рассматривались бы памятники не в соответствии с современными политическими границами, а в связи с тем государством, которое существовало на территории трех вышеозначенных регионов с VIII по XI века. В связи с этим целесообразно, в первую очередь, четко определить круг рассматриваемых памятников. 

Кроме того, при изучении христианского искусства Абхазского царства необходимо, прежде всего, определить характер культурных контактов внутри него, а также рассмотреть особенности его взаимодействия с ближайшими соседями и с более отдаленными могущественными державами. Отдельные попытки такого рода уже предпринимались (65). В частности, примечателен опыт сопоставления некоторых особенностей абхазской культовой средневековой архитектуры и зодчества Алании, проделанный Д.В. Белецким и А.Ю. Виноградовым (66). Перспективным кажется и изучение характера культурных контактов Абхазского царства с соседними княжествами, прежде всего, Тао и Кларджети (67). Последние исследования показали также, что корни некоторых изобразительных сюжетов связаны с Арменией и, в более отдаленном прошлом, с Палестиной (68). В неожиданном свете предстают некоторые зооморфные образы и изображения крестов, происходящие из лапидария на Анакопийской горе. Дело в том, что многие из них, как оказалось, имеют иконографические параллели с группой живописных изображений на территории Каппадокии (69). 

Определяющим также стало влияние культуры Византии. Зачастую отдельные памятники и художественные явления в искусстве рассматриваемой территории могут быть сопоставлены с деятельностью определенных государственных деятелей Византийской империи. Так, важно рассмотреть работы, проводившиеся в крепости Анакопия в 40-е годы XI века, в контексте строительной деятельности императора Константина IX Мономаха, следы которой известны в разных частях его империи. Таким образом, постановка вопроса об изучении такого феномена, как искусство Абхазского царства, видится правомерной. Предложенная выше стратегия может помочь в раскрытии новых сторон уже известных художественных явлений, а также обнаружить пока еще неизвестные их стороны. 

Е.Ю. Ендольцева - кандидат искусствоведения, docteur en histoire de l'art et archeologie de l'universite de Paris X-Nanterre, France. Старший научный сотрудник Санкт-Петербургского отделения Российского института культурологии. Исследование проводилось на средства гранта РГНФ 10-04-00581 а/А.

Абхазия археология христианство

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: