Кавказская война и «черкесский вопрос» в исторической памяти и мифах историографии (I)
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Валентина ПАТРАКОВА, Виктор ЧЕРНОУС | 03.06.2013 | 00:00
Реактуализация черкесского вопроса, который стал приобретать в последние годы характер вызова национальной безопасности России, угрозы срыва Зимних Олимпийских игр 2014 года в г. Сочи связана исключительно с информационными войнами на Кавказе, направленными на ослабление роли России в регионе, противопоставление российской и кавказской идентичностей. В качестве плацдарма и катализатора информационной войны используется режим Михаила Саакашвили в Грузии.
В ходе информационной войны против России используются все формы проявления черкесского вопроса, преследуя цель не его решения, а нанесения ущерба России [1]и смену ее безусловного лидерства на Кавказе другим игроком – Грузией, за спиной которой будут стоять ресурсы США и НАТО.
Данным проблемам посвящена огромная научная, популярно-публицистическая, идеолого-мифологическая литература, которая по мере надобности будет затронута в ходе дальнейшего изложения [2].
Цель данной работы показать влияние исторической памяти на «черкесский вопрос» в контексте информационного противоборства на Кавказе и проблем национальной безопасности.
Важно иметь в виду, что Черкесский вопрос возник и развивался как относительно автономная, но не самостоятельная международная проблема конца XVIII – первой половины XIX в. Он входил в орбиту Восточного вопроса, т.е. борьбу великих держав того времени (Англии, Франции и России) за огромное (весь Ближний Восток), ожидавшееся наследство, оказавшейся в кризисе Османской империи. Составной частью Восточного вопроса был Кавказский вопрос, борьба Османской, Персидской и Российской империй за контроль над Кавказом – важнейшим стратегическим и коммуникационным регионом, от контроля над которым во многом зависела судьба решения Восточного вопроса, контроль над Крымом, Черноморскими проливами, что открывало путь в Средиземноморье и воспринималось как угроза основным английским колониям.
Важной частью Кавказского вопроса был черкесский вопрос: борьба Российской и Османской империи за Северо-Западный Кавказ, населенный этносоциумами абхазо-адыгской языковой группы, поэтому данная территория на картах того времени обозначалась как Черкесия, хотя политически не была объединена.
Россия активно участвовала в решении Восточного вопроса: русско-турецкие, русско-персидские войны, военные походы в союзе с кавказскими владетелями против тех этносоциумов и политических образований Кавказа, которые поддерживали Турцию или Персию. Активно в эти события вмешивались Франция и особенно Англия, что способствовало затягиванию и воспроизводству военных конфликтов. Россия втянулась в войны на Кавказе по просьбе, оказавшихся в трагическом положении христианских грузинских царств и армянских меликов.
В этом контексте в ходе Кавказской войны (1817 – 1864 гг.) в 30-60-е годы XIX в. в системе международных отношений возник Черкесский вопрос. Он имел собственно международное и кавказское измерение – борьбу причерноморских адыгов при поддержке Османской империи и Англии против экспансии Российской империи на Северо – Западном Кавказе, своего рода Второй фронт Кавказской войны (основной – Северо-Восточный Кавказ – Чечня и Дагестан, т.е. имамат Шамиля).
Черкесский вопрос активно использовался европейскими странами и Османской империей в Восточной (Крымской) войне 1853-56 гг. против России. После капитуляции имама Шамиля в Гунибе в 1859 г. – Причерноморские адыги остаются последним барьером на пути России к контролю над Северным Причерноморьем. Они получают военную, дипломатическую и организационную помощь Англии по политическому объединению адыгских этносоциумов в Черкесию как субъекта международных отношений и плацдарм для вытеснения Российской империи с Кавказа, «Казакии» и Прибалтики. Помощь черкесам оказывали международные авантюристы и революционеры, попытки установить с нимисвязь или скоррелировать свои действия предпринимали российские революционные демократы.
Несмотря на отчаянное сопротивление этносоциумыадыгов были разбиты. 21 мая 1864 г. российские войска разгромили отряды родственного адыгамабазо-абхазского этносоциумасадзы в урочище Кбаада (Красная поляна) и завершили Кавказскую войну. В конце Кавказской войны появились планы переселить Причерноморских адыгов на Кубань, подальше от границ или переселить несогласных в Османскую империю, в связи с чем начались дипломатические переговоры. Османская империя была заинтересована в размещении на своих огромных территориях, особенно среди христианского населения воинственных черкесов-мусульман. Развернулась активная пропаганда среди адыгов идеи переселяться в единоверную Османскую империю, которая представлялась идеальным исламским могучим государством. Свою лепту в эту агитацию внесли: опасавшаяся утратить в составе России традиционные привилегии местная знать и обещание помощи со стороны Англии, сказалось также недоверие к российской администрации и к предложениям переезда за Кубань.
Мухаджирство [3] (выселение в Османскую империю) охватило большую часть адыгов, а некоторые этносоциумы почти полностью. Само переселение было плохо организовано всеми сторонами, что привело к большим потерям во время переезда через Черное море и большой смертности на берегах Османской империи, в ходе переселений уже на ее территории.
Таким образом, Черкесский вопрос возник в XIX в. в системе международных отношений как часть Восточного и Кавказского вопросов.
Акторами его были не только Причерноморские адыги, Османская империя и Россия, но и имамат Шамиля (1834 - 1859), Франция, Англия, их европейские союзники и международные революционные организации. На завершающей стадии Кавказской войны Англия попыталась помочь адыгским этносоциумам консолидироваться и превратить Черкесию в субъект международных отношений под своим контролем для использования в антироссийских акциях.
Причерноморские адыги в первой половине XIX в. понесли значительные потери:
опустошительные эпидемии чумы в начале XIX в.,
жертвы адыгских междоусобиц,
потери военного и мирного населения в ходе Кавказской войны,
мухаджирство [4].
Все эти события радикально изменили этнодемографическую ситуацию на Северо-Западном Кавказе. В исторической памяти адыгов поражение в войне и мухаджирство остаются наиболее болезненной травмой, которая легко актуализируется и переживается как своего рода современность, влияет на этнополитический процесс на Северном Кавказе.
В последние десятилетия происходит депрофессионализация во многих сферах жизни. В частности, стираются грани между обыденными, учебными, публицистическими и научными знаниями, в том числе и может быть особенно это происходит в сфере исторического знания.
Акцент смещается из позитивистской парадигмы с ее установкой на изучение объективной реальности, причинно-следственных связей, поиска истины и т.д. в сферу изучения общественного сознания, тех образов, которые существуют в нем о тех или иных исторических событиях. В связи с этим ставится вопрос о том, что такое исторический факт. В крайней постановкеутверждается, что исторический факт не существует, а есть лишь те или иные образы, интерпретации, запечатленные в нарративах, воспоминаниях и т.д.
В структуре общественного сознания особая роль принадлежит исторической памяти. Уровень коллективного и индивидуального сознания во многом определяется памятью, которая обусловливает отношение к исторической действительности как на профессиональном, теоретическом уровне, так и на уровне обыденных представлений. В настоящее время проблема исторической памяти – одна из центральных в социально-гуманитарном знании.
Историческая память – способ накопления, сохранения, трансляции и усвоения прошлого, как коллективная память о социальном прошлом, на основе которой формируется национальное сознание, историческая общность людей, объединенной языком, традициями, территорией, историей, экономикой.
Зафиксированные коллективной памятью образы событий, мифы, стереотипы, символы позволяют этническим группам создавать интерпретационные модели прошлого.
Проблемам исторической памяти адыгов посвящено не мало работ, среди которых выделяется глубокая монография патриарха современного кавказоведения Э.А. Шеуджен [5].
Обратим внимание на некоторые базовые образы исторической памяти адыгов. Прежде всего это образ «Страны Черкесии», который сформировался у соседних народов, в работах европейских, арабских, турецких, российских авторов, характеризовавших так территорию населенную родственными племенами, хотя между ними не было политического, государственного единства.
Далее – романтический образ черкесов как лидеров кавказского мира: либо аристократических (кабардинцы), либо демократических («демократические» племена причерноморских адыгов – абадзехи, натухайцы, шапсуги и др.).
У некоторых народов существуют крайне болезненные образы трагедий прошлого, своего рода тяжелейшие психологические травмы, связанные с огромными жертвами, переломными моментами развития: геноцид армян в 1915 году, холокост у евреев в годы Второй Мировой войны, депортации некоторых народов в период Великой Отечественной войны и т.д. Такая память стала ментальной чертой народов, некоторые исследователи даже используют термин «аварийный ген».
Для адыгов такой травмой является образ в исторической памяти Кавказской войны и мухаджирства в XIX в.: катастрофические человеческие жертвы, утрата этнодемографического доминирования в «Черкесии», комплекс насильственно разделенного народа, самое сокрушительное поражение за всю историю адыгов. Наиболее болезненный образ Кавказской войны существует у черкесской диаспоры – потомков мухаджиров в странах Ближнего Востока и последующих волн эмиграции, но он характерен и для исторической памяти кабардинцев, черкесов и адыгейцев Российской Федерации. В то же время в настоящее время в реальнойэтнополитикеадыгов, в отличие от 90-х гг. ХХ в., в массовых акциях проявляется слабо.
Иная историческая память о Кавказской войне у других народов Кавказа и России [6]. У чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев последствия Кавказской войны в исторической памяти занимают меньшее место (хотя и могут быть актуализированы как это было в конце 80-х-90-х годов прошлого века), сходную социально-психологическую роль в их памяти играют депортации 43-44-х годов ХХ в.
Диаметрально противоположной является историческая память о Кавказской войне и ее последствиях у армян и грузин, которые воспринимаютее как окончательное избавление от турецкого ига и постоянных набегов горцев (разбой, работорговля и т.п.), тем более, что грузинские и армянские волонтеры сражались совместно с российской армией и активно участвовали в становлении российской администрации на Кавказе. Их историческая память о Кавказской войне не столь акцентирована и легко подвержена современным коммуникативным воздействиям и трансформации под влиянием национальных интересов.
(Продолжение следует)
ПАТРАКОВА Валентина Фирсовна - доцент исторического факультета Южного федерального университета
ЧЕРНОУС Виктор Владимирович - кандидат политических наук, профессор, директор Центра системного региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН
историография Кавказская война Россия Турция черкесы
