Виктор Стражев: русский поэт, педагог и археолог в Абхазии (III)
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Станислав ЛАКОБА (Абхазия) | 14.04.2013 | 12:03
Часть I, часть II
«В ЗЫБКЕ НАД БЗЫБЬЮ...»
Стражев был не только поэтом и переводчиком, но и прозаиком. Его лирические рассказы «Снег», «Боги», «Давно-недавно», «Ая», «Голубой огонь» (51), написанные в период с 1906 по 1910 годы, сразу же привлекли внимание известных русских писателей.
Прозаические произведения Виктор Иванович Стражев писал и в Абхазии. Но, к сожалению, рассказы, созданные им здесь, пока не обнаружены исследователями. Сохранились лишь подшивки старых номеров газеты «Советская Абхазия», в которых мне посчастливилось отыскать серию неизвестных очерков писателя под общим названием «В поисках старины». Они представляют не только научный, но и литературно-художественный интерес. Необходимо заметить, что толчком к их написанию послужил факт создания в 1925 году Комиссии по охране памятников искусства, старины и природы.
О том, как была открыта в Абхазии колхидско-кобанская культура, Виктор Иванович очень образно рассказал в очерке «Два дня в бронзовом веке» (52). Получив в мае 1926 года сообщение из сел Баклановка (Аацы) и Петропавловка Гудаутского района о находках бронзовых топориков, кинжалов, наконечников пик и стрел, Стражев вместе с представителем от АбНО М.М. Иващенко выехал «на таинственную бронзу». В Петропавловке им вручили древний топорик с рисунком, который поверг краеведов в «бронзовую лихорадку». Находка превзошла все ожидания: «Памятники кобанской культуры в Абхазии — это было слишком большое событие для нашего археологического сердца!». Но крепкие сердца исследователей выдержали эмоциональный взрыв радости. Переночевав в с. Баклановка, рано утром они двинулись в путь: «Снеговые горы с четким абрисом вершины «шапки Сефер-бея» — не оторвешь глаз... Настроение бодрейшее. Собралась школьная детвора. Человек пятнадцать идет с нами «на экскурсию». Купили свечей для осмотра крепостного подземелья. Главный проводник — Миха Зухба, в почтенном возрасте 13-ти лет...
Это огромное удовольствие... — переходить широкую, холодную и быструю горную реку по каменистому дну и открывать в себе цирковые способности балансировать. Мы проделали это очень весело и с большим успехом, перейдя р. Апсту... Перед нами, совсем близко, невысокий кряж Абгархук. Через час мы стоим перед отвесной дикой скалой, на вершине которой полуразвалившаяся крепостная башня. Берем крепость... На осмотр и обмер стен и башни, на заслуженный отдых и на любованье окружающим горным чудесьем уходит добрый час. Спускаться — хуже. Одну ногу поставишь, а другую — девать некуда. Оборваться не хочется — тогда никогда не вернешься в Сухум... На пути спуска — каменная пасть. Похоже на эпический вход в подземный мир. Вообще, пахнет Гомером... Когда я задумчиво повис в каком-то невесомом месте.., опередивший меня иронически кричит:
— Ну, смелее! А еще в Швейцарии бывали!
— Да я по Швейцарии-то в вагоне ездил! — Смущенно оправдываюсь я.
Когда спускаемся по ложу ручья, проползаю под какой-то перекладиной, и вдруг слышу сзади окрик:
— Осторожней! Это — капкан!
Объяснили, что это приспособление для ловли дикого кота. Хорошо, что я не дикий кот: пропал бы непременно... Мальчуганы идут шеренгой, перевившись руками, поют «Интернационал». Им — большая благодарность: они не только путеводители и отличные спутники — они в дороге рассказали любопытные местные предания о крепости, которую мы осмотрели. Краеведение без них не обойдется...»
А спустя несколько часов «машина времени» перенесла археологов из прошлого в настоящее. И Стражев очень метко заметил: «Около десяти вечера афонские огни вернули нас из века бронзы в век электричества».
Прошло больше года. В начале августа появился новый очерк Виктора Стражева «В поисках старины». (53) Его археологический союз с М.М. Иващенко продолжался. «Если иметь пару приличных ног, — писал с юмором Виктор Иванович,— два жадных и веселых глаза, не совсем еще изношенное сердце..., то, пользуясь летним досугом и твердо установившейся погодой, поучительно, приятно и похвально побродить по Абхазии».
Сладив свою «экспедицию в четыре ноги», Стражев и Иващенко добрались до сел. Ольгинского в Цебельде. Их гостеприимно встретила усадьба Вороновых, где стоял древний с гигантским шатром орех. «Прекрасны эти эпические древесные великаны Абхазии! — писал Виктор Стражев. — Лежа у их корней, под мудрым молчанием листвы, ясно и просто понимаешь языческий культ деревьев... О священных деревьях и рощах на нашем побережье мы имеем целый ряд исторических свидетельств; мистика леса, в пережитках, жива и до сих пор в народной традиции. Шатер дерева был местом священнодействий, местом народных собраний. Головы жертвенных животных, оружие, — всякие другие обетные приношения вешались на ветвях, втыкались в ствол, — и вор не смел к ним прикоснуться, никто не мог обломать ни одного сучка. Лоскуток одежды больного привязывал болезнь к дереву, в котором жил «дух». Есть старое литературное указание, что в Абхазии священная роща давала преступнику неприкосновенность, право убежища».
Несколько дней они бродили по цебельдинским местам, вспоминали «непокорный старый Цабал, бывшее царство феодального рода Маршан», вспомнили, что здесь воевал декабрист «Марлинский, литературная знаменитость эпохи Пушкина», видели множество «немых руин» и с горечью думали: «Нынешнее население Цебельды — армяне и греки — не помнит и не знает ничего. Теперь здесь все — табак». Стражев и Иващенко обследовали храм, описанный еще в 80-х годах XIX в. графиней П.С. Уваровой, крепость, взбирались на пирамидальную гору Адагуа, где, якобы, есть плита с надписью: «О, ради надписи мы готовы полезть на что угодно! Абхазия не богата памятниками эпиграфическими, а для разгадки ее древностей они так нужны, так ждутся и ищутся, так снятся... Трудно дается гора... лезем прямо в раскаленную пасть солнца. Ноги слабеют и подгибаются, мучит жажда, дьявольски мучит — за кружку студеной воды отдал бы, кажется, целую букву из той «надписи», что на вершине». Но на вершине, кроме «смутных остатков» фундамента, ничего не оказалось. Погрустили, полюбовались панорамой гор и моря пошли обратно, к реке Кодор. Их «ноги торопились сами, как усталые лошади в родную конюшню». Спустились к развалинам крепости Больших Краевичей — Цибилиуму, которую раскапывали потом археологи Ю. Воронов, О. Бгажба, Н. Шенкао... Уже тогда Виктор Стражев писал, что таинственные находки, сделанные здесь, «не позволяют сомневаться в большой культурно-исторической значимости этого уголка Цебельды и требуют к нему особого научного внимания». А чтобы науке не достались «развалины развалин», необходимо «поспешить с тщательным и систематическим археологическим обследованием, повести глубокие раскопки, и не будет удивительным, если одна из темных и непрочитанных страниц истории Абхазии... осветится и прочтется...».
Продолжил историко-краеведческую тему второй очерк Стражева «В поисках старины», появившийся через три дня после первого — 9 августа 1927 года (54). Он открывается живописным, музыкальным холстом, в котором слились и проза, и поэзия: «Утро. Чуть дождит. Небо то мглится, то голубеет... Спустились к Амткелу... Дыбится лесистый Пал. По каменистому ложу чудесно шумит река.
Неожиданно в звуки воды вливаются звуки шарманки. Медленно, с непокрытой головой, бредет от мельницы по берегу коренастый человек, вертит шарманку — играет сам для себя. Вероятно, в нем поет перебродивший виноградный сок, вероятно, ему стало хорошо и грустно. Под шарманку и гул Амткиала встают в памяти вёсны молодости, родной и далекий северный город и что-то еще, многое...
Идем, переходим мост, подымаемся и долго обходим гору. Справа, глубоко, чуть шумит Амткиал, бегущий в Кодор. Прямая ровная лесная дорога ведет и ведет. Поворот влево, — и вот она, Багадская скала. Надвинулась дождевая туча, и мы быстро-быстро узким карнизом, свисающим над жуткой крутизной, пробираемся не без опаски: всего чаще именно в дождь падают здесь камни... С балкона постового дома любовались грандиозным зрелищем: вздымалась великолепная Багада в чалме грозовой тучи, в слепительном блеске молний. Почему сухумцы не паломничают к Багаде? Непонятно».
О Стражеве можно говорить как о большом мастере лирического пейзажа. Язык писателя отличает лаконичность, образность, прозрачность. Как стихи в прозе читается отрывок, построенный на рефренах: «Лошади шли без передышки. Мы не отставали. Долго тянулось селение Латы. Шли. Кодор становился все шумливее. Шли. Припадали жадно к холодной воде родников, сочившихся из мшистых скал. Тропа змеилась, горбатилась, иногда сползала к самой реке. Радость для глаз не кончалась. Шли. Уже низко было солнце, когда остановился наш караван... Дальше лошади не шли».
К вечеру археологи добрались до урочища Куабчара, где и заночевали «под золотым бисером неба». А утром двинулись в сторону Чхалты. «Что за веселая, шумливая река! — восторгался ею Виктор Иванович. — Мчит она из-под Маруха свою ледяную воду, почти оттуда же, откуда гордо-девственная Бзыбь несется на запад. Но Бзыбь державна до конца — до моря. А Чхалта... Вот здесь, на глазах, в ледяной своей страсти, отдает она себя красавцу Кодору. Здесь, в Кодоре, — конец веселой Чхалты! Над их слиянием — древняя, никем не изученная крепость. Массивная кладка стен свидетельствует о глубокой строительной традиции. Это, по меньшей мере, рука Византии». Недалеко от крепости они обнаружили не отмеченный в литературе храм, осмотрели древнюю Амзарскую церковь. Обследовав Дал и Цабал, ученые двинулись в Сухум, а затем в Пицунду, Гarpу и Бзыбь.
Впервые Виктор Стражев побывал в Пицунде в 1925 году вместе с экспедицией АбНО. Ехали они тогда катером из Гудаут. Попали в шторм. В первую же ночь на мысу экспедиция подверглась нападению бандитов. Виктор Иванович заболел здесь тропической малярией. Вторая поездка в Пицунду состоялась летом 1927 года (55). Поэт и археолог приехал сюда на автомобиле, переправившись на пароме через Бзыбь. «Удивительное и глубокое чувство рождает Пицунда, — писал он. — Бродишь по земле, насыщенной таинственной древностью Великого и Богатого Питиуса, любуешься блистательным мастерством византийского зодчества, кочуешь по сосновой роще, этой драгоценности... Абхазии... Изумительно прозрачна вода в тишайшем, серебряном от солнца, заливе. Пустынность. Безмолвие. Грусть веков. Еле слышны сосновые вздохи. Темные громады далеких гор, застилающих север».
Стражева глубоко заботило будущее Пицунды — «естественного музея Абхазии». Он был против строительства здесь лесопильного завода, различных хозяйственных строений: «Если бы я был власть, я объявил бы весь пицундский мыс заповедником, отремонтировал старые монастырские здания и устроил в них дома отдыха и нашел бы средства для того, чтобы с помощью археологической лопаты попытаться прочесть тайны пицундской земли. Пицунда стала бы интереснейшим местом всего Союза...».
Говоря о средствах на раскопки, В. Стражев имеет в виду прежде всего доходы от многочисленных организованных экскурсий. Еще 10 марта 1925 г. на заседании совета АбНО он впервые высказался за научное руководство экскурсантами и организацию в республике экскурсбюро (56).
Так пророчествовал поэт. А Пицунда, о которой он мечтал, станет всесоюзным и международным курортом.
Скоро археолог обследовал крепость и развалины храма у моста через Бзыбь. «Бзыбские древности — чрезвычайного интереса, — писал он. — Трехнефный храм — один из лучших памятников руинной Абхазии. Великолепный материал, высокая техника кладки, резные сохранившиеся камни оконных наличников в алтарной части, весь комплекс окружающих сооружений убеждают, что в этом районе Бзыби имела место богатая историческая жизнь».
Ранним утром он двинулся вверх по реке, в урочище Хасан-табаа. Там, «над бездной», поэтом было создано совершенно замечательное творение: «Ущелье Бзыби необычайно красиво. На пути встречался самшитовый старый лес. Приветливой волной шумела Бзыбь. Отшагав верст восемь, на противоположном берегу, на крутой и одинокой горе, отбежавшей от побережного массива, увидел мрачную высокостенную крепость, нa которой вздымалась, как длинная шея, глухая башня. Веяло романтикой феодализма. Но между мной и крепостью бурлила непроходимая Бзыбь. Где же паром? Как перебраться?
Судьба смилостивилась: из лесу вышло мое счастье – маленький абхазец-мальчик с пустой корзиной. Ему тоже надо было на тот берег. Я объяснил ему свое затруднение со всем мимическим красноречием. Он, видимо, понял, но минут пять молча и серьезно рассматривал мою персону во всех подробностях. Потом вложил пальцы в рот и свистнул. Вот это свист! Так, вероятно, свистел былинный Соловей-разбойник.
На том берегу замаячила фигура, подошла к реке, нырнула в люльку — и черный паук пополз по канату... Уплотнились свыше нормы, некоторые мои оконечности торчали на воздухе. Завертелась ручка, заскрипели колесики, качаясь поползли над бездной. Мальчик-абхазец остался на второй рейс. Поглядел вниз, поглядел вверх — решил никуда не глядеть. В сознании промелькнула вся прожитая жизнь. Захотел сочинять предсмертные стихи, чтобы чем-нибудь заняться на воздушном досуге. Сочинил:
В зыбке над Бзыбью зыблюсь.
Миг! — и я в Бзыби урыблюсь.
Зыблюсь над Бзыбью в зыбке.
Понравлюсь ли бзыбской рыбке?
Когда оказался на твердой суше левого берега, робко пощупал себя: я или не я?».
Изучив крепость на левом берегу Бзыби, Стражев вернулся обратно: «Вечером сидел в калдахварском духане, слушал от молодого абхазца сказания о нартах, вертел в руках бронзовый браслет, найденный где-то поблизости».
На следующий день поэт добрался до Черной речки, где в отвесе скалы застыл «таинственный неприступный «монастырь». На ночь он остановился под гостеприимным кровом 3.Н. Бения в селе Отхара, а утром осмотрел дольмены и «неведомую в литературе разрушенную крепостцу…»
АБХАЗСКИЙ «МАХАДЖИР»
К теме махаджирства Виктор Стражев обращался неоднократно. Переселение в Турцию до наших дней осознается в Абхазии как национальная печаль (ХIХ в.), писал поэт в сборнике «Горсть» (1923) в послесловии к стихотворению «Махаджир».
…Земли моей я взял и на чужбину —
Священных семь горстей.
«Вот все, что я сберег, — скажу угрюмо сыну, —
От родины твоей».
Горсть... Сам поэт ее тоже увез из Абхазии в Москву в 1927-м. Он как бы «сопережил» со всем народом страшное горе, оставив свою вторую родину, где, может быть, и прожил свои самые счастливые дни. Но об этом Виктор Стражев узнал позже. Он почувствовал ностальгию далеко от Абхазии, в самом сердце России — Москве. Вот что он писал в одном из «Московских писем» (57) 9 октября 1927 года.
«Пишу вам, милый сухумец, из бурной гущи Москвы. Простите за то, что первое это письмо — очень личное. Но что делать, если с кончика пера сочится воспоминание о тех одиннадцати годах жизни, с которыми навсегда попрощался я с палубы парохода в нежный и теплый синий вечер — вечер разлуки с вами. Посмейтесь над моим «карамзинизмом»..., — есть вещи, от которых не освобождается никто, и среди них та, которую мы называем разлукой... Я как-то очень сильно почувствовал себя абхазским «махаджиром», которому уже не доведется бродить по Абхазии, в ее горных дебрях, волноваться загадками ее истории, писать и думать о ней и для нее, подставляя лицо ласке ее неба и так неслышно старея... Странно! Жил в Абхазии и таил в себе чувство какой-то плененности, вздыхал стихами о севере, о снежных вьюгах, о золотых осенних бульварах Москвы.
Но вот теперь, когда «добропутные» ветры пригнали мой «корабль» к подножию Кремлевских стен, встает в памяти далекая Абхазия...»
…За несколько дней до смерти В.И. Стражев оставил четверостишие:
Как же, когда же
Все я изжил?
Виктор ли Стражев
Тот, кто без сил?
Умер он в Москве осенью 1950 года. «Учительская газета» (21 октября) сообщала тогда: «Прекрасный знаток родного слова, Виктор Иванович всю свою жизнь посвятил литературе и школе… Много лет уже работает советская школа по учебнику русской литературы ХIХ в., написанному В.И. Стражевым… Виктор Иванович проявил себя не только как блестящий педагог, но и как поэт, прозаик, археолог, критик, переводчик и библиограф».
Блестящий представитель русской интеллигенции внес огромный вклад и в российско-абхазские культурные взаимоотношения.
С.З. Лакоба – секретарь Совета безопасности Республики Абхазия, кандидат исторических наук, профессор Абхазского государственного университета, ведущий научный сотрудник Абхазского института гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа АН Абхазии.
Примечания
(51) Стражев Виктор. Рассказы. М. 1911.
(52) Трудовая Абхазия. 11 мая 1926.
(53) Советская Абхазия. 6 августа 1927.
(54) Советская Абхазия. 9 августа 1927.
(55) Советская Абхазия. 11 августа 1927.
(56) ЦГАА. Ф.2. Д.421. Л.19.
(57) Советская Абхазия. 23 октября 1927.
Источник: Учёные записки Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института Востоковедения РАН. Т. 1. Абхазия. М.: ИВ РАН. 2013. Отв.ред.: Скаков А.Ю.
Абхазия культура Россия
