Транснациональные меньшинства бросают вызов межгосударственной системе: мегрелы, армяне и мусульмане в Абхазии и вокруг нее (II)

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Кимитака МАЦУЗАТО | 17.02.2013 | 08:00

Предыдущая часть

Причерноморье и транснациональные акторы

Прежде чем приступить к изучению указанных национальных меньшинств, следует напомнить, что связанные с ними проблемы важны не только в контексте грузино-абхазских отношений, но и для характеристики макрорегиональной ситуации в Причерноморье в целом. Специалисты в области международных отношений продолжают изучать роль государств в мировом масштабе, часто игнорируя региональный контекст. Между тем очевидно, что если в одних регионах доминирующими акторами и дальше будут выступать государства, то ситуацию в других станут определять способные к эпистемологической манипуляции транснациональные акторы. Вышедший в 1970 г. сборник статей под редакцией Роберта О. Кеохэйна и Джозефа С. Ная поставил на исследовательскую повестку дня транснационализм в лице различных транснациональных акторов, включая Ватикан, международные профсоюзы и революционные движения [Keohane, Nye 1970]. В 1995 г., четверть века спустя, Томас Риссе-Каппен с соавторами сосредоточились на деятельности транснациональных корпораций и международных неправительственных организаций, одновременно попытавшись выяснить условия, при которых приобретают значимость транснациональных акторов. Риссе-Каппен критиковал Кеохэйна и Ная за понимание взаимоотношений государств и транснациональных акторов как антагонистической игры [Risse-Kappen 1995]. Хотя оба упомянутых сборника приобрели эпохальное значение для изучения мировой политики, их авторы оставались в равном неведении относительно «географии» своих теоретических построений. Концепция Риссе-Каппена и его коллег о гармонии межгосударственных отношений с транснациональными, очевидно, была основана на опыте Европы, США и Японии, имеющих за плечами долгую национально-государственную историю. Изучая транснациональную политику в Причерноморье, мы приходим к заключениям, отличным от выводов Риссе-Каппена, не претендуя, однако, на открытие какой-то общемировой политической тенденции нынешнего столетия.

Причерноморье является одним из новых пограничных регионов, окружающих евразийский «хартлэнд» [Mackinder 1919], который возник в результате углубления связей между периферией бывшего советского блока с соседними регионами [Matsuzato 2010с]. Активность транснациональных акторов типична для всех пограничных регионов, но в Причерноморье есть особенности, отсутствующие в иных местах. Во-первых, в качестве гигантских транснациональных акторов здесь действуют православные и дохалкедонские (армянская и сирийская) церкви и исламские сообщества. Это — наследие прошлого, когда Черное море являлось внутренним морем сначала Византийской, а затем Османской империй. В качестве другого примера доминирования религии в новом пограничье укажем на роль ислама в регионе, который может быть назван Малой Центральной Евразией и включает Центральную Азию, Афганистан, Пакистан и китайский Синьцзян. В то же время в других новых пограничных регионах невозможно обнаружить признаков влияния религиозных сообществ на макрорегиональный политический процесс — местное сотрудничество в Прибалтике, в регионе Баренцева моря, в Центральной Европе и в Северо-Восточной Азии, например, питают исключительно светские интересы. Возможно, что восточноазиатскому партнерству способствует конфуцианство, однако лидеры Китая, Японии и Южной Кореи редко ссылаются на свою конфуцианскую общность. Ранее изучая межнациональную роль православных церквей в Абхазии, Транснистрии и в Северной Осетии, я пришел к заключению, что православие не менее транснационально, чем католицизм и ислам [Matsuzato 2009; Matsuzato 2010b]. Настоящая работа посвящена транснациональной деятельности в Абхазии и вокруг нее ислама и Армянской Апостольской Церкви — одной из дохалкедонских церквей.

Второй особенностью Причерноморья является все большая «транснационализация» политического процесса, несмотря на кажущееся возрождение в регионе холодной войны. В частности, военно-политическая конфронтация вокруг непризнанных причерноморских государств интерпретируется в контексте соперничества России и трансатлантического альянса (6). Однако такая интерпретация не всегда отражает существо политического соперничества локальных акторов. Скорее, это местная обманчивая особенность — не более чем манера публичной полемики, направленная на привлечение внимания к проблемам региона великих держав.

Третьей характерной чертой Причерноморья является обилие в нем малых постимперских государств. На протяжении XX века этот регион последовательно пережил коллапс трех империй — Российской в 1917, Оттоманской в 1922 и советской в 1991 г. Поскольку страны — наследницы Оттоманской и советской империй не сумели создать гомогенные национальные государства, на их пространстве возникла мозаика трансграничных национальных групп — русских, украинцев, армян, болгар, молдаван, мегрел, аджарцев, гагаузов, помаков (болгарских мусульман) и так называемых черкесов (7). В XX веке Северо-Восточная Азия также не раз переживала развал империй (китайской Цин в 1911 г. и японской в 1945 г.), однако в отличие от Причерноморья Китайская Народная Республика сумела сохранить за собой территорию всей бывшей империи Цин (за исключением Внешней Монголии), а четыре гомогенных национальных государства — Япония, Северная и Южная Корея и Тайвань — сложились на развалинах японской империи. Поскольку их, повторяю, возникло всего четыре, даже наименее крупное из них — Тайвань — насчитывает 23 млн. жителей. В свою очередь, в Причерноморье население только четырех государств (России, Турции, Украины и Румынии) превышает 10 млн., а в семи (в Грузии, Армении, Молдове и еще в четырех де-факто независимых государствах) не достигает и пяти миллионов. Эти малые государства не могут существовать экономически и политически самостоятельно, и это создает почву для транснационального взаимодействия.

Если свести все вышесказанное воедино, то этот синтез будет выглядеть так: (1) важность религии, (2) отношение великих держав к региону как к геополитически очаговому, фокусному при одновременном «встречном» стремлении малых государств региона путем соответствующего нарратива привлечь к себе еще большее внимание в мире и (3) мозаика этносов и религиозных сообществ заставляет предположить, что в Причерноморье транснациональные акторы не только сильны, но и способны к эпистемологической манипуляции.

(Продолжение следует)

Примечания

(6) Вооруженные конфликты продолжаются и в Малой Центральной Евразии, но здесь США, Россия и Китай действуют совместно в том, что они называют «борьбой с международным терроризмом».

(7) В отличие от строго этнографической дефиниции черкесов (народы, говорящие на языках, входящих в абхазо-адыгскую (западнокавказскую) языковую семью) во время массовой иммиграции кавказцев после Кавказской войны с Россией в XIX веке османы не могли отличать этих иммигрантов друг от друга и именовали их без разбора одинаково как «черкесы». Этот «этноним» продолжает быть в употреблении в современной Турции.

Источник: Кавказские научные записки (2011) - № 4 (9)

традиционализм этничность / этнополитика

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: