Турецкая политика на Кавказе: прошлое и современность

Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Виктор НАДЕИН-РАЕВСКИЙ | 29.12.2012 | 12:40

Статья подготовлена на основе выступления автора в ходе научного семинара "Западный Кавказ между прошлым и будущим".

Кавказ исторически всегда был ареной противостояния региональных держав, всегда уделявших в своей внешнеполитической экспансии важное место этому региону. Соответственно, когда менялось соотношение сил региональных гегемонистов, менялись и настроения местных кавказских властителей, изменялась конфигурация союзов племен и народов. Менялась и международная обстановка вокруг Кавказа. Постепенно в геополитическую игру, как сейчас стало принято говорить, вступила и Россия. 

Интересы российского государства на Кавказе не ограничивались только обеспечением безопасности торговых путей, хотя и это было немаловажно. Империя стремилась обеспечить безопасность своих южных границ от постоянных опустошающих набегов южных соседей, столетиями остававшихся постоянной угрозой для приграничных регионов. Как известно, войска крымского хана Гирея не только разоряли приграничные области, но захватывали и столицу России, угоняя в рабство десятки тысяч людей. Постоянная угроза исходила и с Кавказа, где часть земель находилась в союзе с Россией, и в то же время отдельные властители продолжали постоянные набеги на российскую территорию. 

Борьба России с внешними угрозами как для любого другого государства являлась вопросом сохранения своей независимости самого существования государства. Соответственно, и борьба с Османской империей постоянно оставалась вопросом самого существования России. При этом сама философия существования и развития двух империй имела совершенно разную основу – как экономическую, так и ментальную. Так, развитие Османской империи и функционирование её государственных механизмов было нацелено на захват новых территорий, покорение новых народов. Иначе складывалась философия развития и самосохранения России. Это была философия оборонительного свойства, земледельческая философия, строившаяся на защите земель, обеспечении труда земледельцев на собственных землях, в своих территориальных пределах. 

Османская же философия всегда была философией всадника, захвата территорий и народов, добычи, которая и поддерживала финансово и материально само существование и развитие империи. Не удивительно, что как только Османская империя перестала расширяться, достигнув предела своих возможностей – военных и экономических – она вступила в период стагнации. Процесс этот проходил постепенно, так же, как и предшествующий рост, шаг за шагом. Однако философия этого государства не изменилась. По-прежнему и школьные учебники и вся турецкая историография наполнены не идеей защиты, как в России, а идеей ностальгии по «славному прошлому». Основные герои и образцы для подражания – это «великие завоеватели». Все это соединено с национальным аспектом проблемы – турецким (тюркским) величием. 

Конечно, своя имперская ностальгия есть и в России. Однако и философия существования страны у нас разная и герои истории и национального эпоса, и связанное с этим понимание окружающего мира. Так, турецкая историография пытается отыскать «турецкие корни» даже у Чингисхана, не говоря об Атилле, которому тоже приписывается тюркское происхождение, да и других известных завоевателях. Позже, уже в XIX веке на этой основе родилась даже теория, что все «великие правители Востока – из турок, а Запада – германцев. Этот вариант понимания истории возник, под будущий османо-германский союз, но предпосылки формирования такого понимания мира имеют более давнюю историю. 

В своей истории Турция пережила несколько идеологических «перестроек». Эти трансформации самым болезненным образом сказались и на османской, а позже и турецкой внешней политике. Соответственно данные идеологические новации сказались как на судьбе самой империи, а позже и Турции, так и на судьбах народов, которые так или иначе подпадали под их воздействие. С одной стороны, оно носило прямой характер. Так, Западный Кавказ после принятия ислама, всегда был подвержен идеологическому влиянию османов. И это было вполне естественно, потому, что халифом всех мусульман был султан Османской империи. Это арабы могли сомневаться в легитимности передачи титула халифа турецкому султану. Для мусульман же Кавказа, в основной массе, тонкости легитимности в передаче титула халифа существенной роли не играли. Для них это был безусловный религиозный вождь, халиф всех мусульман, религиозный, духовный авторитет которого признавался и кавказскими и остальными российскими мусульманами и не подлежал никакому сомнению. Именно эта черта российской части уммы и сыграла определяющую роль в истории Кавказа в XIX веке. 

Интересно отметить, что ранее в мусульманских регионах Российской империи ситуация складывалась в целом иначе. Фактически, российская часть уммы в значительной степени была интегрирована в имперские структуры. Эта система взаимоотношений складывалась в течение нескольких веков, но наиболее ярко выраженное влияние государства на религиозные структуры оказывалось в постпетровские времена. Так, Екатерина II проводила политику поощрения ислама. В районах проживания кочевников за казенный счет строились мечети и медресе, а татарские муаллимы вели занятия в местных учебных учреждениях. При этом имамы мечетей давали клятву на верность российскому императору и были уравнены в правах со священниками, то есть получали те же привилегии, что и православные священники и их дети. Конечно, служители культа в России фактически становились частью государственной системы и получали зарплату из казны, но курс на укрепление авторитета священнослужителей носил постоянный характер. 

Однако для Кавказа многое из российских реалий было неизвестно. В то же время пропаганда со стороны эмиссаров Османской империи сосредотачивалась на том, что всех мусульман якобы заставят принять христианство, обложат новыми налогами и т.д. Естественно, что мусульмане Северного Кавказа воспринимали османскую пропаганду, как истину в последней инстанции и призыв покинуть родину и уйти «под защиту» халифа всех мусульман принимался как единственный выход. 

Зачем понадобилась османам такая массированная пропаганда? Их империя переживала не лучшие времена и постепенно теряла территорию за территорией, особенно на Балканах, где славянские народы развернули массовое движение за независимость. Конечно, пытаясь остановить дезинтеграционные процессы в государстве, правящие круги попытались провести реформы в период «танзимата», провозгласив равенство всех подданных перед законом. Однако эти реформы были отрицательно восприняты мусульманскими подданными империи. Гораздо практичнее выглядела идея привлечь новые силы в пределы империи и использовать их в борьбе с Россией. В этом контексте обращение к «черкесам» представлялось вполне естественным. Здесь имел значение и накопленный в Кавказской войне боевой опыт, и высокие боевые качества воинов с Северного Кавказа, которые традиционно высоко ценились в Османской империи. 

Конечно, турецкая пропаганда охватывала практически все мусульманские регионы России, однако именно на Западном Кавказе авторитет халифа всех мусульман был особенно высок, также как и влияние находившихся в близком соседстве османов. Соответственно, и идея переселения правоверных в пределы Османской империи именно здесь получила наибольшую популярность. К тому же возможности агитации в Туркестане у Константинополя были значительно меньше вследствие географической удаленности региона. Более сильны были эти возможности в мусульманских районах Поволжья, где агитация проводилась практически во всех мечетях. Однако там российские власти были в состоянии более эффективно противодействовать панисламистской агитации, вылавливать и высылать османских эмиссаров. В то же время именно Северный Кавказ, и особенно западная часть региона, традиционно находившаяся под серьезным идеологическим влиянием османов, оказалась наиболее податлива на османскую пропаганду. 

Свою роль в широком распространении мухаджирства сыграла не только Кавказская война, но и активность европейских держав, поставлявших оружие горцам, проводивших активную антирусскую пропаганду на Кавказе. Интересы, в первую очередь Британии на Кавказе были особенно велики, а поражение России в Крымской войне укрепило позиции англичан, вынашивавших планы по овладению всем Кавказом. Соответственно и весь, так называемый англо-саксонский проект был направлен на выдавливание России из Черноморского региона в целом и, соответственно, с Кавказа. 

Результаты пропагандистского воздействия панисламистской пропаганды на население мусульманских и тюрко-мусульманских регионов России оказались впечатляющими. Еще в советский период хорошо была известна цифра потерь в мусульманских регионах империи. По разным оценкам, от миллиона двухсот тысяч до двух миллионов мусульман Российской империи покинули пределы страны и эмигрировали в Османскую империю. Однако если потери на Кавказе можно списать на результаты Кавказской войны, то в других регионах империи этот тезис никак не проходит. На территориях нынешних Татарстана и Башкортостана Кавказской войны не было, однако движение мухаджирства в некоторой степени охватило и эти регионы. 

Следует отметить и политические ошибки тогдашнего руководства Российской империи. Недостаточно характеризовать политику империи на Кавказе как крайне непоследовательную. Порою создавалось впечатление, что этой политики не было. Точнее, не было стратегической линии с ясно поставленными целями и определенными задачами. Постоянные метания из одной крайности в другую, непоследовательность в проведении тех или иных мероприятий стали причиной ряда неудач и промахов. Главное, что у российских властей не было возможности в должной мере воспрепятствовать проведению массированной османской пропаганды, разъяснять населению лживость османских посулов, опровергать ложь в адрес политики властей. А ведь именно эта ложь и была основным оружием османских эмиссаров. 

Непоследовательность имперской политики на Кавказе нашло отражение и в официальных подходах к мухаджирству, которое поначалу даже поощрялось. При этом часть чиновников выступала против самого движения, а часть считала его выходом из сложившейся ситуации. Затем правительство, осознав разрушительное воздействие мухаджирства, стало его запрещать, отлавливать османских эмиссаров, но ничего не могло поделать, когда местные мусульмане обращались с просьбами совершить хадж. Препятствовать желающим покинуть пределы империи под предлогом паломничества в Мекку правительство не могло. 

Более того, отменив крепостное право и наделяя крестьян землей по всей империи, правительство столкнулось со стойким нежеланием кавказских властителей отпустить своих крепостных и «ясырей», вообще не имевших каких бы то ни было прав. Порою им давали убежище в станицах, но местные власти часто возвращали беглых рабов, хотя по всей империи крепостничество уже давно было запрещено. Кроме того власти часто боялись нарушить устоявшиеся традиции работорговли, важным центром которой оставалась Османская империя; вспомним также, что помимо стамбульского рынка рабов активным центром довольно долго оставалась Анапа, вплоть до потери турками этого региона. 

В Османской империи рабство продержалось дольше, чем в других регионах мира, включая Европу и колонии европейских держав. Только в 1876 году на территории империи рабство было запрещено официально султанским указом. (1) Однако фактически этот институт продолжал функционировать и позже. Особенно много рабов было в Болгарии, куда в 1857-1867 гг. иммигрировало, по некоторым оценкам, до 1 млн. выходцев с Северо-Западного Кавказа, привезших с собой 150 000 рабов, что стало возрождением средневековой ситуации (2). Автор цитируемого исследования отмечает, что «черкесы-рабовладельцы, упорно сопротивляясь законам об отмене рабства, тысячами продавали своих невольников в периферийные районы империи (Бейрут, Месопотамию), так как в метрополии оно уже преследовалось». Отметим, что пережитки рабства в Османской империи окончательно исчезли лишь в результате младотурецкой революции 1908 года. Такое соседство и устойчивая традиция, помноженная на уже веками устоявшийся промысел, сказалась и на судьбах кавказских народов. Впрочем, рабство у османов носило относительно мягкий характер. После нескольких лет службы раба обычно отпускали, а если он принимал ислам, то получал свободу сразу: мусульманин не может быть рабом.

Отмена крепостного права в России самым непосредственным образом сказалась на позиции кавказских феодалов и их лояльности по отношению к властям империи. Те, кто раньше вполне вписывался в имперские структуры и пользовался такими же правами, как и остальные российские дворяне стали в жесткую оппозицию властям. Отмена крепостного права и ликвидация рабства означала одно: господин должен был либо сам работать, либо платить своим слугам, что никак не вписывалось в вековые устои местного социума. 

Позже власти попытались смягчить возникшие противоречия. Местным властителям стали назначать пенсии, чтобы как-то компенсировать потери, однако это произошло не сразу. То есть власть опять же не отличалась последовательностью в своей политике. К этому времени многие бывшие властители предпочли, забрав свое племя, включая рабов покинуть пределы российской империи. 

Однако во всей этой трагической истории важно и другое. Хотя османы упорно пропагандировали мухаджирство, возврат «в лоно ислама», «под длань халифа всех мусульман» сама империя была совершенно не готова к приему такого количества переселенцев, к которому привела вся кампания. Соответственно, не была создана инфраструктура приема и обустройства переселенцев, не выделялись соответствующие средства, не были определены районы расселения мухаджиров, а на выделенных территориях для новоприбывших не было обустроено ни поселков, ни домов, не существовало никакой инфраструктуры, способной хоть как-то обеспечить их выживание. 

Российские власти, хотя и пытались агитировать против переселения, в то же время  выделяли средства на питание переселенцев, выделяли офицеров для сопровождения колонн беженцев (эти же офицеры занимались решением бытовых вопросов), оплачивались услуги судов, перевозивших мухаджиров. Власти содействовали и в продаже переселенцами собственности. Соответственно, велся и официальный учет переселенцев. 

В Османской империи сбор средств на помощь переселенцам начался только тогда, когда стал примерно ясен масштаб проблемы. Однако это были пожертвования со стороны семьи султана, высших сановников империи, которые проходили по линии традиционной для империи системы вакуфов. Собираемых средств было совершенно недостаточно, к тому же они в процессе сбора и передачи нуждающимся традиционно разворовывались. Соответственно, и статистики по сбору средств и количеству переселенцев тоже не велось, что было характерно для тогдашнего положения империи. Впрочем, статистика предполагала и отчет о затратах, в чем чиновники совершенно не были заинтересованы. 

Несмотря на всю неустроенность приема переселенцев, империя была явно заинтересована в использовании появившейся новой силы. Северокавказцы – представители народов адыго-абхазской и тюркской языковых групп – традиционно считались в империи ценнейшим военным товаром. Из числа кавказцев-христиан традиционно формировалось войско янычар, а на территории Египта, в течение нескольких веков входившего в состав Османской империи – войска мамлюков, династии которых, еще до завоевания Египта османами, правили этой страной. Немаловажную роль в судьбах империи и формировании ее генофонда играли и кавказские женщины. Традиционно на стамбульском невольничьем рынке самым дорогим товаром в течение нескольких веков были черкешенки. Таким образом «черкесская» диаспора в Турции имеет многовековую историю, а Кавказ всегда считался «кузницей пашей». Именно из среды черкесов вышло значительное количество высокопоставленных военных империи, для которых рабство, довольно мягкое в османских условиях было своеобразной дорогой к воинской карьере. 

В настоящее время у некоторых авторов, пишущих актуальные политические статьи по так называемому «черкесскому вопросу», наметилась тенденция отрицать и существование рабства на Кавказе, и работорговлю, процветавшую здесь столетиями. Однако сама история – как российская, так и османская – никогда не подвергала сомнению все эти исторические факты. Рабовладение – это этап исторического процесса, через который прошли практически все народы, и отрицать очевидное и естественное в развитии человеческого общества крайне непродуктивно. Важнее исследовать реальное развитие исторических процессов, которые позволяют понять и прошлое и будущее народов. Историю черкесской диаспоры в Турции, в том числе и историю мухаджирства, ставшего трагической страницей в истории кавказских народов, России, Османской империи и возникшей на её руинах новой Турции, необходимо подробно изучать.

Итак, мухаджирство привело к появлению многочисленной «черкесской» диаспоры в Турции, причём её численность вызывает постоянные споры. Оценка численности черкесов колеблется от нескольких сот тысяч до двух миллионов человек. Есть и другие оценки – так, некоторые авторы пишут о семи миллионах черкесов. Сами подсчеты численности диаспоры крайне сомнительны. Во-первых, многие турки объявляют себя черкесами, если в роду, к примеру, была «бабушка-черкешенка». Во-вторых, идентифицировать черкесов по фамилиям невозможно, так как в двадцатые годы всех турок обязали взять турецкие фамилии взамен исламских и нетюркских. В-третьих, графы «национальность» в турецких паспортах в республиканский период не существовало, а турецкие переписи населения никогда не поощряли указание любого языка в качестве родного, кроме турецкого. 

В соответствии же с турецкой конституцией все жители Турции являются турками, а любая попытка говорить на родном языке приравнивалась к «сепаратистской пропаганде» как, например, в случае с курдами и наказывалась длительными сроками тюремного заключения. 

Турецкие черкесы всегда были лояльны по отношению к государству и никаких сепаратистских настроений не проявляли. В то же время, стремление Турции вступить в Евросоюз привело к изменению политики по отношению к национальным меньшинствам. Это коснулось в первую очередь курдов, которые не только требовали признания своих национальных прав, но и все активнее выступали за их реализацию. В Турции был принят закон, в соответствие с которым в стране появились курдские газеты и журналы, стало легально работать курдское радио, появился государственный телевизионный канал ТРТ-6, вещающий на курдском языке. В работе канала небольшим народностям, таким, как заза, насчитывающим всего полтора миллиона человек, было предоставлено эфирное время. 

Как и следовало ожидать, о своих национальных правах вспомнили и турецкие «черкесы». Именно этот момент и стал для турок довольно неудобным. Турки с готовностью поддерживают сепаратистские проекты на территории России, но это, как правило, проекты тюркские, например, создание «ногайской республики». В то же время «черкесский проект» несет в себе потенциальную угрозу для турецкой государственности в том виде, как ее представляют адепты тюркского «интегризма». Сама постановка вопроса о «геноциде черкесов» выводит на сравнения с требованием признать геноцид армян, саму возможность которого турецкие власти, как известно, с негодованием отвергают. К тому же «черкесский проект» противоречит идее «пантюркистского проекта». Ведь на Северном Кавказе живут и тюркоязычные народы: карачаевцы, балкарцы, ногайцы, кумыки и т.д., отношение которых к созданию некоей «Великой Черкессии» «от моря и до моря» крайне негативное. Естественно, что турки готовы поддержать требования исключительно своих «ногайских турок», карачаевских турок», «балкарских турок» и т.д. 

Впрочем, кроме идейных соображений турецких властей есть и союзнические обязательства в рамках НАТО. Нынешний «черкесский проект» является де-факто разработкой Джеймстаунского фонда, основанного в 1984 году тогдашним директором ЦРУ в администрации Рейгана Уильямом Кейси. В руководящий совет фонда входят член Бильдербергской группы Збигнев Бжезинский, «заклятый друг» сначала СССР, а теперь и России, бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и прочие любители большой геополитики. Джеймстаунский фонд давно уже играет на «черкесском поле», а демарши грузинских парламентариев на тему о «геноциде черкесов» – не более чем услуга заокеанским спонсорам. Активно работает в этом же ключе и Европарламент, обсуждающий насущные вопросы черкесской диаспоры мира, в рамках ежегодного Дня Черкесии (3).

В последние годы появились и другие сторонники идеи кавказского сепаратизма – такие, как Авраам Шмулевич, раввин, Председатель Международного Гиперсионистского Движения «Беад Арцейну» («За Родину!»), Президент Института Восточного Партнерства (Иерусалим), который, ко всему прочему еще и «Стратегический Советник «Черкесского Конгресса» и «Черкесского Союза» (4). По Шмулевичу, «объективный ход современной истории ведёт к тому, что народы Северного Кавказа, вслед за народами Южного Кавказа, вскоре обретут полную независимость - каковыми они и являлись на протяжении большей части своей истории». 

Впрочем, доморощенные теоретики и авантюристы не уступают зарубежным коллегам в области антироссийских проектов. Так, Станислав Белковский политолог, учредитель и директор Института национальной стратегии, заявляет: «Я хочу, чтобы Северный Кавказ, мусульманские его регионы, покинули состав России» (5). Белковский убеждает читателя, что «не надо трястись над территориальной целостностью РФ» (6).

Таким образом, сама постановка черкесского вопроса, его раздувание, попытка как минимум сорвать олимпиаду в Сочи, а если получится – то и развязать новое кровопролитие на Кавказе – это цель не только турецких и северокавказских националистов. Это масштабный геополитический проект, нацеленный на разрушение России. Вместе с тем, федеральные и местные власти не склонны чинить препятствий возвращению на Кавказ потомкам мухаджиров, которые рассматриваются как российские соотечественники. Об этом говорят и законы, принятые в последние годы и то, что кавказская земля приняла несколько сот переселенцев из Косово, и готовность россиян оказать поддержку иным группам соотечественников.

Примечания

Западный Кавказ между прошлым и будущим мухаджирство Турция черкесы

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: