Освобождение Кабарды от крымско-турецкой зависимости (1670–1708 гг.) (I)
Публикации | Валерий СОКУРОВ | 15.11.2012 | 00:00
Кабарда (Къэбардей), возникшая, также как и Крымское ханство, на обломках империи Золотой Орды (Джучиева улуса), в течение относительно небольшого времени превратилась в доминирующую военно-политическую силу в центре Северного Кавказа и достаточно успешно вела борьбу за свою самостоятельность и влияние на соседние народы, чем в сильной степени раздражала и османского султана, и крымского хана. Османская империя, еще в XVI столетии, подчинив себе Западную Черкессию, претендовала на Восточную Черкессию, то есть Кабарду, однако осуществлению этой задачи мешали как отпор со стороны кабардинцев, так и стремление России окончательно укрепиться в этом регионе.
Кабардинцы не признавали верховенство Крымского ханства, но прибегали к разным приемам защиты от агрессии, в частности, платили дань — юношами, девушками, ценными товарами. Как правило, выплаты приурочивались к возведению того или иного хана на престол. Турецкие и татарские источники утверждают, что у черкесов было правилом набирать 300 человек для подарка каждому новому хану и его семейству. Русские документальные источники свидетельствуют о меньших цифрах. В 1626 г. кабардинский верховный князь (пши) Алигоко I Шогенокович собрал в своих владениях 140 человек и отправил к хану Мехмед III Гирею [РГАДА 1, л. 154–157; Кабардино-русские отношениия 1957, 1, с. 109–110]. В 1653 г. кабардинцы в знак уважения к своему зятю хану Исламу III Гирею отправили «130 человек, много добрых аргамаков, панцырей и сабель» [РГАДА 2, л. 34–41, 70–71]. В 1662 г. пши Хатокшоко I Казиевич в письме астраханскому воеводе Г.С. Черкасскому сообщал, что дают хану «на всякий год душ по двадцать, по тридцать» [РГАДА 3, л. 1–41]. В Крым экспортировалось значительное количество рабов, лошадей, скотоводческих продуктов и многое другое. Взамен получали хлопчатобумажные, шелковые ткани, изделия из кожи, оружие, посуду, женские украшения и многое другое [Пейсонель 1927, с. 44; Адыги, балкарцы и карачаевцы 1974, с. 179–202]. Известную роль в усилении влияния Крыма и Турции в Черкесии и Кабарде, в частности, играла практика династических браков. В жилах многих османских султанов, начиная от Сулеймана Кануни (1522– 1566), и крымских ханов, начиная от Девлета I Гирея (1551–1577), текла черкесская кровь. Из четырех официальных жен Девлета I Гирея три были черкешенками: Айше-Фатьма была дочерью бесленейского тлакотлеша1 Тхазритокова (Тазрютова), Бисултан — сестрой бесленейского пши Канклыча Канокова, Хансурет — дочерью кабардинского Алхаса Джамурзовича из рода Клехстана [Некрасов 2005, с. 152–154]. Членами крымского дивана в те годы были Татар мурза и Ахмед-Аспат «Черкасские» — братья первой жены хана Айше Фатьмы, женщины с сильным характером, которая держала бразды правления в своих руках. Все наиболее важные государственные посты в Крыму были заняты черкесами.
Это вызывало сильное недовольство со стороны представителей местной аристократии, не связанной родственными узами с черкесами. Последовал античеркесский бунт в 1577 г., который жестоко был подавлен Мухаммедом II Гиреем (1577–1584); инициаторов движения публично казнили на площади Бахчисарая [РГАДА 4, л. 29 об.–30]. Один из сыновей Девлета I Гирея, Мубарек (Шакай) Гирей, воспитывался у кабардинского пши Асланбека I Кайтукина, «во времена жестокостей Гази Гирея бежал в черкесские пределы, где и умер, оставив двух сыновей — Джанибек Гирея и Девлет Гирея» [Смирнов 2005, с. 350]. Мать названных двух царевичей, бесленейская княгиня Дурбика Канокова, по выражению В.Д. Смирнова, должно быть, «прелестная и обворожительная особа», последовательно находилась за тремя ханами замужем и благодаря своему личному влиянию добилась ханской власти для своего сына Джанибека II Гирея (1610–1623, 1628–1635) [Смирнов 2005, с. 474, 414–415]. Сам Джанибек II Гирей в 1619 г. взял в жены Накуру Ибаковну, племянницу великого князя Шолоха Великого [РГАДА 5, л. 6; Ногма 1956, с. 88; Кабардино-русские отношения 1957, т. 1, с. 182]. Две дочери Шолоха Великого были замужем в Крыму: за ханом Казы II Гиреем «Бора» (1588–1596, 1596–1608) и султаном Мурат Гиреем. Дочь пши Казия Пшияпшоковича была замужем за ханом Исламом III Гиреем (1644–1654) [Кабардино-русские отношения 1957, т. 1, с. 221–222].
Своеобразные отношения устанавливались и через аталычество (2). Крымские ханы охотно отдавали своих детей на воспитание в Черкесию, где они учились военному мастерству, отчаянной храбрости, ловкости, осваивали «кодекс чести» — аристократический этикет «уэркъ хабзэ». Еще во времена Токтай хана черкесы взяли на воспитание будущего хана Золотой Орды Узбека (1312–1340), утверждал последний крымский хан Шагин Гирей (1774–1783), «с тех пор и поныне во всяком племени черкесском воспитывают султанов и по большей части все султаны, государи наши, суть вскормленники оного народа» [Перевод с копии 1998, с. 409–410; Хотко 2008, с. 179–181]. Воспитание родоначальника династии Гиреев Хаджи Гирея (1437–1443, 1465, ум. 1466) также связано с именем пши Беслена I Иналовича — поэтому за бесленейцами3 признавалось преимущественное право на воспитательство детей крымских ханов [Смирнов 2005, т. 1, с. 270].
Обычай приема на воспитание крымского царевича наблюдал турецкий ученый и путешественник Эвлия Челеби в 1644 или в 1666 г. в гостях у кемиргоевского4 пши Эльмурзы (Болотокова): «Весь этот народ болоткай, как следует вооружившись, большим скопищем пришел к хану. Треща как сороки и крича, они выхватили у хана из рук Джанибек Гирей султана, третьего сына Мухаммед Гирея, и, как бы обращаясь к нему с просьбой, [сказали]: “Мы его вырастим. Пусть он остается у нас и будет нами править”… “Ибо, — говорили они, — у народа адами находятся сыновья Чобан Гирея (Фетх Гирей и Адиль Гирей. — В.С.), у нас же пусть будет сын Мухаммед Гирей хана!” — такое требование предъявили они султану. — “Когда он от нас уйдет, это, может быть, станет залогом дружбы, — он станет ханом, и нам от этого будет польза” — уверенные в этом, они забрали царевича» [Эвлия Челеби 1979, с. 73–74].
Владелец мог тем самым обезопасить себя от недругов, освободиться от таможенного сбора, дани людьми (цIыхут) и других повинностей в пользу хана.
Практика династических браков, так же как и традиционные институты аталычества аманатства, кондотьерства, обеспечивали родственные связи между могущественными родами, правящими династиями, они были условием мира, гарантией регулярных связей, механизмом решения военных, экономических и политических проблем. В целом они поддерживали мобильность и жизнестойкость общества, в то же время они свидетельствовали о слабости собственно государственных институтов.
Бесконечные междоусобные распри в Кабарде привели 12 июля 1641 г. к военному столкновению двух враждующих княжеских партий на Малке, а затем к вынужденной миграции большей части кабардинского населения в Закубанье. Победоносный исход битвы не принес ни радости, ни покоя княжескому уделу Кабардей, которому отныне грозила опасность новых вторжений. Их политические противники Идаровы могли рассчитывать на безоговорочную поддержку русского царя Михаила Федоровича, при дворе которого служили представители этого рода — ближний боярин князь Иван Борисович Черкасский, двоюродный брат царя и фактический руководитель русского правительства после смерти патриарха Филарета (1632 г.), боярин князь Дмитрий Мамстрюкович и боярин князь Яков Куденетович. Ходил слух, что другой политический соперник — татлостанейский владетель Калимат Ибакович отправился за помощью к зятю своему, крымскому хану Бахадыру I Гирею (июнь 1637 – октябрь 1641). Тем временем ситуация в Крыму изменилась в пользу Алигоко I и Хатокшоко I. На трон взошел Мухаммед IV Гирей (1641 – июнь 1644), при котором калга (5) Фетх Гирей и нуреддин6 Гази Гирей, сын Мубарек Гирея, были черкесского происхождения. Новый хан обещал взять их под свое покровительство при условии признания себя вассалами Крыма и переселения со всеми своими поданными на Кубань, что и произошло незамедлительно не позднее весны 1642 г. [РГАДА 6, л. 234–237; Кабардино-русские отношения 1957, т. 1, с. 240–241, 415].
В Закубанье ушли и находившиеся в феодальной зависимости от кабардинских князей карачаевцы, живущие в Баксанском ущелье. Остались только жители двух кабардинских феодальных владений: Талъостаней и Джлахъстаней, сосредоточенных по правую и левую стороны р. Терек, и «горские общества Кабарды», проживающие в Черекском, Хуламском и Безенгийском ущельях. Уход кабардинцев за Кубань в Москве расценили как большую потерю. Срочно были приняты дипломатические меры для их возвращения, задача была возложена на воевод Терского города и служилых кабардинских князей Муцала и Григория Сунчалеевичей, астраханского воеводы, ближнего боярина царя Алексея Михайловича. Переговоры, однако, заняли более четверти века [РГАДА 7, л. 234–237; РГАДА 3, л. 23–27].
Все это время русское правительство, не желавшее мириться с пребыванием кабардинцев за Кубанью, внимательно следило за развитием ситуации и периодически активизировало свои действия. Весной 1654 г. Посольский приказ от имени царя Алексея Михайловича обратился к пши Алигоко I и Хатокшоко I с просьбой собрать 1000 ратных людей в поход против Крыма [РГАДА 2, л. 34–41; Кабардино-русские отношения 1957, т. 1, с. 319–320]. На что получил отказ. В своем письме Алигоко I и Хатокшоко I объясняли, что сами нуждаются в военной помощи, поэтому дать ратных людей не могут. Они писали, что присягали на Коране «не на том, чтобы великому государю людей давать». Такое утверждение заставляет думать, что князья понимали смысл своей присяги иначе, чем русские власти. По-видимому, принесение шерти (7) они рассматривали не как вступление в подданство, а как договор о дружбе. Князья были заинтересованы в получении царского жалованья и надеялись на военную помощь. Одной из причин отказа выставить войска могло быть и пребывание в то время в Кабарде крымского военного отряда. Точно так же они частенько отказывали и Крыму. Так, например, весной 1659 г. хан Мухамед IV Гирей дважды присылал к Алигоко I и Хатокшоко I своих военачальников с требованием оказать ему содействие в походе на Украину. Но князья отвергли это предложение и изъявили желание сохранить нейтралитет.
В мае 1662 г. астраханский воевода ближний боярин князь Г.С. Черкасский для переговоров о возвращении кабардинцев на Баксан посылает к ним боярского сына Семена Ищеина, князя Каспулата Муцаловича и его аталыка, влиятельного узденя, окоченина Бикшу Алеева. Посланников принял теперь уже на правах верховного князя Хатокшоко I Казиевич. На приеме присутствовали также братья его Мисост и Джамбулат Казиевичи, Темирболат Алигокович и другие. Все они изъявили желание вернуться на места, «где в прежних годах кочевали», и служить русскому царю по присяге. Посланцам воеводы они объяснили, что никогда не состояли и не состоят в подданстве крымского хана, а живут возле крымских владений и платят хану ясак «на всякий год душ по двадцать по тридцать», что «опасаются» от него разорения [РГАДА 3, л. 28–29].
В конце августа 1662 г. с ответным визитом в Астрахань прибыли посланники Большой Кабарды и Малой ногайской орды, которым велено было говорить «одни речи вместе, а не порозну». Вручив воеводе пять грамот, они заявили, что все 67 совместно кочующих кабардинских и ногайских мурз хотят служить государю, просят пожаловать их и оберегать от недругов [РГАДА 3, л. 23–27]. Малые ногаи, еще с середины XVI века, были в союзе с кабардинцами и жили непосредственно среди них. В источниках прямо говорится, что они кочуют в Алигоковой Кабарде. В грамоте, поданной за подписью Хатокшoко I, Джамбулата, Мисоста Казиевичей и Темирболата Алигоковича, кабардинские мурзы свои верноподаннические чувства выражали в любопытной манере: «отцы наши и деды наши у великого государя холопи были, и мы потому и прямые холопи, одново Бога знаем другова великого государя»; писали и о татарской угрозе: «крымцы сильны, к нам силы будет — в горы побежим, они безсильны» [РГАДА 3, л. 9].
Кабардинцы вернулись на Малку и Баксан лишь после смерти инициатора переселения Алигоко I Шогеноковича, стараниями более мудрого и компромиссного пши Хатокшоко I Казиевича. В родословной черкесских князей о Хатокшоко I сказано: «добр и дороден своею головою» [Кабардино-русские отношения 1957, с. 386]. Жизнь научила его быть осторожным и осмотрительным. Еще юношей он занял место своего погибшего отца и с тех пор на правах соправителя великого князя участвовал во всех политических делах Кабарды. Не ослепляя себя заносчивыми, честолюбивыми планами, он ограничился скромным титулом «второго князя Большой Кабарды».
Не вступая в рискованную борьбу с Алигоко I из-за власти, он довольствовался господством над той областью, которая досталась ему по наследству. Не питая ни малейших чувств уважения к хану Адиль Гирею (1666 – май 1671) — человеку глупому и даже с признаками «помешательства», Хатокшоко I считать себя подданным крымского хана не мог. Желая дистанцироваться от Крыма, Хатокшоко I выдвинул смелый план: собрать на прежнем месте обитания всех разбросанных кабардинцев. Принцип, ставший основой проекта восстановления единства народа, он сформулировал так: «Бахъсэнрэ урысрэ зымыбгынэр лъэпкъыу къэнэжынщ» («Те, кто Баксан и русских не покинут — сохранятся как народ»). Хатокшоко I успешно реализовал свой план. Кабарда была восстановлена. Хатокшоко I превзошел славой Алигоко I, став первым политиком своего времени. Лишь одно обстоятельство грозило в будущем опасностью: разрыв отношений с Крымом чреват был тяжелыми последствиями.
Так и случилось. 3 мая 1671 г. крымский трон занял молодой, энергичный и честолюбивый хан Селим I Гирей, сын Бегадыр Гирея. Он незамедлительно организовал крупную военную акцию против вышедших из повиновения кабардинцев. Нашествие Селим I Гирея длилось около восьми месяцев. Перед превосходящими силами врага кабардинцы отступили и заняли оборону в горах, забрав с собой жен, детей, имущество и запасы хлеба. Татары остались зимовать на пустой равнине. Но вскоре среди солдат началось недовольство, многие настаивали на прекращении изнурительного похода и снятии блокады. К зиме появились и дезертиры. Некоторые из них рассказывали русскому посланнику в Крыму Василию Шишкину, что хан ничего не добился в Кабарде, что крымцы и их лошади «помирают с голоду», что «из похода бежало 3 тысячи человек и больше» [РГАДА 7, л. 91 об. – 94 об., 97]. Турецкий султан Мехмед IV (1648–1687) торопил хана, неоднократно напоминая о том, что к весне 1672 г. ему следует быть готовым выступить с турецкими войсками на Польшу. А последняя надежда хана — «взять у черкес аманатов и вместо дани ясырь» — не оправдывалась. В конце января хан поручил калге организовать новую мобилизацию и публично казнить главарей побега. После подхода дополнительных сил Селим I Гирею, хотя и дорогой ценой, к маю 1672 г. удалось вывести из Кабарды 57 заложников, в том числе 7 ногайских [РГАДА 8, л. 153, 170], и добиться согласия одного из влиятельнейших князей Кабарды Бекмурзы Джамбулатович на участие в ольском походе на КаменецПодольский. Селим I Гирей потерял в кабардинском походе около 6000 человек. «И на хана де, — отмечал московский посланник Шишкин, — за то, что он ходил на черкасы, а людей столько потерял, всем Крымом кричат и бранят» [РГАДА 9, л. 101–102 об.].
Поход крымского хана на кабардинцев вызвал дипломатический конфликт между Россией и Крымом. В августе 1672 г. в Крым была отправлена большая царская грамота, в которой Селим I Гирей обвинялся за поход на кабардинцев и военные операции у Терского городка [РГАДА 10, л. 297–300]. Ответ хана был более чем категоричным. Кабардинцы и ногайцы, писал он, «искони до нынешного дня под нашим повеленьем, наши подданные, у предков ваших и у вас Черкасская (т.е. Кабардинская. — В.С.) земля никогда под вами не бывала и таких слов предки ваши не писывали» [РГАДА 11, л. 1–4].
В ответ в Посольском приказе составили новую грамоту, в которой отвергались претензии хана и приводилась историческая справка о давних сношениях Русского государства с кабардинцами и другими народами Северного Кавказа. Помимо кумыкских и ногайских мурз, российскими подданными в грамоте названы 13 князей Кабарды: Мисост Казиевич, Адильгирей и Тенгизбей Алигоковичи, Куцмимурза Хапыхович, Бекмурза и Кайтуко Джамбулатовичи, Алчагир Исламович, Клычуко Кельмаметович и другие. Как владетели, они представляют все княжества, за исключением Джлахстанея — владельцев Мударовой и Ахловой Кабарды [РГАДА 12, л. 161–189]. Долгое время хан на грамоту не отвечал. Причина была в том, что, как это изложил русским посланникам представитель хана: «в той ево великого государя грамоте писано, чего наперед сего не бывало», потому и посылали ее к турецкому султану [РГАДА 8, л. 168, 179–179 об.].
В июле 1673 г. по приказу турецкого султана кабардинские аманаты были отпущены из Крыма. Решение султана едва ли можно объяснить только протестом русского правительства; можно предположить, что свою роль сыграло участие кабардинского отряда во главе с пши Бекмурзой Джамбулатовичем в походе турок и татар на Каменец-Подольский.
Свое третье правление (октябрь 1692 – февраль 1699) хаджи Селим I Гирей начал с еще одной попытки вернуть кабардинцев на Кубань. Он был глубоко встревожен и возмущен тем, что кабардинцы стали союзниками русских. В свою очередь кабардинские пшиуорки8 приняли мужественное решение до последнего человека защищать свою свободу. Лидером борьбы за освобождение от крымско-турецкой зависимости стал пши Кургоко Хатокшокович, который к тому времени сделался великим князем. В сентябре 1693 г. хан Селим I Гирей и нурадин Азамат Гирей отправились в поход в Венгрию, а калга Девлет Гирей — собирать ясырь «междо горских черкасах» [РГАДА 13, л. 53– 64]. Перед новой угрозой Кургоко вынужден был обратиться к русскому царю с просьбой о заступничестве. Эта грамота не дошла до нас, но ее содержание, хотя и не полностью, передает отписка астраханского воеводы П.И. Хованского в Москву от 10 октября 1693 г. Из нее видно, что приходил войною на кабардинцев (вторично!) крымский хан и требовал «итти в Крым», но они не подчинились, дали отпор и изъявили желание служить по-прежнему Русскому государству.
Тем временем на своих южных границах с Крымом и Турцией Русское государство переходит от обороны к борьбе за выход к южным морям. Взятие русскими Азова в 1696 г. было крупным ударом как по Турции, так и по Крыму, тщетно пытавшимися отстоять крепость. После сдачи устья Дона, прямо с поля боя калга Девлет Гирей с отрядом в 3000 человек пришел в Кабарду, пытаясь склонить владельцев к походу на Азов. Давление калги, очевидно, было серьезным, так как соправитель великого князя Хатокшоко Мисостович обращался к калмыцкому хану Аюке с просьбой прислать ратных людей, чтобы противостоять требованиям калги. Аюка выполнил просьбу Хатокшоко и направил своего сына Чапдержапа с войском стоять «у Кумы реки, в пристойных местах» с тем, чтобы предупредить действия крымцев в Кабарде и на случай необходимости оказать ей нужную помощь [РГАДА 14, л. 30]. В итоге кабардинцам удалось уклониться от похода на Азов в 1697 г.: попытка турок и татар выбить русских из Азова тоже оказалась безрезультатной.
Мысль о подчинении Кабарды не покидала хаджи Селим I Гирея и его многочисленных сыновей. В начале 1699 г. сераскером, наместником Турции в Черкесстане был определен Шахбаз Гирей, пользовавшийся за ум и отвагу блестящей репутацией в Стамбуле. Вскоре турецкий султан, в обход старших братьев, пожаловал его должностью калги. Но Шахбаз Гирей не торопился с принятием назначения и с отъездом в Бахчисарай, а в декабре 1699 г. он был убит в Бесленеях, в доме пши Темирбулата Канокова. По одной версии, убийство было организовано его недовольными старшими братьями, а совершено руками бесленейцев.
Дмитрий Кантемир, знавший об этом, очевидно, со слов крымских ханов, сообщает: «Когда Селиму (впоследствии крымскому хану, личности большой мудрости и доблести, старому солдату) не была уплачена ежегодная дань, он послал в следующем году своего сына Шахбаз Гирей султана, чтобы он потребовал невольников за два года. Последний был принят с почетом, поскольку пришел без грозной свиты, и князья, как положено, немедленно выдали ему положенную дань. Но случайно он увидел прекрасную дочь одного черкеса, которая не была включена в список невольников, но, тем не менее, была насильно захвачена, против обычая, и вынесена из дома. Ее братья, двое храбрых юношей, сначала притворились, что не огорчены происшедшим, успокоили отца и смягчили его горе, приукрасив ее будущее тем, что она будет иметь честь взойти на ложе султана. Выждав же благоприятный момент, они неожиданно напали на принца, когда он спокойно пребывал наедине с похищенной девушкой, а стража была отпущена и уже успела напиться, ранили его и сестру и перебили охрану этого человека» [Сапtеmir 1987, с. 138–142]. «Виновниками» были признаны тысяча человек, которые нашли убежище в Кабарде, у пши Асланбека Кайтукина. В 1753 г. Крым все еще требовал, теперь уже дипломатическим путем и через русское правительство, выдачи бесленейских беженцев. Их покровители в Кабарде твердо стояли на том, что не могут этого сделать по двум причинам: во-первых, от тех бесленейцев пошло уже второе и даже третье поколение и так сильно смешалось с кабардинцами, что вычленить их невозможно; во-вторых, они связаны клятвой «их в крымскую сторону не отдавать» без уверенности в том, что «им яко убийцам, отмщения за убийство крымского султана» не будет [АВПРИ 1, л. 220 об. – 221].
Расплата кабардинцев, посмевших противостоять крымскому хану и османам, наступила семь лет спустя. В апреле 1707 г. на крымский престол был назначен сын Селим I Гирея Каплан I Гирей, которому не было еще и 27 лет. Новый хан отправил в Кабарду калгу Менгли Гирея с отрядом сейменов. Хан потребовал от кабардинских князей покорности, покаяния и штрафа за укрывательство у себя беглых бесленеевцев. Полгода спустя калга вернулся ни с чем и сообщил об отказе кабардинцев выполнить эти условия.
Одновременно кабардинцы обратились к турецкому султану Ахмеду III (1703–1730) с жалобами на хана Каплана I Гирея: «теперь они де мусульмане и не годится хану брать с них дань как с неверных» и отослали «в подарок султану 10 юношей и девушек» [РГАДА 15, л. 114]. Посланцы объяснили султану, что раньше у них был обычай преподносить каждому вновь вступившему на престол хану ясырь, но за последние 15–20 лет ханы менялись слишком часто — каждый год новый хан, и у них нет достаточно детей, чтобы выполнить этот обычай. К тому же, говорили они, большинство народа приняло ислам, в каждой деревне строятся мечети, исправно совершается пятикратная молитва. Можно ли при таких условиях требовать так много рабов и чинить такое притеснение?
Кабардинское посольство в Стамбуле изначально было обречено на неудачу. Стремление кабардинцев к независимости, уход из Закубанья, нежелание отпустить беглых бесленейцев и, наконец, отказ платить дань людьми — все это сильно разгневало турецкого султана, который никак не мог отказаться от черкесского источника, одного из главных поставщиков людей в османскую армию и гарем. Ахмед III безоговорочно взял сторону хана, объявил войну кабардинцам, оказав значительную материальную помощь крымцам в их новом походе на Кабарду. Русский посол в Константинополе П.А. Толстой сообщал своему правительству: «Июля в 18 день [1708 г.] присылал к послу аглинской посол секретаря своего и с ним приказал... о походе крымского хана достоверно, что де хану крымскому велено иттит на черкес. <...> послан к нему хану от Порты указ и по обыкновению редкой кафтан и велено де ему иттит на оных самому, взяв с собою тридцать или сорок тысяч татар, чтобы де оных черкес разорить и жилища их пожечь» [РГАДА 16, л. 278].
Каплан I Гирей выступил в поход весной 1708 г. во главе 20–30-тысячного войска (источники дают противоречивые цифры). Достигнув Кабарды, Каплан I Гирей не пошел вглубь страны, а расположился у самого подножья Эльбруса, в верховьях Малки, на ее правом берегу, в местности Нижний Канжал (2350 м). Место было избрано не случайно, крымские ханы и ранее не раз здесь останавливались. В центре Нижнего Канжала высится курган, на вершине которого хан мог разбить себе шатер. В тылу крымского войска находилась р. Малка с единственным бродом «Бабыгу и икIыпIэ» («Бабукин брод»). Слева стеной дыбились склоны Верхнего Канжала (2829 м), разница между Нижним и Верхним Канжалом составляла около пятисот метров. На первый взгляд более удобную и подходящую стоянку в горах найти трудно. Защищенная естественными условиями, просторная местность, здесь и роскошные, обильные пастбища и доступ к чистой воде (множество горных речушек для людей и лошадей — фактор первостепенного значения при выборе места для разбивки лагеря). Канжал в летний период — превосходное место для вольготного, привольного житья. Для охоты здесь водились олени, лани, туры (горные козлы, козы), зубры и другие животные.
(Окончание следует)
Сокуров Валерий Нануевич — научный сотрудник Института психологии РАН, кандидат исторических наук
Примечания
(1) Тлакотлеш — знатный дворянин у адыгов.
(2) Аталычество — аристократический обычай на Кавказе, в соответствии с которым новорожденного ребенка отдавали на воспитание в вассальную семью, обладавшую более низким социальным статусом.
(3) Бесленейцы — территориальное подразделение западных адыгов.
(4) Кемиргоевцы (темиргоевцы) — территориальное подразделение западных адыгов.
(5) Калга — титул второго по значимости после хана лица в иерархии Крымского ханства.
Источник: Кавказские научные записки. – 20111. – № 1(6). – с. 208-225
историография Кабарда Россия
