Георгиевский договор 1802 г.
Публикации | ПОПУЛЯРНОЕ | Даниял КИДИРНИЯЗОВ, Кемси МАХМУДОВА | 18.10.2012 | 00:00
Во внешнеполитической деятельности России на рубеже XVIII—XIX вв. на восточном направлении главным объектом внимания становится Дагестан. В «подданство и покровительство России в 1799 г. были приняты владения Аксаевское, Костековское, Эндиреевское, общество Андийское», вместе с тем «разумея, что сие народы находятся больше в вассальстве российском, нежели в подданстве» (1). Царское правительство в особом повелении от 28 мая 1800 г. предписывало своим кавказским администраторам на местах стараться как можно меньше вмешиваться во внутренние дела горцев между собой, если это не вредит интересам и границам Русского государства.
Вместе с тем, агрессивные планы шахского Ирана принимали все более широкий размах и поощрялись европейскими державами, особенно Англией, которая в январе 1801 г. подписала политический и торговый договор с Ираном.
Новый иранский шах Фетх-Али-хан рассчитывал воспользоваться сближением с Англией для подготовки к войне с Россией. Он продолжал выдвигать претензии к Грузии, требовать признания его верховной власти над Дагестаном и Северным Азербайджаном. Российский консул в Иране Скибинский доносил, что главнокомандующий шахскими войсками Сулейман требует у талышского, бакинского, дербентского правителей прислать «надежные залоги в преданности Баба-хану (шах Персии Фетх-Али-хан - Д.К., К.М.)» (2).
Фетх-Али-хан направил воззвание владетелям Дагестана, в котором потребовал признания власти шаха. Главнокомандующий российскими войсками на Кавказе генерал К.Ф. Кнорринг писал в Петербург, что, по сообщению из Дагестана, «сын Баба-хана Аббас-Мирза, посланный от него с 30 тыс. войском к стороне Дагестана, имеет от него, Баба-хана, приказание привести в должное повиновение ему Грузию, Дагестан и Ширван» 3.
Одновременно российскому командованию на Кавказе была вручена нота шахского правительства с требованием вывести русские войска из Грузии, которая в 1801 г. в качестве Грузинской губернии вошла в состав России. В ноте подчеркивалось, что Дагестан и Азербайджан также являются «издавна подвластными Ирану и должны подчиняться власти» шаха
Шахское правительство разрабатывало широкую программу антироссийских действий среди народов Северо-Восточного Кавказа. Необходимо отметить, что при этом особое значение придавалось Дагестану, где шах надеялся использовать антироссийские настроения некоторых местных владетелей. Апеллируя к религиозным чувствам мусульман, с помощью подкупа и шантажа персы старались склонить их к войне с Россией. С этой целью в Дагестан неоднократно посылались шахские эмиссары с воззваниями, богатыми подарками и деньгами. Кроме того, под влиянием Фетх-Али-хана беглый грузинский царевич Александр и другие недовольные Россией кавказские владетели пытались склонить правителей Дагестана к антироссийским выступлениям. Однако поражение Умма-хана у реки Йори 7 ноября 1800 г. произвело сильное впечатление на шахский Иран и вскоре шах отозвал свои войска с Кавказа. Кнорринг 8 февраля 1801 г. писал императору Павлу I, что, по сообщению генерального консула в Персии Скибинского, «Фетх-Али-хан, узнав о победе над Умма-ханом, оставил намерение о посылке отрядов в Грузию» (5). Однако, отозвав свои войска шах готовился к более решительной битве.
К реваншу на Кавказе Фетх-Али-хана подталкивали западные державы и Османская империя. Особую активность проявляла Англия, прикрывавшаяся дипломатической шумихой об угрозе, которую Россия якобы представляет для Индии (6). В начале XIX в. англичане, устанавливая свое господство в Индии, планировали значительно продвинуться на Восток. Англия стремилась проникнуть в Среднюю Азию и на Южный Кавказ, занять господствующее положение на Ближнем и Среднем Востоке. Однако Россия мешала англичанам осуществить их захватнические замыслы.
С начала XIX в. активизировалась деятельность французской дипломатии на Востоке. Это было связано с резким возрастанием внешнеполитической экспансии Франции после прихода к власти Наполеона.
Уверенный в поддержке Англии и Франции, шахский Иран стал готовиться к войне с Россией, одновременно подстрекая владетелей Северо-Восточного Кавказа, в частности, дагестанских, к походу на Грузию (7).
В октябре 1802 г. главнокомандующий российскими войсками на Кавказе генерал Кнорринг сообщал в Петербург: «Получены известия, якобы Баба-хан писал некоторым дагестанским владельцам и к Ханбутаю Сурхай-хану казикумухскому, прося их собрать войска свои и присоединиться с оными к тем, кои он на Грузию послать намеревается» (8). Но, несмотря на все усилия, в 1802 г. персам не удалось добиться организованного выступления владетелей Дагестана против Грузии, за исключением нескольких мелких нападений (9).
Необходимо отметить, что владетели Дагестана в условиях противостояния России с шахским Ираном и султанской Турцией выработали своеобразную «политику лавирования»: они не допускали столкновения с сильными соседями, по возможности используя любой поворот в отношениях великих держав, чтобы занять более выгодное положение. Эта политика «вполне оправдывала себя до тех пор», пока российское правительство проводило в регионе «политику компромисса» (10).
Прекращение войны в Европе в начале XIX в. позволило России перейти к решительным действиям на Кавказе. Достижениями в этом направлении были принятие Грузией российского протектората 24 (12) сентября 1801 г. и начало строительства Военно-Грузинской дороги, что давало России ключевые позиции в Кавказском регионе и оказало огромное влияние на ее дальнейшую стратегию и тактику в политике на Кавказе. Именно в этой связи, Россия пыталась расширить спектр своего влияния и заручиться лояльностью и покорностью народов Северо-Восточного и Южного Кавказа.
Александр I дал указание собрать всех владетелей региона на съезд, объяснить им вред противоборства и объединить их в союз для защиты от Персии. В своем рескрипте Александр I указал Кноррингу, что для распространения «торговли в Азии и к доставлению Кавказской линии и персидским областям, мне приверженным, вящей безопасности и тишины я положил установить между помянутыми ханами и горскими владениями, для общаго и их, и народов их блага, твердый союз и дружеское под верховным моим покровительством согласие...» (11). Проект создания кавказского союза обретал реальные очертания.
Впервые идея создания федеративного союза из правителей Дагестана и Северного Азербайджана была выдвинута императором Павлом I, но она осталась нереализованной. «Покуда время и обстоятельства воспособствуют подобную на тамошний край устроить систему» (12), «дагестанских владетелей южнее Кавказской линии, несмотря на частые просьбы о вступлении в подданство», предписывалось удерживать «по-возможности» в «зависимости» от России. Таким образом, благодаря принципу невмешательства во внутренние дела кавказских владений, Россия стремилась установить мир между феодалами для совместного противодействия шахскому Ирану.
После принятия Грузией российского протектората, в правительственных кругах Петербурга возникла уверенность в том, что идея кавказского союза вполне реализуема.
В июне 1801 г. управляющий Азиатским департаментом Коллегии иностранных дел СЛ. Лашкарев составил пространное «доношение на рассмотрение» под заглавием «Общая записка высокому министру от нижеподписавшегося о ханах Персидских, России преданных» (13). В записке указывалось, что настало время представить свои «слабые мысли» о «всех ханах вообще, и о прочих народах, близ Каспийского моря обитающих, и сколько все они соседством своим и настоящим их положением могут империи Всероссийской быть полезны к распространению торговли ее в Персию, Бухарию и Хиву, а также к утверждению пограничной по Кавказской линии безопасности и тишины». Задача состояла в том, чтобы положить конец междоусобицам среди пророссийски настроенных правителей и «учредить» между ними дружбу и согласие «под высоким императорским покровительством», и тогда шахский Иран «не отважится уже делать ни на кого из них неприятельское нападение» (14). Более того, созданием такого союза предполагалось привлечь в него и других кавказских владетелей и привести их в российское подданство. Другими словами, союз владетелей Восточного Кавказа под российским покровительством должен был решить в целом проблему присоединения всего кавказского региона к России мирными средствами.
«Общая записка» была одобрена вице-канцлером Куракиным, и по его поручению Лашкарев составил проект «Высочайшего рескрипта к главнокомандующему в Грузии и астраханскому военному губернатору» Кноррингу, который и был подписан императором Александром I 24 декабря 1801 года. Одновременно к владетелям Северо-Восточного Кавказа, «России преданным», были отправлены соответствующие грамоты и письма.
В сентябре 1802 г. в крепости Георгиевск собрались владетели или их посланцы со всего Северо-Восточного Кавказа. После четырехмесячных переговоров 28 декабря был подписан коллективный договор о федерации мусульманских ханств между представителями императора Александра I и уполномоченными наиболее влиятельных дагестанских и азербайджанских владетелей. В статье первой говорилось, что тарковский шамхал Мехди, дербентский Ших-Али-хан, талышинский Мир-Мустафа-хан, кайтагский уцмий Рустем-хан, табасаранский Рустам-кади, бакинский и шемахинский ханы торжественно поклялись пребывать «навсегда непоколебимыми верноподданнической обязанности их е.и.в. и покровительству и защите всех их одною выс. державою е.и.в.» (15). В документе указывалось, что «постановление сие на дружеский союз делается на вечные времена» и что нарушителя настоящего договора подвергнут строжайшему наказанию, для чего «прочие союзники нарушение таковое с истинными на то доказательствами должны передать е.и.в. благоусмотрению» (16).
Этот договор обязывал владетелей сохранять преданность России, не затевать междоусобиц, все спорные вопросы и притязания владетелей решать с помощью третейского суда, а в случае нападения шахского Ирана «ополчаться единодушно всем к прогнанию общего их неприятеля». Им также предписывалось оказывать поддержку российским купцам, ведущим торг в регионе. Кроме того, гарантировались покровительство и защита торговым людям региона, приезжавшим в Россию (17). В целом этот договор содействовал сплочению владетелей прежде всего Дагестана и Азербайджана под покровительством России для защиты от притязаний персов (18).
Предводитель Аварии Умма-хан, будучи тяжело больным, не смог послать своих представителей в Георгиевск. Во время съезда поступило прошение о принятии в подданство России от нуцала аварского Султан-Ахмеда, который в апреле 1803 г. в Хунзахе, став ханом после смерти Умма-хана, торжественно присягнул на верность России (19). В марте-апреле 1803 г. к России были присоединены также «вольные» общества Джаро-Белокан после того, как российские войска с боями заняли их территории и обложили их данью.
В то же время шахский Иран, готовясь к войне, по-прежнему рассылал своих эмиссаров на Северный Кавказ, призывая их к активным действиям против России (20).
Перейдя на сторону шаха, Сурхай-хан казикумухский в союзе с аварским старшиной Алискандом и джаро-белоканцами в октябре 1803 г. напал на русский отряд, но, встретив сильный отпор, отступил. Вскоре Сурхай-хан казикумухский ушел из Бело-кан, а белоканцы помирились с русскими (21). Все это свидетельствует о том, что несмотря на компромиссы, отношения российских властей с дагестанскими феодалами оставались достаточно проблемными. Еще более сложными они были с горскими «демократическими обществами». Это существенно осложняло перспективы создания «федерации» владетелей всего Северо-Восточного Кавказа. К тому же изначально Георгиевский договор не охватывал весь Дагестан. В союз входили шамхал Тарковский, хан Дербентско-Кубинский, уцмий Каракайтагский, Табасаранский май-сум Сохрай-бек, кадий Табасаранский и некоторые независимые табасаранские владетели. Но российская сторона была последовательна в своих политических намерениях, стремясь сохранить в состоянии «подданства» крупных дагестанских феодалов и в особенности шамхала Тарковского.
Ситуация осложнялась и тем, что Военно-Грузинская дорога подвергалась нападениям осетин. Грузинские царевичи Александр и Теймураз при поддержке Персии были подстрекателями этих акций (22), что фактически вело к изоляции вновь присоединенной Грузии и отсутствию всякой связи ее с Россией. В мае-июне 1804 г. Военно-Грузинская дорога оказалась заблокированной. В условиях надвигавшейся войны с Ираном Россия перешла к военным акциям. Подавив в октябре 1804 г. повстанцев в Осетии, мятежи в Южной Осетии, двигая войска и с Кавказской Линии и из Грузии, приложив большие усилия, Россия смогла разблокировать Военно-Грузинскую дорогу (23).
При этом отношения не только с восточными, но и европейскими державами у России были весьма сложными. Так, на грани развала оказался российско-турецкий Союзный и оборонительный договор. Наполеон подталкивал Стамбул к «независимому положению» относительно России, призывая его «избавиться от опеки Севера» (24). Окончательная «переориентировка» турецкого правительства на Францию произошла после успеха Наполеона под Аустерлицем в 1805 году. «Чтобы ослабить Россию отражением турецких происков на Кавказе», обещая помощь в завоевании Кавказа, Наполеон добивался союза и с Ираном.
Под активным нажимом Наполеона накануне российско-персидской войны 1804—1813 гг. Фетх-Али-шах стремился захватить прежде всего Восточную Грузию, Кабарду, Осетию, Ингушетию, Чечню. В Обращении к «Кабардинским, чеченским и осетинским князьям, бекам, узденям, старшинам и народу» звучал призыв выступить против России (25).
Российско-персидская (1804—1813 гг.) и российско-османская (1806—1812 гг.) войны, а также политика европейских держав «корректировали» и политику России на Кавказе. Стратегические имперские интересы России брали верх и «федеративный» союз более не являлся для нее привлекательным и на данном этапе оказался нежизнестойким.
На пути федерации с самого начала существовали и другие непреодолимые препятствия. Одно из важнейших — разнотипность и статусная иерархичность политических образований в регионе: феодальные государства Южного Кавказа и Южного Дагестана с развитыми городскими образованиями, феодальные конфедерации владетельных земель в Кабарде и Северном Дагестане, союзы «вольных» обществ горцев Северо-Восточного Кавказа и племенные объединения степняков-кочевников. Статусная иерархичность была отражена уже в конце XVIII века. Так, при заключении Кючук-Кайнарджийского договора политические образования расположились в следующем порядке: договаривающиеся стороны — Россия и Порта относились к высшему статусному уровню, Крымское ханство — ко второму уровню, «татарские старшины» (Кубанская ногайская орда) — к третьему, Кабарда — к четвертому, а совершенно не упоминавшиеся в договоре горские общества, зависимые от Кабарды и независимые, — к пятому уровню (26). При создании «федеративного союза» в 1802 г. иерархический «порядок» нарушался, зависимые субъекты оказывались на более высоком статусном уровне политической игры и обретали институциональную значимость. Это в свою очередь приводило к разногласиям внутри кавказского сообщества и по существу становилось структурной предпосылкой конфликтов в регионе. Сформированная в 1792—1803 гг. сплошная Кордонная линия (от Тамани до Кизляра) отделяла территорию империи от земель горских народов, находившихся в различной степени зависимости от России. На протяжении всей полосы соприкосновения горских обществ с российской военной границей формировался сложный комплекс отношений, включавший в себя как зачатки управления «залинейными» горцами в сочетании с расширявшимися хозяйственными связями, так и все более привычную практику обмена вооруженными нападениями. Набеги горских «партий» на Линию сопровождались ответными рейдами возмездия, поражавшими горские общества по принципу их «коллективной ответственности».
Стоит также отметить тот факт, что съезд в Георгиевске проходил уже после отставки Кнорринга, который являлся противником силовых методов политики покорения горцев. С 11 сентября 1802 г. инспектором по Кавказской линии и главнокомандующим в Грузии стал генерал-лейтенант П.Д. Цицианов, который, напротив, был сторонником жестких методов. Это обстоятельство также усугубляло напряженную ситуацию вокруг «федеративного союза».
Катализатором негативных тенденций являлась также продолжавшаяся в регионе междоусобная борьба. И это обстоятельство, по мнению известного кавказоведа В.Г. Гаджиева, было проявлением противоречий внутри союза, в связи с чем он не мог существовать долго (27).
Вступление владетелей Северо-Восточного Кавказа в «федеративный» союз вовсе не означало их перехода в подданство России. Создавалась как бы двухступенчатая схема присоединения кавказских владений: сначала вступление в создаваемую федерацию ханств, а потом переход в прямое российское подданство (28). Такая схема была предусмотрена не случайно. Создав «независимый» союз, кавказская федерация могла сделать «собственный» выбор, и таким образом Россия уходила от военно-политического конфликта и конфронтации с Ираном. Кроме того, один и тот же владетель мог находиться одновременно как в «федерации», так в российском подданстве. «А как таковым союзом положится конец всякой между теми ханами и горскими владельцами вражде и неприязненности, — указывал император России, — то если б они стали просить о принятии их в мое покровительство, имеете их обнадежить оным и когда пожелают отправить от себя депутатов, их сюда препроводить...» (29)
Таким образом, вступление владетелей Кавказа в создаваемый «федеративный» союз становилось как бы обязательным условием принятия их в дальнейшем в подданство России (30). В случае удачи этого опыта «федерализации» Россия не только могла укрепиться у границ Ирана, но и распространив свое влияние в Южном Кавказе, Нагорном Дагестане и Чечне, дипломатичным, мирным путем создать целый ряд кавказских «федераций».
Договор способствовал сплочению владетелей и союзов сельских обществ Северо-Восточного Кавказа, послужил юридической основой для их объединения под покровительством России, повлиял на процесс консолидации сил для борьбы против ирано-турецкой агрессии. Георгиевский договор 1802 г. по существу определил возможные перспективы единого северокавказского и закавказского геополитического пространства под эгидой России.
Примечания
1. БУТКОВ П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. Ч. 2. СПб. 1869, с. 562.
2. ДЖАХИЕВ Г.А. Россия и Дагестан в начале XIX века. Махачкала. 1985, с. 23; МАРКОВА О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVHI в. М. 1966, с. 303.
3. Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). Т. 1. Тифлис. 1866, ч. 2, с. 643; ФЕОДАЕВА Ф.З. Русско-дагестанские отношения во второй половине XVIII — начале XIX в. М. 2008, с. 240.
4. АКАК, т. 1, ч. 2, с. 97.
5. Там же, с.127, 682-683.
6. АБДУЛЛАЕВ Ф. Из истории русско-иранских отношений и английской политики в Иране в начале XIX в. Ташкент. 1971, с. 38.
7. АКАК, т. 1,ч. 1, с. 357-359, 660, 693-694.
8. Там же, ч. 1, с. 288.
9. Там же, т. 2, с. 152, 154-155.
10. ГАПУРОВ Ш.А. Россия и Чечня в первой четверти XIX века. Нальчик. 2003, с. 182.
11. АКАК, т. 1, с. 753.
12. БУТКОВ П.Г. Ук. соч., ч. 3. с. 199.
13. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Сношения России с Персией, оп.77/6. 1743-1808 гг., д. 7, л. 15-16.
14. Там же.
15. Русско-дагестанские отношения в XVIII — начале XIX в. Сб. документов. М. 1988, с. 259.
16. История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Т. 1. М. 2004, с. 454—455.
17. АКАК, т. 2, с. 1009-1011.
18. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в.—1917 г.). М. 1988, с. 21.
19. АКАК, т. 2, с. 764-766; ФЕОДАЕВА Ф.З. Ук. соч., с. 241.
20. ФЕОДАЕВА Ф.З. Ук. соч., с. 242.
21. АКАК, т. 2, с. 774.
22. БРОНЕВСКИЙ СМ. Исторические записки о сношении России с Персией, Грузией, вообще с горскими народами в Кавказе, обитающими со времен царя Иоанна Васильевича доныне. СПб. 1996, с. 150.
23. БУТКОВ П.Г. Ук. соч., с. 298-307.
24. ВАНДАЛЬ А. Наполеон и Александр I. Т. 2. Ростов-на-Дону. 1995, с. 29, 33, 37-38.
25. АКАК, т. 2, с. 804-805, 807, 822.
26. ЦУЦИЕВ А.А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774—2004). М. 2007, с. 11.
27. ГАДЖИЕВ В.Г. Роль России в истории Дагестана. М. 1965, с. 173.
28. ГАПУРОВ Ш.А. Ук. соч., с. 187.
29. АКАК, т. 1, с. 755.
30. Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX века, с. 262.
КИДИРНИЯЗОВ Даниял Сайдахмедович - доктор исторических наук, профессор Института истории, археологии и этнографии Дагестанского НЦ РАН
МАХМУДОВА Кемси Зелимхановна - кандидат исторических наук, доцент Чеченского государственного университета.
Опубликовано: Вопросы истории. – 2012. – № 9. – с. 148-153.
Дагестан Иран историография Кавказ Россия Турция
