«Черкесский вопрос»: современные интерпретации и реалии эпохи (II). Феномен мухаджирства

Публикации | Владимир МАТВЕЕВ | 22.08.2012 | 00:00

Часть I

Обратимся к анализу существовавших реальностей и предопределявших их процессов. В связи с наметившейся в начале 60-х гг. XIX в. перспективой окончания Кавказской войны русским командованием, с одобрения вышестоящих правительственных инстанций, было признано необходимым для предотвращения дальнейшего кровопролития с обеих сторон и ускорения «окончательного покорения» края применить «важнейшую политическую меру», предоставив возможность всем, кто пожелает, переселиться в единоверную Турцию⁷². При этом предполагалось, что «гораздо выгоднее… дать добровольный исход всему недовольному туземному населению» я в российских пределах «оставить только… тех покорных туземцев, которые были довольны своим настоящим положением»⁷³.

Намерение, как можно судить и по другим источникам, основывалось на стремлении исключить дальнейшие жертвы, в том числе, для участников противостояния с Россией и обеспечить для них скорейший переход к мирной жизни. Один из инициаторов такого подхода генерал Н.И. Евдокимов дал по этому поводу следующее разъяснение: «Переселение непокорных горцев в Турцию, без сомнения, составляет важную государственную меру, способную окончить войну в кратчайший срок без большого напряжения с нашей стороны, но во всяком случае, я всегда смотрел на эту меру как на вспомогательное средство покорения Западного Кавказа, которое дает возможность не доводить горцев до отчаяния и открывает свободный выход тем из них, которые предпочитают скорее смерть, чем покорность русскому правительству»⁷⁴.

Тем самым, как намечалось первоначально, «с выселением горцев, изъявивших на это желание, Кавказ избавлялся от населения… беспокойного и враждебного» и преодолевалось противодействие установлению российской юрисдикции в последних его районах⁷⁵. Для достижения этой цели остававшихся непокорными горцев русские войска вытесняли из занимаемых в горах селений, и им предлагалось, «смотря по желанию, или уйти в Турцию, или переселиться на указанные… места» с предоставлением гарантий «устройства их быта на более плодородных землях»⁷⁶. Для этого выделялось от 1 до 1,5 млн. десятин⁷⁷.

Принимаемые решения горцы могли открыто обсудить на аульных сходах⁷⁸. Таким образом, непримиримые горцы должны были сделать вполне добровольный выбор: либо переселиться на равнину или эмигрировать в Турцию. По утвердившемуся тогда мнению, во избежание затягивания конфликта, тех, кто постоянно нарушал спокойствие российских границ, невозможно было оставить в прежних местах. Предшествующий опыт показывал, что если сохранить все как есть, то меры борьбы с грабительскими набегами не дадут каких-либо результатов⁷⁹.

В реализации замысла, судя по всему, не учитывалась степень влияния совпадавшей по времени провокационной агитации эмиссаров турецкого султана, привлекавших заманчивыми обещаниями «всех правоверных к переселению в пределы своей империи»⁸⁰. В письме от 12 декабря 1863 г. на имя генерала А.П. Карцева русский поверенный в делах в Стамбуле (Константинополе) Е.А. Новиков поделился следующими наблюдениями: «Турки сами старались поддерживать между горцами симпатию к турецкому правительству и вражду против русских, и настоящее переселение горцев составляет единственное последствие их собственного образа действия» ⁸¹.

Среди горцев через мусульманское духовенство распространялись тайные прокламации с настойчивым приглашением «идти в Турцию, где для них устраивается Оттоманским правительством самый щедрый прием и где им будет жигь несравненно лучше»⁸². Немаловажную роль сыграли ссылки в прокламациях на «мусульманское братство», обещания «всех благ в случае переселения»⁸³. С помощью их распространялись также слухи о заключенном, якобы, соглашении между турецким султаном и русским императором для обмена «иноверными подданными», разрешающим беспрепятственное переселение. Колеблющимся давались заверения, что Турция выделяет специально участки для прибывающих в ее пределы единоверцев и обеспечивает их даже денежными пособиями⁸⁴.

Несмотря на то, что было известно о намерениях создать из них «ударную силу» против сопредельных христианских народов, и, главным образом, самой России, власти на местах на начальной стадии не придали серьезного значения этой агитации и недооценили опасности широкого исхода⁸⁵. На предшествующих же стадиях, заметим, при аналогичных усилиях его не происходило. Между тем исламизация туземных обществ с годами возрастала и оказывала все большее влияние на обстановку в крае. Использовалась она и для культивирования сепаратистских настроений покинуть Россию и найти приют в единоверной Турции.

Обеспокоенность по этому поводу существовала и в среде русских священников. Учрежденное в 1860 г. в Тифлисе как центре «главного управления» окраиной «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» в проект своей деятельности, в частности, включило положение следующего содержания: «…Ускорить высылку за границу фанатиков и уменьшить численность особенно вредных мулл и эффсндиев»⁸⁶. Следует уточнить, что данное объединение не относилось к государственным и не оказывало влияния на проводившуюся политику. Но включенное в проект «О мерах восстановления христианской веры между Кавказскими горцами» (1860) предложение вызывалось судя по всему наметившимся уже тогда массовым выселением в Турцию. Разрастанию масштабов трагедии способствовали не в последнюю очередь фанатично настроенные муллы и эффендии⁸⁷.

Позиция мусульманского духовенства, боявшегося потерять свои привилегии в православной стране, в сочетании с турецкой пропагандой, делавшей ставку на «тяготение к… султану, как представителю правоверных»⁸⁸, оказалась немаловажной в формировании явления «мухаджирства». В призывах широко использовался миф и о «мусульманских землях», где все правоверные обеспечиваются в достаточном количестве плодородными пашнями и пастбищами для скота⁸⁹. Необходимость отказаться от подданства России подкреплялась советами сделать это «во имя пророка Магомета и ислама», против чего, как рассчитывали организаторы кампании, верующим устоять невозможно⁹⁰. Мусульманское духовенство увлекало горцев также и своей склонностью к переселению⁹¹.

Устремленность к нему подпитывалась не только усилиями Турецкой империи Неплохо осведомленный о происходившем на Кавказе Осман-бей, служивший в качестве офицера в вооруженных силах этой страны, оставил в мемуарах о пережитом такую немаловажную для прояснения всех обстоятельств трагедии информацию. В ней, в частности, содержится указание на то, что англичане «ничего не щадили, чтобы внушить черкесам недоброжелательство к России и вовлечь их в войну с русскими»⁹². Таким образом, внешние влияния, направляемые из-за рубежа, сыграли отнюдь не последнюю роль не только в затягиивании войны на Северо-Западном Кавказе, но и в разрастании масштабов трагедии выселения горцев после ее окончания.

Кроме того, на движение в не меньшей степени оказывали влияние и другие неучтенные представителями русской власти факторы. Ориентацию на переселение усиливало, например, введение новых государственных повинностей, неизвестных ранее коренным народам, что порождало в их среде недовольство. Особую роль при этом играли появлявшиеся различного рода слухи и, прежде всего, о возможном привлечении горцев на основе закона к воинской службе, становившейся в России как раз в тот период всеобщей⁹³. Причем наибольшую обеспокоенность вызывали условия ее несения, несовместимые якобы «с требованиями мусульманской религии»⁹⁴. С подобной направленностью агитация велась на Северном Кавказе во всех мусульманских общинах.

Распространявшиеся прокламации достигали практически каждою аула. Несмотря на это, они учитывали местную специфику и отражали существовавшую в ряде случаев психологическую настроенность масс. При обращении к чеченцам, в частности, отмечалась не только «угроза» введения для них воинской повинности, высоких налоговых обложений и других ранее не ведомых им обязанностей, но и то, что для переселяющихся из России «в Турции… приготовлены благодатные места, с чудесным климатом и роскошными лугами, построены дома и мечети»⁹⁵. Такие идиллические картинки, усиливавшие эффективность воздействия, подкреплялись, кроме того, ссылкой о проживании когда-то в прошлом предков этого народа на землях Османской империи⁹⁶

Среди распускавшихся слухов, видимо не без преднамеренности, культивировались и опасения об установлении «…стеснительной будто бы для правоверных организации мусульманского духовенства», об обременении населения «.. .налогами на постройку школ, мечетей, хлебных магазинов, горских судов» и другие нужды (по аналогии с повинностями, которые несли русские общины), о лишении «…обществ права свободы выборов кадиев и сельских мулл, так как начальство, по мнению горцев, утверждает не тех, кого избирает общество, а кого само желает»⁹⁷

Однако это не соответствовало тому, что было на самом деле. Попадавшие под юрисдикцию России иноэтнические сообщества края, в том числе и горцы, например, на землях, принадлежавших казачеству Черноморья, не могли, как считает Ф А. Щербина, «пожаловаться на неблагоприятные условия их жизни»⁹⁸. Они были освобождены от каких-либо повинностей, а к военной службе привлекались лишь на сугубо добровольной основе». При этом русские власти не меняли их внутренний уклад, общественные, бытовые и семейные порядки. Нравы и религия признавались неприкосновенными. Соответственно притеснениям не подвергались и муллы. Сохранялся даже традиционный способ судопроизводства, основывавшийся на народных обычаях (адатах) и исламском праве (шариате)¹⁰⁰. Уважительные по отношению к местной самобытности подходы выдерживались по всему Северному Кавказу.

Вместо отбывания воинской службы лишь с 1887 г. для мусульманского населения края был введен небольшой налог¹⁰¹, дававший ему с учетом аграрною способа производства дополнительные преимущества, благоприятно влиявшие, прежде всего, на хозяйственную деятельность и демографические процессы в иноэтнической среде. Немалую тревогу у горцев вызывали и попытки расширения сферы исповедания христианства, рассматривавшегося в управленческих кругах в качестве предпочтительного средства в цивилизационном противостоянии враждебному исламскому миру и существенного препятствия для реализации соответствующих турецких интересов в регионе¹⁰².

Такую же реакцию поначалу вызывало и открытие русских школ грамотности, воспринимавшихся сквозь призму сохранявшейся фанатичности как «…посягательство на ослабление… языка, и, вместе с тем… религиозных чувств»¹⁰³. Следует отметить, что не все жители аулов разделяли мнение переселявшихся. В таких случаях для вовлечения нередко использовался авторитет народных собраний и родовых общественных норм, унаследованных от предшествующих поколений и игравших наряду с мусульманством мировоззренческие функции¹⁰⁴. Для этнолокальных объединений, имевших сильную внутреннюю психологическую привязанность, подобное воздействие, как правило, оказывалось результативным и не давало сбоев.

В одном из служебных разъяснений по поводу сложившейся ситуации начальник Баталпашинского отдела поделился следующим наблюдением: «…многие горцы, помимо личного своего желания, находились под давлением влиятельных фамилий или большинства и дабы не препятствовать остальным одноаульцам, вносят свои имена в списки изъявивших намерение переселиться в Турцию, тогда как при иных условиях они, вероятно, навсегда остались бы подданными России»¹⁰⁵. Следовательно, массовость подпитывалась в ряде случаев давлением традиционных укладов туземных обществ, против которых вовлекавшиеся в движение устоять были не в силах.

Размах переселения обусловливался вместе с тем стремлением привилегированных сословий горцев сохранить свои феодальные права на крестьян и забрать их в Турцию, где крепостнические порядки еще прочно удерживались, тогда как в России они были отменены реформой 1861 г.¹⁰⁶, что, безусловно, необходимо принимать во внимание при выявлении истоков разыгравшейся трагедии. После издания 19 февраля «Манифеста», предоставившего «крестьянскому сословию… права свободных сельских обывателей», встал вопрос «о применении… по мере возможности…» его положений «к различным видам зависимых сословий… на Кавказе», существовавших «между туземными племенами»¹⁰⁷, и который был возбужден перед вышестоящими правительственными инстанциями «кавказским начальством»¹⁰⁸.

В крае российская политика на этом направлении стала претерпевать изменения. В Дагестанской области, например, от «…невмешательства во внутренние дела ханств» местные власти перешли, учитывая «неудовольствие народных масс ханами и их управлением», к преобразованиям¹⁰⁹. С 1863 по 1867 гг. «все ханства и отдельные владения ликвидируются»¹¹⁰. Подвластное население освобождается «от всех видов повинностей в пользу правителей»¹¹¹, что способствовало устранению феодальных пережитков. Для смягчения обстановки и предотвращения возможных конфликтов ханам назначаются государственные пенсии, некоторым из них «были пожалованы и земли»¹¹². Необходимо заметить, что реформы на Северо-Восточном Кавказе пришлись как раз на период наиболее массовою переселения горцев в Турцию. При их проведении, видимо, недоучитывали последствий ломки для других частей края, где степень влиятельности феодальной аристократии на массы оказывалась выше.

Оказывали влияние на разрастание мухаджирства и переселившиеся родственники, а также иные, не зависевшие от местных и центральных властей обстоятельства¹¹³. Сказалось, видимо, и то, что вовлеченные в массовое переселение туземные общества, не достигли на предшествующем этапе устойчивой этнической консолидированности и в пределах какой-либо определившейся территории, сохраняли племенную и политическую обособленность, не имели единого управления, финансовой системы и военных подразделений¹¹⁴. В этом отношении не существовало сдерживающих противовесов. Объединения, не изжившие еще племенные деления, как показывает мировой опыт, имеют повышенную предрасположенность к распаду. Происходит он и под влиянием появляющихся разрушительных мифологем, особенно если прикрытием для них служит утвердившаяся ранее религиозная система.

Уход в Турцию нередко происходил тайно. Так, в 1876 г. из Стамбула (Константинополя) в Кавказское горское управление 7 февраля поступило очередное тревожное предупреждение от посла России Н.П. Игнатьева, в котором говорилось, что возглавляемое им дипломатическое ведомство уже не раз обращало на это внимание краевых властей. В послании также указывалось на недостаточность «надзора на границе и об огромном количестве лиц, находящих возможность прибыть в Турцию без паспортов и без дозволения начальства»¹¹⁵. В силу этого огромное количество горцев выселялось, как заметил Я Абрамов, многие годы занимавшийся на рубеже XIX-XX в. изучением данного вопроса, «без ведома русского правительства»¹¹⁶. Противодействие при таких обстоятельствах оказывалось весьма затруднительным, а в ряде случаев и невозможным. Попытки налаживания его чаще всего не давали ожидаемых результатов.

Осуществлявшийся на основе разрешений контроль предпринимался в интересах самих мухаджиров. Переселявшимся официально оказывалась помощь.

Еще в 1857 г. начальник штаба Кавказского корпуса Д.А. Милютин в донесении военному министру предельно четко изложил представления офицерского корпуса на этот счет: «…обязанности к человеческому роду требуют, чтобы мы заблаговременно приняли меры для обеспечения существования даже и враждебных нам племен, которых по государственной надобности вытесняем из их земель»¹¹⁷. На оказании помощи переселявшимся в Турцию горцам настаивали и другие представители высшего командования русской армии, действовавшей на Кавказе. Эта инициатива получила и «высочайшее утверждение»¹¹⁸.

Оказание материальной поддержки мухаджирам предусматривалось при разработке постановления «Кавказскою комитета о переселении горцев», вступившего в силу 10 мая 1862 г. После этого для практической реализации принятых решений формируется специальная комиссия, призванная координировать деятельность подключенных к содействию ей различных административных подразделений и структур¹¹⁹. Для организации помощи были созданы специальные комиссии и на местах с возложением на них обязанностей «вникать во все нужды переселенцев», помогать им в более вьн одной «продаже имущества, которое они не могут взять на пароходы», смотреть, чтобы «судохозяева их не притесняли»¹²⁰.

Комиссии следили даже за тем, чтобы «суда из-за своекорыстных расчетов владельцев излишне не перегружались и тем не развивали между ними смертности во время переезда»¹²¹. Благодаря поддержке русских властей, горцы стали продавать имущество по довольно выгодной цене. Наиболее нуждающимся из них на переселение выдавались от российской казны пособия: лицам среднего достатка как дополнения «к их собственным средствам», малоимущие перевозились полностью на выделенные средства от казны. При этом в первую очередь они предоставлялись «беднейшим многодетным семьям»¹²². Переселенцам заготавливались, кроме того, одежда и провиант. За свой счет отправлялись только состоятельные¹²³. Таким образом, переселение горцев в Турцию осуществлялось в какой-то степени и на средства, выделенные российской казной.

«Выходившим с покорностью» горцам имперской администрацией также предоставлялась материальная поддержка, для чего целенаправленно «ассигновывались средства на вспомощсствление… заготавливался провиант для прокормления их во время зимы»¹²⁴. К слову, такая помощь государством не оказывалась русским переселенцам, например духоборам и другим сектантам, выезжавшим в конце XIX в. за рубеж, в Канаду и другие страны, вследствие нежелания подчиниться все тому же закону о всеобщей воинской повинности, который на них, в отличие от мусульманских народов, в действительности распространялся, и по отношению к ним власти не хотели идти ни на какие уступки¹²⁵. В связи с этим производились массовые аресты, расселения по чужим селам, применялись и иные меры предельно жесткого административного воздействия¹²⁶. Заселявшим край стали выделяться незначительные пособия от казны лишь в начале XX в., преимущественно в период столыпинских аграрных преобразований, и то «сугубо при водворении» и далеко не во всех случаях. В дальнейшем они могли полагаться только на свои силы¹²⁷.

Покидавшим Россию мухаджирам помощь оказывалась из гуманных соображений вплоть до того, пока они находились в ее пределах. Начальник Кубанской области обязал станичных атаманов и аульных старшин обеспечивать им всяческую поддержку при прохождении через все без исключения поселения, вверенною в его управление края. Исполнение этого распоряжения он взял под свой личный контроль, а в ряде случаев для предотвращения затруднений участковым начальникам приказывал опекать переселяющихся с места их жительства до Новороссийска, не снимая варианта при необходимости личного участия в передвижении, чтобы оперативно решать вопросы обеспечения¹²⁸.

Помощь и содействие по пути следования получали и те, кто отправлялся в Турцию сухопутным путем. Маршрут их продвижения заранее подготавливался, оборудовались места для ночлега, с запасом сена и дров. Переселенцев до самой границы сопровождали русские офицеры, на которых, прежде всего, возлагались организаторские обязанности. Они также были ответственны за снабжение мухаджиров и их безопасность до пересечения турецкой границы. Вследствие принимавшихся мер продвижение по российской территории, например, чеченцев, проходило, как правило, без особых сложностей и происшествий¹²⁹.

Во владениях же султана соответствующих подготовительных мероприятий не проводилось и условия к приему переселенцев отсутствовали. Места для размещения прибывающих партий не были намечены, достаточных запасов провиант а и фуража, в отличие от России, предварительно не заготавливалось¹³⁰. Хотя, нужно сказать, в этой стране в 1862 г. для содействия «беженцам» также были учреждены соответствующие структуры: специальный комитет в Стамбуле и «Верховная комиссия по переселению», руководство которой было поручено Хафизу-паше, являвшемуся губернатором Трапезунда¹³¹. Но их деятельность носила скорее показной характер и являлась формальной, вследствие чего прибывавшие партии оказывались в сложном положении.

Поддержки мухаджиры не встречали и со стороны населения Османской империи. Причем само их размещение порождало нередко конфликты, так как под создаваемые поселения существенно урезались земли, использовавшиеся кочевниками для пастбищ, в Мушском санджаке с традиционной территории проживания были вытеснены армяне. Такие же перемещения предпринимались на Балканском полуострове, находившемся юг да в составе Турции¹³². На этой почве столкновения с прибывающими из России происходили в ее пределах повсюду: от арабских провинций на Ближнем Востоке до христианских на юге Европы¹³³.

В ходе стычек мухаджиры несли дополнительные потери. По многим параметрам ряд из них обретал сходство с настоящими межэтническими войнами, как, например, с племенем ал-Балкавийа в 1910 г., в которых даже фактор единства веры и приверженности ценностям ислама не имел никакою значения. В России же отношение к мухаджирам в преобладающей степени было сочувственное. Так. тебердинских переселенцев казаки настойчиво уговаривали вернуться, и для того, чтобы предотвратить переселение соседей, ехали за их подводами на весьма большое расстояние, вплоть до самого Армавира¹³⁴.

В воспоминаниях потомков мухаджиров, основанных на рассказах представителей старших поколений, по сведениям, изложенным в монографии З.Б. Кипкеевой, сохранились упоминания не только об этом, но и о том, что в переселении мирных горцев в Турцию не было заишересовано и русское правительство, пытавшееся всеми мерами удержать их от этою намерения. Даже после посадки на корабли к ним неоднократно присылались чиновники и предлагали «еще раз все обдумать и остаться». Помнят и о настойчивых попытках тех, от кого зависела проводимая политика в крае, «пресечь агитацию за переселение»¹³⁵.

Сохранились и подтверждения об обращении императора Александра II к горцам Северо-Западного Кавказа, откуда уже на завершающем этапе Кавказской войны наметились наиболее массовые выселения. На встрече 18 сентября 1861 г. с представителями от их обществ он сделал следующее заявление: «Я к вам прибыл не как враг, а как доброжелательный друг. Я хочу, чтобы ваши народы сохранились, чтобы они не бросали родных мест»¹³⁶. Последовало от монарха также разъяснение, что признание российского подданства никого «…не лишит… национальной самобытности»¹³⁷. Однако установленное на некоторое время перемирие вскоре было нарушено из-за возобновившихся нападений горцев (абадзехов) на русские военные соединения, что в немалой степени и предопределило все последующие события¹³⁸.

Таким образом, переселение в Турцию непримиримых горцев вызывалось стремлением в несколько видоизменившейся российской политике сократить размеры кровопролития и ускорить окончание войны на Северо-Западном Кавказе. Горцы имели возможность открыто обсудить на аульных сходах принимаемые решения и сделать вполне добровольный выбор. Трагедия явилась следствием множества не зависевших от России влияний. Пагубную роль сыграл обман со стороны влиятельных соплеменников.

Для формирования сепаратистских настроений покинуть Россию мусульманским духовенством, позиция которого также была немаловажной, задействовался фактор единства веры. Необходимость отказаться от подданства России подкреплялась соответствующей религиозной пропагандой. Сказывалось введение новых государственных повинностей, давление традиционных укладов, авторитет народных собраний и родовых общественных норм. Для этнолокальных объединений, имевших сильную внутреннюю психологическую связь, это оказывалось решающим обстоятельством.

(Окончание следует)

Матвеев Владимир Александрович – к.и.н., доцент исторического факультета Южного Федерального университета. Автор более 150 научных публикаций, в т.ч. 4 монографий.

Источник: «Черкесский вопрос»: современные интерпретации и реалии эпохи / Исследования по прикладной и неотложной этнологии. – М., ИЭА РАН, 2011. — Вып. 226. — 38 с. [Серия: Исследования по прикладной и неотложной этнологии (издается с 1990 г.)]

Электронная публикация: bs-kavkaz.org

Примечания

⁷² РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1551. Л. 87.

⁷³ Кумыков Т.Х. Указ. соч. С. 93- 94.

⁷⁴ Цит. по: Берже А.П. Выселение горцев с Кавказа // Русская старина СПб., 1882. Т. 33. Кн. 2. С. 342-343.

⁷⁵ РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1551. Л. 87.

⁷⁶ Кумыков T.Х. Указ. соч. С’. 24 25, 78, 85- 89.

⁷⁷ История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.). М., 1988. С. 202-203.

⁷⁸ ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 698. Л. 26.

⁷⁹ Кипкеева З.Б. Российский фактор в миграциях и расселении закубанеких аулов XIX в. Армавир; Ставрополь, 2002. С. 24,27.

⁸⁰ РГВИА. Ф. 400. On. I. Д. 1551. Л. 87.

⁸¹ ЦГИА РГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 1097. Л. 1.

⁸² Кумыков Т.Х. Указ. соч. С. 93-94.

⁸³ Дзидзария ГА. Указ. соч. С. 202.

⁸⁴ Там же.

⁸⁵ РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1551. Л. 87; Кокиев Г. Указ. соч. С. 32.

⁸⁶ ЦГИА РГ. Ф. 416. On. 3. Д. 1055. Л. 149, 154, 162.

⁸⁷ ЦГИА РГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 1055. Л. 154.

⁸⁸ ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1226. Л. 56.

⁸⁹ Кипкеева З.Б. Указ. соч. С. 41.

⁹⁰ История народов Северного Кавказа. С. 204.

⁹¹ Авраменко A.M., Матвеев О.В., Матющенко П.П., Ратушняк В.Н. Указ. соч. С. 16.

⁹² Воспоминания Осман-бея // Кавказский сборник. Тифлис, 1877. Т. 2. С. 206.

⁹³ РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1551. Л. 87.

⁹⁴ ГАКК. Ф. 454. Ои. 1. Д. 5299. Л. 22.

⁹⁵ Денисова Г.С., Уланов В.П. Русские на Северном Кавказе: анализ трансформации социокультурного статуса. Ростов н/Д, 2003. С. 55.

⁹⁶ Гам же.

⁹⁷ ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5299. Л. 22.

⁹⁸ Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 т. (Репринтное воспроизведение). Екатеринодар, б/и, 9�-191.3. Т. 2: История войны казаков с закубанскими горцами. 1913. Краснодар, 1992. С. 623.

⁹⁹ Там же.

¹⁰⁰ Там же. С. 624.

¹⁰¹ Очерки истории Чечено-Ингушской АССР. Грозный, 1967. Т.1. С. 164 165.

¹⁰² РГВИА Ф. 400. Оп. 1.Д. 1551. Л. 87.

¹⁰³ ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д 1229. Л. 56.

¹⁰⁴ Приложения архивных материалов // Думанов Х.М. Указ. соч. С. 28.

¹⁰⁵ Цит. но: Кипкеева 3 Б. Указ. соч. С. 27 28.

¹⁰⁶ Напсо Д.А., Чекменев С А. Надежда и доверие. Из истории дружественных связей народов Карачаево-Черкссии с русским народом. Черкесск, 1993. С. 111.

¹⁰⁷ ЦГИА РГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 266. Л. 1.

¹⁰⁸ ЦГИА РГ. Ф. 416. Оп. 3 Д. 266. Л. 1

¹⁰⁹ ЦГИАРГ. Ф. 416. Оп. 3. Д, 205. Л. 9.

¹¹⁰ Там же.

¹¹¹ Там же.

¹¹² Там же.

¹¹³ ГАКК. Ф. 454 Оп. 2. Д. 1229. Л. 55-об.-56.

¹¹⁴ Щербина ФА. Указ, соч С. 21.

¹¹⁵ Цит. по: Дзидзария Г.А. Указ. соч. С. 294.

¹¹⁶ Абрамов Я. Кавказские горцы. Материалы для истории черкесского народа. Краснодар, 1927. Вып. 3. С 6.

¹¹⁷ Цит. по: АКАК Тифлис, 1904. Т. 12. С. 763; Ганич А.А. Указ. соч. С. 17; Кумыков Т.Х. Указ. соч. С. 24, 97.

¹¹⁸ Там же.

¹¹⁹ Там же.

¹²⁰ Кумыков Т.Х. Указ. соч. С. 15, 34, 99-100.

¹²¹ Там же.

¹²² Там же.

¹²³ Там же.

¹²⁴ Там же. С. 24- 25, 39, 106.

¹²⁵ Туманов Г.М Земельные вопросы и преступность на Кавказе. СПб., 1901. С. 24.

¹²⁶ Там же. С. 60.

¹²⁷ ГАКК. Ф. 468. Оп. 2. Д. 164. Л 3.

¹²⁸ Кипкеева 3 Б. Указ. соч. С. 51.

¹²⁹ Бадаев С -Э.С. Чеченское мухаджирство второй половины XIX в как следствие политики самодержавия на Северном Кавказе // Научная мысль Кавказа. 1999.

¹³⁰ Там же.

¹³¹ Там же.

¹³² Ганич А А. Указ соч. С. 17, 19-20; Кипкеева З.Б. Указ. соч. С. 37.

¹³³ Там же.

¹³⁴ Там же.

¹³⁵ Там же.

¹³⁶ Сефер-бей Сиюхов адыгский просветитель. Майкоп, 1991. С. 88, 91, Скибицкая И.М «Рад видеть своими подданными…» (Еще раз о встрече Императора Александра II с горцами осенью 1861 г.) // Александровские чтения. Краснодар, 2004. С. 53.

¹³⁷ Там же.

¹³⁸ Скибицкая И.М. Указ. соч. С. 55.

мухаджирство Россия Турция черкесы

версия для печати постоянная ссылка

Добавить комментарий

Ваше имя: Ваш E-mail: Ваше сообщение:     Введите код: