Заметим, что создание вышеупомянутого совета в свое время анонсировалось с большой помпой в качестве зримого свидетельства движения по пути «стратегического партнерства», в рамках которого две страны могут решить практически любой вопрос. И вот сейчас мы наблюдаем гораздо большую сдержанность в оценках – стороны говорят лишь о многоплановом партнерстве. Данную формулировку при желании можно применить к отношениям России хоть с Америкой с ее системами ПРО по периметру российских границ, хоть с Катаром, демонстративно избивающим до полусмерти российского посла. Противоречия России с Турцией, в частности, по «сирийскому вопросу» пока оформляются в форме дипломатической пикировки. Так, секретарь Совета безопасности России Н. Патрушев в контексте возможного повторения в Сирии «ливийского сценария» констатировал «огромные амбиции» Турции, что, скорее всего, является признаком существенной обеспокоенности со стороны Москвы позицией, занятой недавним кандидатом в «стратегические союзники», который, заметим, полностью встал на позицию, прямо противоположную российской.
Разумеется, разногласия между сторонами по столь важному и принципиальному для российской дипломатии вопросу не могут не проецироваться и на другие регионы. Они сказываются, в частности, на процессе согласования позиций двух стран относительно происходящего вокруг Ирана или на Южном Кавказе, что непосредственным образом затрагивает интересы Армении и всех ее соседей, о чем мы еще скажем. А пока обратимся к экономической составляющей двусторонних отношений, «прагматизацию» которых выдавали (и сейчас выдают) за большое достижение. Действительно, турецкое руководство, грамотно воспользовавшись распадом СССР, разрывом кооперационных связей и обвалом многих отраслей промышленности России, Украины (включая и те, которые нельзя отнести к разряду особо высокотехнологичных), сумело обеспечить широкие рынки сбыта, выработав эффективные механизмы проникновения на внешние рынки и инвестирования в самых разных секторах. Стержнем российско-турецкого сотрудничества являются энергетика и туризм, а также строительно-подрядные работы, выполняемые турецкими компаниями в России. Важное место занимает также и торговля произведенными в Турции продуктами сельского хозяйства и товарами легкой и текстильной промышленности. По оценке посла Турции в РФ А. Сезгина, по состоянию на 2009 год в России работало около двух тысяч турецких фирм, а совокупная сумма инвестиций приблизилась к 7 миллиардам долларов. Турецкие подрядчики выполняют заказы на строительство объектов на территории России на общую сумму более 30 миллиардов долларов – 25% от объема работ, выполняемых турецкими строителями по всему миру. С 1992 года турецкие строительные фирмы выполнили заказы по всей России на фантастическую сумму – около 34 миллиардов долларов. При этом количество турецких компаний, зарабатывающих деньги в России, может быть и намного больше официально оглашаемых данных. По мнению многих специалистов, в отношениях с
Россией Турция преследует, прежде всего, собственные цели и интересы (что вполне логично, однако порождает вопросы относительно встречных намерений партнеров).
Данные относительно двустороннего товарооборота позволяют сделать малоутешительный вывод: если Турция выступает как поставщик промышленной продукции и продовольствия, то «специализацией» России являются энергоносители и полуфабрикаты при минимальной доле продукции машиностроения и высокотехнологичных отраслей. Среди объектов турецкого инвестирования, в частности – пивоваренные заводы, завод по производству стеклотары, сети торговых центров. Подобная ситуация вполне устраивает турецкую сторону, которая вряд ли выиграет в случае развития тех отраслей российской экономики, которые будут способны со временем потеснить турецкую продукцию на российском рынке. Не случайно решение о присоединении России к ВТО было встречено турецким бизнес-сообществом с большим энтузиазмом, что хорошо согласуется с негативными последствиями, которыми чреват этот шаг, прежде всего, для секторов российской экономики, способных потенциально составить конкуренцию туркам…
В вопросах поставок и транзита энергоносителей между двумя странами также существует немало противоречий и нерешенных проблем, являющихся предметом постоянных консультаций и непростых компромиссов. Так, в декабре Россия, несмотря на первоначальное отрицательное отношение к данной идее, предоставила Турции скидку на природный газ, что позволило предотвратить неприятные последствия для экономики этой страны. С другой стороны, полученное, наконец, Москвой под занавес ушедшего года согласие Анкары на проведение работ, связанных с прокладкой газопровода «Южный поток» через исключительную экономическую зону Турции на Черном море – вовсе не конец этой истории. Турция по-прежнему активно позиционирует себя в качестве газораспределительного «хаба», активно лоббируя альтернативные «Южному потоку» проекты по транзиту азербайджанского и центральноазиатского газа. При этом преследуются и политические цели, связанные с возможностью вступления Турции в Европейский союз, хотя здесь перспективы окутаны туманом неопределенности (впрочем, как и судьба самого ЕС). Кроме того, череда скандалов и несчастных случаев, связанных с пребыванием российских туристов в Анталье и других местах, негативно сказывается на туристической отрасли – еще одном «локомотиве» двусторонних отношений, приносящем немалые дивиденды в турецкую казну.
В сфере внешней политики «перезагрузка» отношений Анкары с Москвой стала одним из важных элементов широко разрекламированной, но, как показывает практика, мало соотносящейся с реальностью доктрины «ноль проблем с соседями». Председатель турецкого Института стратегического анализа Ясин Актай обращает внимание на важность двустороннего партнерства в контексте попыток построения однополярного мира при глобальном доминировании США, с чем, по его мнению, не согласны ни Россия, ни Турция: «Объединение усилий Москвы и Анкары важно с точки зрения построения новой, действительно демократической системы международных отношений». Между тем, реализовать свои региональные амбиции в состоянии конфликта с Вашингтоном – задача неподъемная не только для Турции, но и для гораздо более мощных государств. С другой стороны, партнерство с Америкой, последовательно реализующей свои планы по переформатированию Ближнего и Среднего Востока, мягко говоря, плохо сочетается с поддержанием конструктивного диалога с нынешними и будущими жертвами этого болезненного (а для многих – просто смертельного) процесса. Оно и происходит: отношения с Израилем, Сирией, Ираном, Ираком серьезно омрачены, и процесс этот далек от завершения. Так что «российская карта» будет использоваться турецкой дипломатией в сугубо конъюнктурных целях, в то время как в долгосрочной перспективе связи с США и НАТО, как минимум, не ослабнут – лишним доказательством чего является размещение инфраструктуры американской системы ПРО в провинции Малатия.
Активная дипломатия Турции, идущая «рука об руку» с наращиванием мощи вооруженных сил, при всех понятных издержках, дает ей дополнительные возможности, о чем никогда не следует забывать, помня об уроках как давней, так и недавней истории. Как известно, в первые годы после развала СССР в Турции полагали, что Россия также является государством, склонным к дезинтеграции, поощряли сепаратистские движения и апеллировали к национальной идентичности российских тюрок. Соответствующие подходы, хотя и редко озвучивались официально, все же находили свое отражение в политике Анкары по отношению к ряду регионов Северного Кавказа, Поволжья и причерноморских районов России.
В 2000-е годы, с относительным укреплением федеральной власти, ситуация несколько изменилась, да и претензии Турции на «руководящую и направляющую» роль на Кавказе и в Центральной Азии оказались несостоятельными. Однако Краснодарский край, а также Татарстан и некоторые другие регионы стали объектами пристального внимания турецких экономических структур, а также организаций, основной целью которых стало налаживание гуманитарных связей и распространение культурно-идеологического влияния. А в 2009 году на девятом саммите глав тюркских государств было объявлено о создании интеграционной организационной структуры тюркских государств – Совета сотрудничества тюркских государств (Тюркского совета) со штаб-квартирой в Стамбуле.
Все это сопровождалось и сопровождается (несмотря на известное снижение роли армии во внутриполитической жизни Турции) наращиванием численности вооруженных сил, улучшением качества подготовки кадров, увеличением финансирования научно-исследовательской деятельности, закупкой современных видов вооружений. Сравнение динамики развития военной организации Турции и России, к сожалению, не всегда в пользу последней, равно как и некоторые аспекты внешнеполитического курса, который непосредственно связан с внутриполитической динамикой, с ситуацией в сфере национальной безопасности. В этой связи стоит вспомнить заявление, сделанное президентом России 22 февраля 2011 года во Владикавказе о том, что «целый ряд государств, с которыми у нас есть даже дружеские отношения, тем не менее, вполне сопричастен к террору, который существует на Кавказе».
Необходимость мириться с подобным положением дел, как нам представляется, – лишь одно из следствий «партнерства поневоле», в котором по ряду позиций Россия все чаще выступает объективно более слабой и зависимой стороной. Есть и другие. Негативные трансформации военной составляющей Российского государства, в сочетании с вероятным в 2012 году затяжным политическим кризисом и движущимся на север ближневосточным «цунами», могут возродить у турецких правящих элит соблазн решить внутренние проблемы страны за счет внешней экспансии и очередного передела «русского наследства». Методы – вполне известные, и в сочетании с возможностями «информационного века» они могут дать определенный результат. В этой связи отсутствие четких ответов на существующие вызовы, недоговоренности и недомолвки порождают различные вопросы, создают негативный информационный (и даже эмоциональный) фон во внешнеполитическом диалоге между Россией и ее союзниками, в частности – в Армении.
Стоит еще раз подчеркнуть: и Россия, и Турция проходят непростые процессы внутриполитических трансформаций, сопровождаемых повышенным уровнем конфликтности. Происходящее не может не являться предметом пристального внимания и на Кавказе, и в Центральной Азии, и повсюду, где интересы двух стран соприкасаются непосредственным образом, характеризуясь сложными и противоречивыми форматами взаимодействия. В том числе – в форме поставок различных видов современных вооружений сторонам конфликтов. Что касается Армении, то, скажем, постоянно декларируемое стремление Анкары войти в Минскую группу ОБСЕ в контексте сообщений о наличии карабахского вопроса в повестке дня российско-турецкого внешнеполитического диалога (в котором превалирование аргументов Москвы отнюдь не очевидно) вызывает вполне понятные вопросы. Некоторое время тому назад, на пике эйфории после подписания Цюрихских протоколов (которые Россия поддержала), турецкие политики жестко связывали процесс нормализации армяно-турецких отношений с урегулированием карабахского конфликта на преимущественных условиях Азербайджана, в рамках которого Москве предлагалось оказывать давление на Ереван: «…Турция искренне желает нормализации отношений с соседней Арменией… армяне должны пройти часть своей дороги - начать освобождать оккупированные районы, которые они рассматривают в качестве «пояса безопасности»… Анкара считает, что наступила очередь сказать слово, прежде всего, России. На наш взгляд, Москва должна убедить Ереван в том, что выступает в роли гаранта его безопасности. Именно в этом главная суть нашей позиции, наше понимание того, как именно Россия может взять в свои руки инициативу по урегулированию карабахского конфликта» (председатель фракции правящей партии «Справедливость и развитие» в ВСНГ Турции С. Капусуз, 2010 г.). Турецкая сторона неоднократно заявляла, что рассматривает карабахскую проблему, как свою собственную, и будет продолжать держать ее в своей повестке дня. «Мы против продолжения действующего статус-кво на Кавказе», – утверждал министр иностранных дел А. Давутоглу.
Вряд ли за прошедшие два года позиция Турции претерпела изменения. История с «армяно-турецким переговорным процессом» вполне может быть реанимирована, и следующим логичным шагом в реализации этого сценария может стать новый взгляд на судьбу российской военной базы в Армении. Некоторые события на Южном Кавказе последнего времени (в частности, ситуация вокруг Южной Осетии на фоне резкой активизации США в отношении Грузии и Азербайджана) не добавили оптимизма тем, кто видит себя союзниками России на Кавказе. Очевидно, ответом скептикам стала серия официальных визитов представителей российского руководства в Армению с недвусмысленным акцентом на углубление сотрудничества в сфере безопасности. Так, стороны планируют выйти на подписание нового, более предметного соглашения о военно-техническом взаимодействии. Также станет усиливаться сотрудничество в сфере приграничной безопасности. На участках границ с Ираном и Турцией будут усовершенствованы инфраструктуры, что приведет к существенному улучшению уровня безопасности, в Армении будет создан совместный учебный центр переподготовки пограничников. Достигнута договоренность о создании армяно-российского совместного регионального Центра чрезвычайных ситуаций, а также совместных предприятий ВПК двух стран. Все это может иметь непосредственное отношение к вопросам укрепления стабильности не только на Южном Кавказе, но и на Ближнем Востоке, где позиция Турции во многом диктуется действиями США, взявшими курс на перманентное «раскачивание» региона.
Военно-техническое сотрудничество Москвы и Еревана является важным фактором, сдерживающим возможные попытки некоторых держав сыграть сценарий, предполагающий «контролируемый» рост напряженности вокруг Нагорного Карабаха. Попытки, в которых Турция, прочно вписанная в орбиту влияния США и НАТО, может играть пусть не главную, но важную роль.
По материалам: Ноев Ковчег
