СТРАНИЦЫ ОТЕЧЕСТВЕННОГО КАВКАЗОВЕДЕНИЯ (XVI). Этнографическое кавказоведение: основные направления, идеи, концепции
Публикации | 14.02.2012 | 00:00
8. ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
Источниковедение заняло весьма значительное место в кавказоведческих работах. Это естественно. Любое историко-этнографическое исследование опирается на определенный круг источников, использование которых возможно лишь после проведения соответствующих аналитических операций. При этом исследователь неизменно выступает как источниковед, применяя необходимый минимум методологических приемов этой отрасли знаний для достижения стоящих перед ним конкретных познавательных целей.
Первым кавказоведом, поставившим в своих исследованиях специфические источниковедческие проблемы, был Б.Е. Деген-Ковалевский. В 1936 г. он дал подробное описание традиционного сванского села (724). При этом автор подошел к изучаемому объекту не просто как к элементу материальной культуры, а как к возможному источнику для ряда интересных социологических выводов. В частности, в выделяемых им структурно-функциональных элементах сванского селения - жилые кварталы, квартальные площади для родовых сходов, общинные кладбища, общественная площадь для схода всей общины, общественная праздничная площадь, культовые места - Б.Е. Деген-Ковалевский увидел отражение определенных этапов развития сванской общины от архаических форм до начальных стадий феодализации. Этим был продемонстрирован один из возможных подходов к источниковедческой интерпретации объектов материальной культуры. Однако блестящая работа Б.Е. Деген-Ковалевского долгое время оставалась единственным примером подобного рода исследований.
В последующие десятилетия источниковедческая работа в кавказоведении практически не велась. Новое обращение к этой исследовательской проблематике относится лишь к 1950 г., когда Л.Б. Меликсет-Беков опубликовал перевод с армянского извлечений из труда М. Медичи «История Понта» (744). Эта работа пополнила русскоязычное кавказоведение весьма ценным и информативным источником. Его автор М. Медичи (Минас Бжишкян) - член конгрегации венецианских мхитаристов, совершил в первой трети XIXв. путешествие по кавказскому Причерноморью. В его труде содержатся сведения о лазах, гурийцах, мегрелах, абхазах, убы-хах, абазинах, адыгах, армянах (черкесогаях); описываются такие стороны бытовой культуры, как свадебные и похоронные обычаи, обычай гостеприимства, религиозные верования.
Большое значение имела начавшаяся в 1950-х годах работа по вовлечению в научный оборот огромного массива русскоязычных архивных документов. Их публикация, равно как и появление работ, основанных на этом виде источников, каждый раз давала в руки исследователей, с одной стороны, до того неизвестные объемы этнографической информации, с другой - указывала пути поиска новых источников. Собственно говоря, архивные изыскания советских этнографов были по существупродолжением замечательных традиций русского кавказоведения, давно оценившего научную значимость документальных материалов и имевшего ценнейший опыт из высокопрофессиональной публикации, примером чего может служить хотя бы издание «Актов, собранных Капказской археографической комиссией».
Советские ученые начали с введения в научный оборот важнейшего документального материала по обычному праву кабардинцев первой половины XIXв. (721). Продолжая традиции известных дореволюционных издателей адатов кавказских горцев - Ф.И. Леонтовича, И.Я. Сандрыгайло, А.В. Комарова и др., составитель и редактор «Материалов по обычному праву кабардинцев» В.К. Гарданов исходил из того, что адат-ные нормы, будучи основной формой социальной регуляции в традиционных обществах, являются одним из важнейших источников для изучения социально-экономических отношений, судоустройства и судопроизводства. Анализ обычноправовых текстов, вкупе с обширными комментариями, позволил В.К. Гарданову высказать ряд суждений как об особенностях обычного права кабардинцев, так и о социально-экономическом строе Кабарды вообще. По мнению исследователя, общественный строй кабардинцев характеризовался сложным переплетением патриархально-родовых, рабовладельческих и раннефеодальных отношений, а основное содержание обычного права сводилось к упорядочению и регламентации феодальных отношений в крае.
Ценным приобретением советского кавказоведения явилась публикация документов по этнографии народов Дагестана XVIII– XIXвв., обнаруженных в фондах ЦГВИА и изданных Х.-М.О. Хашаевым и М.О. Косвеном (М., 1957).
В конце 1950-х годов Л.И. Лавров опубликовал первое сообщение о сделанных им эпиграфических находках (734). Тогда вряд ли кто мог предположить, в том числе и автор публикации, что это лишь начало бсс-прецендетной в кавказоведении по масштабам и длительности работы. В течение трех десятилетий Л.И. Лавров собирал и изучал арабо-, персо-и турецкоязычные эпиграфические памятники Северного Кавказа и Дагестана. Вслед за первыми успехами последовали новые находки, обнаруживаемые Л.И.Лавровьш во время своих практически ежегодных экспедиций. Число находок множилось, а появлявшиеся время от времени публикации (735-738, 741, 742) лишь в малой степени способствовали их введению в научных оборот.
Тщательная систематизация, перевод, публикация и анализ всех выявленных к тому времени эпиграфических текстов были осуществлены Л.И. Лавровым в его известном труде «Эпиграфические памятники Северного Кавказа», первые два тома которого вышли в 19ЬО-х годах. Значение этой работы в том, что впервые эпиграфический материал был поставлен в один ряд с важнейшими источниками по исторической этнографии народов Кавказа. Определяя познавательные возможности этого вида источников, Л.И. Лавров указывает, что практически полное отсутствие в надписях на камнях, утвари, тканях, оружии и пр. позднейших интерполяций дает им огромное преимущество подлинника, избавляет от необходимости восстановления первоначального текста. Тяжелые каменные блоки и плиты с надписями довольно сложно транспортировать. Поэтому места их находок обычно совпадают с первоначальным местонахождением либо находятся от него в непосредственной близости. Это также рассматривается Л.И. Лавровым как важное достоинство данного вида источников.
Проведенный Л.И. Лавровым анализ эпиграфических памятников раскрывает достаточно широкий круг решаемых с их помощью проблем. К ним относятся установление направлений этнических переселений, уточнение структуры феодального общества северокавказских народов, форм землепользования, функционирование сельской общины джамаата, традиционных социальных институтов и др. Надписи содержат сведения, которые беднее представлены в письменных источниках: даты смерти исторических лиц, имена их предков, строителей и пр. По наблюдениям Л.И Лаврова, часто надписи сообщают о важных политических событиях и видных деятелях, известия о которых почему-либо не попали на страницы других письменных документов. Это еще больше повышает значение эпиграфических материалов как источника по истории и этнографии народов Кавказа.
В ряде работ 1960-х годов дана характеристика познавательных возможностей различных категорий источников. В.К. Гарданов сделал это на примере обычного права (722), которое считает главнейшим, а подчас единственным источником для характеристики социальных отношений у народов Северного Кавказа, в особенности XVIII-XIXвв. Анализ обычно-правового материала, как показал В.К. Гарданов, может дать самую разнообразную информацию. Она касается регламентации феодальной экcплуатации крестьян, прав и обязанностей различных категорий феодально зависимых сословий, ярко показывает феодализацию традиционных социальных институтов. Материалы обычного права свидетельствуют, что у большинства народов региона господствующими были феодальные отношения, опутанные сетью патриархально-родовых пережитков, а общество уже давно раскололось на два антагонистических класса – патриархально-феодальную знать и крестьян.
Принципы использования в этнографических исследованиях семьи и семейного быта такого богатого статистического источника, как материалы загсов, продемонстрировала А.Г. Трофимова (753). Сопоставительный анализ данных по одному из промышленных районов г. Баку представил картину динамики национального и социального аспектов браков за ряд лет. Сосредоточив внимание на этих двух показателях, А.Г. Трофимова в то же врямя отмечает широкие возможности анализируемого источника, которые могут дать сведения о возрасте брачующихся, повторности браков и др. А.Г. Трофимова также указала, что при всей ценности статистических сведений отделов загсов исследователь должен располагать и полевыми материалами, так как документация загсов не всегда отражает фактическое состояние семейно-брачных отношений, что особенно было характерно для 1920- 1930-х годов.
Источниковедческая работа в 1960-х годах велась еще по одному очень важному направлению. Началась планомерная публикация переводов западноевропейских авторов, что значительно расширило базу кавказо-ведческих исследований. В этом отношении обращает на себя внимание сборник «Осетины глазами русских и иностранных путешественников XIII-XIXвв.» Аналогичная работа продолжалась ив дальнейшем; так, 1970-е годы ознаменовались выходом в свет замечательного издания «Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIXвв.» (720). Составителем сборника, редактором, автором введения и вступительных статей к переводам выступил В.К. Гарданов.
1970-е годы оказались весьма плодотворными для кавказоведческого источниковедения. Речь идет не о количестве публикаций, сколько о новаторской направленности исследовательского поиска, огромном значении научных выводов. Внимание кавказоведов было вновь обращено на важность обращения к архивным фондам. В частности, Е.Н. Студенецкая указала на архивные документы как на еще не реализованный источник изучения материальной культуры (748). Автор дал характеристику различных категорий архивных фондов: музейной документации, экспедиционных отчетов, личных фондов, фотоматериалов и др. Е.Н. Студенецкая особо останавливается на такой категории архивных материалов, как описи имущества. Анализируя конкретный материал этого рода, относящийся к народам Северо-Западного Кавказа XIX в., Е.Н. Студенецкая выделяет содержащиеся в них сведения по жилищу и хозяйственным постройкам, домашней утвари, мебели, средствам передвижения, сельскохозяйственным орудиям, предметам декоративно-прикладного искусства, одежде.
Большой резонанс имела работа Н.Г. Волковой, выделившей изобразительные материалы в качестве самостоятельного информативного источника (715). Значение изобразительных материалов в этом качестве заключается, по мнению автора, в том, что они дают наглядное и образное представление об объекте, превосходя иногда самые полные и пространные описания. В то же время Н.Г. Волкова указывает на обусловленные спецификой источника пределы исследовательской интерпретации изобразительного материала, отмечая, что в подобной ситуации на помощь должна прийти корректировка письменными, археологическими и этнографическими свидетельствами.
Анализируя далее источниковые возможности иллюстраций, гравюр и т.п., Н.Г. Волкова отмечает, что не все стороны быта и культуры народов Кавказа с одинаковой полнотой нашли в них отражение. Наиболее распространенные сюжеты – это типы кавказских народов в национальной одежде, виды населенных пунктов, жилище; слабое отражение получили хозяйство, средства передвижения.
Источниковедческие исследования Н.Г. Волковой коснулись еще одного аспекта. Ею, в частности, было показано, сколь значимая этнографическая информация содержится в статейных списках русских посольств XVI-XVII вв., отправлявшихся с дипломатическими миссиями на Кавказ (717). Сведения, извлеченные автором hjанализируемого источника, разнообразны: историческая этнонимия и топонимия, позволяющие судить об этнических границах и исторической географии региона, сведения о сельских и городских населенных пунктах, реках и способах их хозяйственного использования, о численности населения, политических взаимоотношениях в регионе, социальном строе, различных сторонах бытовой культуры.
Выше говорилось об исследованиях Б.Е. Деген-Ковалевского, который сумел извлечь социологическую информацию, анализируя один из объектов материальной культуры. Как оказалось, эти сведения можно использовать и для получения «побочной» информации другого рода. Так, В.П. Кобычев показал, что старые культовые сооружения Северного Кавказа служат ценным источником по истории жилища (730). Свое утверждение В.П. Кобычев строит на том, что вследствие консервативности культовой архитектуры последняя долго сохраняет исчезнувшие формы гражданского зодчества. Сопоставление обследованных культовых объектов с письменными и археологическими свидетельствами позволило автору выстроить последовательный типологический ряд исторического развития кавказского жилища, начиная от древнейших типов пещерных и полуподземных жилищ до сооружений наземных типов.
Интересный источниковедческий подход продемонстрировала Е.Н. Студенецкая, которая рассмотрела узорные войлоки - эти хорошо известные предметы материального быта народов Кавказа - в качестве возможного дополнительного источника по проблемам этногенеза и культурно-историческим связям региона (750). Опираясь на технологию изготовления войлоков, автор усматривает монгольское наследие в приеме простегивания кошм у калмыков и ногайцев. Аппликативные войлоки балкарцев, карачаевцев и ногайцев свидетельствуют, по мнению Е.Н. Студенецкой, о кипчакском вкладе в этногенез этих народов. Кумыкские войлоки, сочетающие технологию, типичную для тюрков Азии, с орнаментацией, свойственной народам Дагестана, подтверждают устоявшееся в науке мнение о тюркизации местных восточнокавказских племен. Наличие у народов Кавказа сходной технологии войлочного производства Е.Н. Студенецкая объясняет этнокультурными взаимовли-яними.
Новые исследовательские направления стал развивать в 1970-х годах Г.В. Цулая. В эти годы появились его первые работы по антропонимическому источниковедению (764), но главное в том, что работами Г.В. Цулая источниковая база этнографического кавказоведения пополнилась первоклассными переводами памятников средневековой грузинской исторической мысли. У Г.В. Цулая в ряде случаев были предшественники, однако осуществленные им переводы сохраняют приоритетное значение вследствие качественного нового уровня их выполнения.
Публикацией «Жизнь картилийских царей», приписываемой историку XIв. Леонти Мровели, Г.В. Цулая представил русскоязычному читателю перевод сочинения, которым открываются все известные списки средневекового грузинского летописного свода «Картлис цховреба» (761). Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана дают широкую панораму этносоциальной жизни региона периода раннего средневековья, политических и культурных взаимоотношений грузин с окружавшими их народами. Анализ сочинения Мровели позволил Г.В. Цулая проследить еще одну повествовательную линию: под фольклорно-мифологическими наслоениями источника увидеть реальные представления автора о путях формирования и ранних этапах развития древнегрузинского этноса.
Вслед за «Жизнью картлийских царей» последовали новые переводы грузинских исторических сочинений. В 1982 г. Г.В. Цулая издал «Летопись Картли» – в памятник XII в., повествующий об истории политического объединения Грузии, а в 1986 г. вышел перевод сочинения историка XIв. Джуаншера Джуаншериани «Жизнь Вахтанга Горгасала» (760), в котором за описанием жизнедеятельности грузинского царя Vв. и исторических событий того времени на Северном Кавказе и в Закавказье явственно вырисовываются общественно-политические тенденции эпохи, современной автору.
Отметим и другие публикации Г.В. Цулая. Им было проанализировано «Житие святой Нины» - одно из самых сложных по составу произведений древнегрузинской литературы VIIв. (758). В соответствии с культурно-политическими задачами того времени источник излагает историю православия в Грузии, дает ценные сведения о процессе распространения христианства из Грузии на Северный Кавказ и в западные области Кавказской Албании. Переведенные Г.В.Цулая извлечения из анонимного «Хронографа» XIVв. (756) касаются различных сторон взаимоотношений ряда этнополитических образований Кавказа с Грузией в период монгольского господства. Г.В. Цулая считает, что автор «Хронографа» является родоначальником реалистического направления в средневековой грузинской исторической мысли, в силу чего сведения, сообщаемые источником, приобретает особую ценность.
Издания, подготовленные Г.В. Цулая, отвечают самым высоким требованиям. Каждое снабжено предисловием, в котором раскрываются исторический, социальный и идеологический фон памятников. Вкупе с обширными комментариями, несущими значительный исследовательскийзаряд, это весомый научный вклад в изучение этнокультурной истории Грузии и всего Кавказа. Однако в работах Г.В. Цулая присутствует еще один - собственно источниковедческий аспект. В его исследованиях решаются такие проблемы, как определение места изучаемых памятников в истории грузинского летописания, их атрибуция, критическое толкование отдельных частей, определение литературных предшественников и первоисточников и др. Не выходя в целом за кавказоведческие рамки, эта сторона исследования Г.В. Цулая может рассматриваться как существенный вклад в методологию источниковедения.
Одновременно продолжались исследования Г.В. Цулая в области антропонимического источниковедения. Его работа «Отрок Шарукан Атрака Шараганидзе» (764) окончательно ввела антропонимический материал в круг важнейших источников по исторической этнографии народов Кавказа. Анализируя обширный антропонимический репертуар грузинских письменных источников, Г.В. Цулая проследил, в частности, за длительными , полуторатысячелетними контактами грузин с соседними северокавказскими и переднеазиатскими регионами, выделил в грузинской антропонимии следы имевших место культурно-исторических влияний.
В русле антропонимического источниковедения выполнена и работа В.А. Никонова, который обратился к историко-этнографическому анализу грузинских фамилий. По частотному соотношению фамильных наименований автор выделил на территории Грузии 12 достаточно четко очерченных зон. По мнению В.А. Никонова, углубленное изучение этого материала позволит сделать вывод по ряду проблем, касающихся этногенетического и этносоциального развития грузинского этноса (745).
Завершая разговор об основных направлениях источниковедческих исследований кавказоведов последнего времени, следует указать на большую работу Н.Г. Волковой, в которой она обратила внимание специалистов на малоизвестный, но ценный источник для характеристики хозяйственного и материального быта народов Кавказа последний четверти XIXв. Это многотомное издание «Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края» (716). Уникальность издания автор видит в предельно широком охвате разнообразных тем, использовании составителями массовых, в частности статистических данных. На конкретных примерах Н.Г. Волкова демонстрирует источниковые возможности «Материалов». Они дают возможность судить о хозяйственно-культурных типах, сложившихся у народов Кавказа, этническом составе населения и его формировании, этнокультурных контактах и этнических процессах; достаточно обширны сведения по материальной культуре: о поселениях, жилище, одежде, пище. В «Материалах» можно почерпнуть данные о брачно-семейных обычаях, традиционных социальных институтах, формах проведения досуга, религиозном состоянии населения региона и о ряде других вопросов.
Подводя итоги, можно отметить, что источниковедческая проблематика затрагивалась по трем направлениям: 1) публикация источников (нарративных, вещественных, иллюстративных и др.); 2) анализ конкретного источника либо шире - вида источников с точки зрения содержащейся в них этнографической информации; 3) поиск и выявление принципиально новых видов источников, могущих оказать помощь в кавказо-ведческих исследованиях. Данная классификация достаточно условна, так как в ряде случаев отмеченные уровни источниковедческого исследования пересекались. Так, публикация источника, как правило, сопровождалась его анализом, а выявление новых видов источников становилось одновременно демонстрацией их познавательных возможностей. Однако именно эти направления являются наиболее характерными для источниковедческих работ в области этнографического кавказоведения.
Хочется надеяться, что традиции источниковедческих исследований будут продолжены, так как изыскание и введение в научный оборот новых видов источников, равно как и теоретико-методологическое осмысление их эвристических возможностей, никогда не потеряют своей актуальности.
советское кавказоведение
