Историография, историческая память адыгов о Кавказской войне XIX в. и современные политические провокаторы
Публикации | Валентина ПАТРАКОВА, Виктор ЧЕРНОУС | 23.12.2011 | 17:17
Память народов, историческое сознание (профессиональное и обыденное) важнейший и системнообразующий элемент самоидентификации, определяющий место этноса, этнофора в государстве и мире. Особенность Северного Кавказа в том, что историческая память носит не только мемориальный характер, но в значительно большей степени, чем у других народов актуализирована и переживается как фактор современности.
Реактуализация современной исторической памяти и историографии адыгских народов связана с самоубийством СССР и кризисом идентичности, который охватил Российскую Федерацию. Центробежные силы, этноцентризм стали доминирующим фактором социального развития в начале 90-х гг. ХХ в. На смену интернационалистскому советскому мифу, в основе которого лежала абсолютизация реальных процессов прогрессивного взаимодействия и взаимовлияния народов в социально-экономической, революционной, культурной сферах, в перспективе построения коммунизма пришли этноцентричные мифы о собственной этнической исключительности, великом прошлом и необходимости свести счеты с окружающими народами за реальные или мнимые обиды прошлого. Началась война историй, точнее исторических политических мифов, которые создавали предпосылки для легитимации региональных этнократических режимов и обоснования сепаратистских проектов (1).
Одной из таких проблем на стыке исторического и политического в начале 90-х гг. ХХ в. стал «адыгский» или «черкесский» вопрос как один из факторов этнической мобилизации и консолидации адыгейцев, кабардинцев и черкесов в одну адыгскую (самоназвание) этнонацию, а вместе с черкесской диаспорой во всемирную черкесскую (экзоэтноним) нацию.
В научном дискурсе «черкесский вопрос» – это проблемы происхождения, этногенеза адыгов, вклада в кавказскую и мировую культуру и историю, переоценка русско-адыгских и в целом русско-кавказских отношений и др. Системнообразующим фактором в «новом» прочтении истории адыгов становится Кавказская война (1818-1864) и как следствие мухаджирство большей части адыгов, а также некоторых других народов и этнических групп в единоверную Османскую империю. Актуализация этих проблем проходит в контексте демонизации роли России в истории Кавказа. Отчасти это определялось процессами суверенизации, иногда на грани сепаратизма и, как почти всегда при формировании мобилизующего этнополитического мифа, конструирование комплекса жертвы на фоне великого прошлого, отчасти, вытекало из односторонности советской историографии.
Советские историки, находились под идеологическим контролем, исходили из концепции «добровольного вхождения народов Кавказа в состав России и дружбы навек». Основное внимание уделяли проблемам поступательного сближения народов в различных сферах жизни, особенно в революционном движении, совместной борьбе с внешними врагами и в значительно меньшей степени – болезненным периодам и событиям истории Северного Кавказа (не только русско-кавказским, но и борьбе между кавказскими народами). Это не означает, что темы были под тотальным запретом: редко, но публиковались статьи, особо следует выделить фундаментальный труд Г.А. Дзидзария (2).
В тоже время показательна ситуация, сложившаяся вокруг подготовки к печати в конце 80х годов ХХ в. монографии А.Х. Касумова, которая составила основу его докторской диссертации (3). Рукопись монографии получила несколько положительных рецензий известных кавказоведов, но по настоятельной рекомендации известного узбекского специалиста по межнациональным отношениям д.ф.н., проф. К.Х. Ханазарова цензоры дали «добро» на печатание книги, но без глав о переселении горцев, хотя тексты были подготовлены взвешено, в духе времени раскрывали ситуацию во всей ее сложности и противоречивости. Около двух лет велась переписка в поддержку автора акад. А.Л. Нарочницким, чл.-корр. АНСССР Ю.А. Ждановым, проф. В.Г. Гаджиевым и др., но от публикации полной версии книги пришлось отказаться.
Книга вышла в начале 1989 г., когда уже развернулась политизация истории Кавказской войны и мухаджирства, поэтому А.Х. Касумова несправедливо упрекали в отстраненности от темы переселения горцев. На крупной Всесоюзной научно-практической конференции в Нальчике «Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства» (октябрь, 1990) в ряде докладов жертвы адыгов в ходе войны и мухаджирство были определены как геноцид. В 1992 г. изъятые главы монографии А.Х. Касумова были опубликованы в переработанном виде и вне контекста всей работы имели значительный резонанс – Касумов А.Х., Касумов Х.А. Геноцид адыгов (Нальчик, 1992).
В начале 90-х гг. ХХ в. научный дискурс по проблемам Кавказской войны и мухаджирства фактически оказался подменен политико-идеологической борьбой. Парламенты Кабардино-Балкарии (1992) и Адыгеи (1996) приняли акты, признающие трагическую страницу истории адыгских народов геноцидом, появляется термин «русско-кавказская война». С этого времени идут «исторические войны» условно между значительной частью адыгских историков и некоторых преимущественно либеральных историков, отстаивающих концепцию геноцида, с одной стороны, и остальной частью исторического цеха, считающей невозможным применение политико-правового термина середины ХХ в. к реалиям XIX в., тем более считать политику Российской империи на Кавказе как последовательную и целенаправленную деятельность, направленную на физическое уничтожение горцев или «зачистку» Кавказа от местных народов.
Полемика по этим вопросам не прекращается по сей день. Ученые разбились на своего рода профессиональные «тусовки» и обвиняют в научных работах, на конференциях друг друга во всевозможных идеологических грехах, хотя эмоциональность полемики в значительной степени спала. Между крайними полюсами оппонентов достаточно много переходных и компромиссных подходов, конструктивных идей. Поэтому нам удалось провести на страницах одного из самых авторитетных интеграционных изданий в регионе ж. «Научная мысль Кавказа» заочный круглый стол по данной проблематике (4), который показал, что настало время, сложились условия для перехода от безапелляционной полемики к конструктивному диалогу между различными научными школами на Северном Кавказе.
В ходе такой дискуссии необходимо восстановить источниковедческую культуру, которая во многом утрачена в последние два десятилетия. Научная критика источников, системное отношение к фактам и событиям, содержащимся в них позволит сделать аргументированные и объективные выводы вместо навешивания друг на друга политических ярлыков. Не менее важно уточнение основных понятий, консенсус по их употреблению применительно к 1-й половине XIX в.: Кавказская война или Кавказские войны, кризис обществ Северного Кавказа или поступательный процесс интеграции региона и народов в состав Российской империи на фоне не связанных одной войной военных столкновений и др. Эти точки зрения высказаны, но что называется «в своем кругу» и нуждаются в прямом обсуждении. С уверенностью можно утверждать лишь, что термин «русско-кавказская война», как это неоднократно отмечалось в литературе и материалах научных конференций не отражает существа событий конца XVIII – 60-х гг. XIX в. на Кавказе. Войска империи активно поддерживали и играли большую роль в администрации на Кавказе грузины, армяне представители народов Северного Кавказа, в том числе адыги. Многие участники событий переходили с одной стороны на другую и не один раз.
Отсюда вытекают и другие вопросы: каков характер борьбы горцев, их социальный состав: антифеодальный и антиколониальный? Освободительный? Или противостояние за гегемонию на Кавказе империи с имаматом? Военные действия на Кавказе это завершающий этап присоединения Северного Кавказа или уже внутренние события Российской империи? Каково современное понимание колониализма и колонизации? В чем особенности Российской империи, была ли она классической колониальной империей или в каком смысле можно использовать такую дефиницию? Эти и многие другие вопросы получают различные ответы в научных работах, но нет методологически адекватных и фактологически (если брать всю совокупность фактов) обоснованных системных интерпретаций истории российско-кавказских отношений.
В строго научном плане, на наш взгляд, термин «геноцид» применительно к жертвам адыгских народов в XIX в. не может быть использован. Все кто занимаются историей кавказской политики Российской империи знают, что она не была последовательной, тем более геноциидальной, она была противоречивой, осуществлялась методом проб и ошибок, поиском силовых и мирных путей освоения Северного Кавказа. Слом цивилизационно-культурной жизни, человеческие жертвы и исход в Османскую империю это, безусловно, трагедия адыгских и других народов, следствие борьбы за Кавказ между Англией, Османской империей, Францией и Российской империей, на каждой из которых как и на части адыгской элиты лежит своя доля ответственности. Но в политико-правовом смысле данные события не могут быть квалифицированы как геноцид и нет никаких оснований считать это утверждение оскорблением памяти жертв Кавказской войны. Другое дело, что термин «геноцид» часто используется публицистично как своего рода обвинительный ярлык за гибель мирного населения: геноцид сербов или албанцев, геноцид казачества, геноцид русских, балкарцев и других в ходе реформ 90-х гг. и т.д. В таком расширительном смысле вся история человечества предстает как бесконечный геноцид, не даром классик называл насилие повивальной бабкой истории.
Но нет сомнений, что эту трагическую страницу нашей общей истории нельзя замалчивать. Она должна тщательно изучаться. За бьющими через край эмоциями в некоторых исследованиях остается не ясным численность адыгов в конце XVIII в., их катастрофические потери в ходе массовых эпидемий начала XIX в., военных действий и мухаджирства. Цифры разнятся на порядок и более, у иных авторов число мухаджиров превышает суммарную численность адыгских этнических групп в 1 пол. XIX в. Включение в научный оборот турецких архивов позволяет уточнить многие факты, цели и последствия политики Англии и Турции на Кавказе.
В этом контексте Российская политика также может быть показана объективно без демонизации, но и без ненужной идеализации. Следует принять как аксиому, что среди профессиональных историков практически нет кавказафобов, с одной стороны, и идеологов адыгского сепаратизма, с другой стороны. Есть разные подходы к методологии и пониманию исторических событий XIX в.
Таким образом, в научном дискурсе «черкесский вопрос» - это масса сугубо академических вопросов, которые нуждаются в широком, не политизированном обсуждении кавказоведами, не замыкаясь в своих группах по «интересам». К сожалению, СКНЦ ВШ ЮФУ, как он делал это в 70-80-х гг. прошлого века, в настоящее время не обладает необходимыми ресурсами для координации кавказоведения, прекратился созыв Съездов кавказоведов, инициированных Ю.А. Ждановым в 1999 г. Роль инициатора научных дискуссий могло бы взять на себе по мере развития «Научное общество Кавказоведов» (2010) или Южный научный центр РАН. Время собирать камни давно пришло.
Но, как отмечалось, у «черкесского вопроса» есть политическое измерение. Это конструирование с опорой на гуманитарные науки, особенно историю, единого адыгского народа (насколько удачно - покажут результаты переписи 2011) и на этой основе изменение административно-территориального устройства Северного Кавказа, создание единого адыгского субъекта Российской Федерации и государственная поддержка репатриации потомков адыгских мухаджиров. Пока данная этномобилизирующая идея, серьезной ресурсной, регионоведческой, этнологической и правовой проработки не имеет, а вот риски для социально-политической ситуации содержит серьезные.
Политический адыгоцентризм не является чем-то уникальным, он стоит в ряду других этноцентричных проектов на Северном Кавказе. Речь идет о создании новых субъектов на моноэтнической основе (по существу этнических кантонов) карачаево-балкарского, ногайского, казачьего или русского (славянского) и т.д. В известной степени толчок появлению этих пока маргинальных проектов дал кризис и не во всем просчитанное решение о создании СКФО (5), которое было воспринято, как стремление административно разделить родственные народы (Республика Адыгея и Краснодарский край остались в составе ЮФО). Что же касается потенциального сепаратизма программ некоторых адыгских организаций, то они являются маргинальными, не имеют серьезного влияния на адыгов. Преодоление политического этноцентризма возможно только на основе развития реинтеграционных процессов и целенаправленного формирования общероссийской идентичности, в том числе через систему образования, большую согласованность учебных пособий – федеральных и региональных по гуманитарным наукам и особенно истории. Важно провести гуманитарную реабилитацию болезненных проблем исторической памяти и этнического сознания адыгов (как и других народов России), деактуализировать и деполитизировать их, сделать упор на становление взаимопонимания и интеграцию, на уважение воинской доблести противоборствовавших сторон, создавать общее символическое пространство (например, памятник «Всем погибшим в Кавказских войнах»), а не увлекаться политизированными переименованиям улиц, населенных пунктов или противопоставлением памятников друг другу в разных регионах, как своего рода войну мемориалов. Здесь важна взвешенная определенность позиции самого государства по данным проблемам и конкретные шаги по решению реально существующих проблем у адыгских и других народов Северного Кавказа и России в целом.
И, наконец, «черкесский вопрос» в последние два года получил новый импульс, но уже исключительно как форма информационной атаки на имидж Российской Федерации и попытку создать угрозу срыва Зимних Олимпийских игр в 2014 г. в Сочи. Новая ипостась «черкесского вопроса» связана с деятельностью режима М. Саакашвили в Грузии после полного фиаско его военной авантюры в Южной Осетии. Надо отдать должное нашим заклятым «друзьям», делают свою работу они достаточно профессионально, используя просчеты кавказской политики России, запоздалые реактивные ответы с российской стороны. Среди этих шагов создание в парламенте Грузии в конце 2009 г. «Группы дружбы с парламентами Северного Кавказа», которая после создания СКФО попыталась (без успеха) минуя федеральный центр наладить связи с региональными законодательными собраниями. Более удачным оказалось введение безвизового режима для посещения Грузии жителями СКФО и создания Тбилиси образа метрополитена Кавказа. Важным информационным ресурсом стало создание телевизионного канала «Первый кавказский», ориентированного на работу с Северным Кавказом. Не менее важны проводимые в Грузии, США и других странах конференции с участием малозначительных фигур адыгских движений, попытки объединять русофобски настроенных кавказоведов. В результате в виртуальном пространстве сформировался крайне политизированный «черкесский вопрос», в котором отмеченные исторические проблемы XIX в. лежат в обосновании возможных сепаратистских проектов и основание для попыток срыва Сочинской Олимпиады. Созданный грузинскими политтехнологами образ «черкесского вопроса» далек от исторических реалий, исторической памяти современных адыгейцев, кабардинцев и черкесов, абсолютное большинство которых не склоны возлагать всю ответственность за события XIX в. на Россию и тем более выступать против Олимпиады в Сочи. Однако, в информационной войне реальность и рациональные аргументы не играют определяющей роли. Парламент Грузии признал геноцид адыгов, переведя «черкесский вопрос» на новый, международный уровень. Цинизм решения Парламента Грузии не может не вызывать удивления, т.к. грузинская милиция и дворянство были активными участниками подавления движения горцев, а грузины в кавказской администрации своей коррумпированностью и злоупотреблениями провоцировали новые восстания (6). В этой сфере противодействие информационным атакам необходимо строить на основе информационных технологий (к чему мы явно не готовы в достаточной мере), а не наивно пытаться переубедить бойцов идеологического фронта научными аргументами (7).
Другое дело, что внутри страны нам нужно найти в контексте общей исторической судьбы и уважения друг друга, соответствующих научных позиций консенсус по сложным и болезненным проблемам истории и современности. Без этого невозможно сформировать общероссийскую социокультурную идентичность и отразить атаки на крупнейший объединяющий проект – Олимпиада в Сочи. Деконструкции политической мифологии вокруг Олимпиады, попыткам дискредитировать и сорвать ее посвящен данный сборник научных статей. В его состав вошли, наряду с известными авторами нашей серии, некоторые статьи (Г.С. Авакян, А.А. Епифанцев, О. Малышко, Р. Мелконян), размещенные на сайте «Научного общества кавказоведов» – www.kavkazoved.info.
Патракова Валентина Фирсовна – доцент исторического факультета Южного федерального университета
Черноус Виктор Владимирович – к.полит.н., профессор, директор Центра системного региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН
Источник: Зимние Олимпийские игры 2014 в Сочи в фокусе информационных атак. Южнороссийское обозрение. Выпуск 69. Сборник научных статей. Ответственный редактор В.В. Черноус. Москва - Ростов-на-Дону. Социально-гуманитарные знания. 2011
__________________________
(1) См.: Кузнецов В.А., Чеченов И.М. История и национальное самосознание. Пятигорск. 1998, Реальность исторических мифов. М., 2000, Политическая мифология и историческая наука на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение ЦСРИ и П ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. Вып. 24. Р н/Д., 2004, Актуальные и дискуссионные проблемы истории Северного Кавказа / Там же. Вып. 45. Р н/Д., 2007 и др.
(2) Дзидзария Г.А. Махаджирство и проблемы истории Абхазии XIX столетия. Сухуми. 1975 (2-е доп. издание – 1982).
(3) Касумов А.Х. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международные отношения XIX века. Отв. ред. А.Л. Нарогницкий. Изд. РГУ. 1989.
(4) Круглый стол «Проблемы Кавказской войны в новейшей литературе», (Ростов н/Д, апрель 2007) // Научная мысль Кавказа». 2007, № 2: Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. Москва-Майкоп, 2010 и др.
(5)Черноус В.В. Административно-территориальный фактор трансформации региональной идентичности на Юге России // Южно-российский форум: экономика, социология, политология, социально-экономическая география.2010, №1.
(6) Айтберов Т.М., Дадаев Ю.Ч., Омаров Х.А. Восстания дагестанцев и чеченцев в послешамилевскую эпоху и имамат 1879 г. Кн. 1. Мах., 2001. С. 8.
(7) Наиболее системно информационная война режима М. Саакашвили против России представлена в брошюре В.Н. Рябцева. Разыгрывание Грузией «черкесской карты» в контексте новой политики на Кавказе // www.kavkazoved.info.
историография Россия черкесы этничность / этнополитика
