Северный Кавказ в контексте безопасности черноморско-каспийского региона: международные факторы
МЕРОПРИЯТИЯ | ПОПУЛЯРНОЕ | Иван СУХОВ | 17.12.2011 | 00:08
Актуализация
Северный Кавказ (далее СК) – один из важнейших регионов черноморско-каспийского пространства и одновременно один из самых проблематичных с точки зрения политической нестабильности регионов Европы. В силу того, что международное сообщество в целом привыкло рассматривать процессы, происходящие там процессы как внутренне дело России, представления об этих процессах часто являются довольно смутными. Между тем, Северный Кавказ (а после августа 2008 года в это географическое понятие могут быть в политическом смысле включены также Абхазия и Южная Осетия) является и в большей мере будет являться в будущем источником проблем с безопасностью для всех прилежащих регионов от Казахстана до Украины. Широкое поле этих проблем настоятельно требует увеличения степени международной вовлеченности в процессы, происходящие на Северном Кавказе.
Важнейшие вызовы, с которыми на СК сталкивается российское правительство
Северный Кавказ – географический регион, протянувшийся на 1200 километров от Таманского полуострова на северо-западе до устьев реки Самур на границе Дагестана и Азербайджана. Это одна из самых сложных в России территорий с точки зрения ее конфессионального и этнического устройства. Регион Северного Кавказа отличается высокой степенью политической нестабильности и террористической опасности, он относится к числу весьма неблагополучных в социально-экономическом отношении субъектов Российской Федерации. Россия тратит только на поддержание регионов, входящих в состав Северо-Кавказского федерального округа (Ставропольский край, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Ингушетия, Чечня) около 180 млрд рублей в год (эквивалент 6 млрд долларов), причем уровень дотационности этих регионов доходит до 89%. Регионы Северного Кавказа являются очагами высокой демографической активности, выделяющимися на фоне общей демографически депрессивной картины РФ. Это обстоятельство приводит к постоянному избытку незанятых рабочих рук и как следствие широкой миграции во внутренние регионы России и даже частичной колонизации прилегающих к СК областей. Поскольку за последние 20 лет на Северном Кавказе – в том числе, в результате двух войн в Чечне -- в значительной мере оказалась разрушена социальная инфраструктура и нарушены схемы социализации молодежи, -- миграционный поток обладает резкой культурно отличительностью от коренного населения принимающих регионов. Это ведет к межэтническим конфликтам уже за пределами СК и постепенному формированию в России социального заказа на отделение СК. Этот мотив очевидным образом присутствовал в политической кампании, предшествовавшей выборам российской Государственной Думы шестого созыва и будет, вероятно, только усиливаться, поскольку никаких мер для смягчения растущей напряженности власти страны реально не предпринимают, ограничиваясь только риторикой о необходимости формирования общего гражданского самосознания. Этот рост конфликтности между населением СК и остальной части РФ, внутри которой формируется социальный заказ на отделение Кавказа, -- на сегодняшний день главная проблема российской кавказской политики, носящая общенациональный, а не локальный характер.
Второй существенный вызов – это обеспечение стабильности и безопасности на самом СК, с чем у федерального правительства из года в год сохраняются проблемы. СК – огромное конфликтное поле. Во-первых, на пространстве от Каспийского до Черного моря сохраняются несколько классических этнических конфликтов в разных фазах, которые являются источником нестабильности как в настоящее время, так и в перспективе. Наиболее важны проблемы
- разделенных российско-азербайджанской границей этносов Дагестана,
- конфликта горных и равнинных этносов Дагестана вокруг территорий отгонного земледелия,
- претензии Чечни на ряд административных районов в Дагестане и Ингушетии,
- осетино-ингушский конфликт в Пригородном районе Северной Осетии,
- конфликт между карачаево-балкарским и кабардино-черкесским населением КБР и КЧР, тесно связанный с так называемым черкесским вопросом (темой геноцида абхазо-адыгских этносов в Российской Империи в ходе Большой Кавказской войны, которая приобретает международный резонанс в преддверии Олимпиады в Сочи, совпадающей со 150-летием окончания покорения Кавказа).
Во-вторых, проблемой кавказской политики России является жестокий внутриконфессиональный конфликт в кавказском исламе. С конца 1980-х годов на СК распространяется салафитский ислам, который не просто формирует идейную базу вооруженного сопротивления, но и вступает в конфликт с традиционным для Кавказа исламом – то есть с суфийскими орденами восточной части СК и ханафитским исламом западной части.
Федеральное правительство в течение последнего десятилетия рассматривает традиционный ислам как своего союзника в борьбе против салафитов, особенно вооруженных. Однако поощрение традиционных форм ислама приводит, с одной стороны, к обострению внутриконфессионального противостояния, в котором одну из сторон фактически поддерживает государство, а с другой – к росту значения ислама (уже без внутриконфессиональных различий) в общественной и политической жизни СК. За последние годы в ряде сфер жизни шариатский регламент полностью или частично подменил собой российскую светскую нормативную систему. Это приводит к глубокой архаизации общества и постепенному отчуждению СК от нормативной, общественной, политической и культурной системы РФ.
Попытки решения проблем СК
Правительство старается найти системное решение для СК в рамках стратегии, которую условно можно было бы назвать «стратегией достижения стабильности через благосостояние». Принята Стратегия развития СК до 2025 года, обсуждается ее смета в объеме от 3,9 до 5,5 трлн рублей на 14 лет. Создаются масштабные инвестиционные проекты с иностранным участием, призванные создать дополнительные рабочие места на СК, заинтересовать его жителей в долгосрочной стабильности и изменить общий имидж Кавказа и в глазах местных жителей, и в глазах россиян, и в глазах мировой общественности.
Проблема, однако, в том, что существующая система институтов на самом Кавказе и в Москве создает массу возможностей для коррупции. Поэтому велик риск, что амбициозные проекты, связанные с широкомасштабным финансированием, в итоге создадут лишь питательную среду для расхищения вложенных средств и такого их перераспределения, которое будет означать косвенное финансирование существующих очагов нестабильности.
При этом на СК существуют реальные очаги экономического роста – например, несколько примеров частного товарного сельскохозяйственного производства, обувные цеха в Махачкале, частный туристический бизнес в КБР – остро нуждающиеся в поддержке. Такая поддержка обошлась бы правительству существенно дешевле, однако она либо не оказывается, либо оказывается в крайне редких случаях.
Для того, чтобы добиться реальных изменений к лучшему на СК, правительство должно кроме масштабных ассигнований решиться на стремительную реформу региональных и частично федеральных инстититутов, которые пока остаются почвой для коррупции и неэффективного управления. Но любая попытка осуществить такого рода реформу приведет к сдвигу сложившегося сложного баланса интересов и соответственно к интенсивному сопротивлению тех, чьи интересы пострадают. Таким образом, на пути к стабилизации и нормализации Кавказу придется пройти еще один виток нестабильности. Само собой разумеется, это политический риск. Позволить себе нести его федеральное правительство сможет лишь после завершения большого избирательного цикла, после которого Дума получит пяти-, а президент – шестилетние полномочия.
Если институциональная реформа на Кавказе и в этих условиях не будет запущена, это, скорее всего, будет означать утрату последнего шанса на модернизацию Кавказа и его интеграцию в общероссийское пространство. В этом случае реальные очертания приобретет среднесрочная перспектива изменения очертаний границ России в этом регионе: не исключено, что Москва полностью или в значительной степени утратит контроль над регионом СК, что по определению дестабилизирует обстановку в черноморско-каспийском регионе и потребует широкомасштабного международного вмешательства, как гуманитарного, так, возможно, и военного. Вероятность развития такого негативного сценария остается, к сожалению, высокой.
Международные аспекты
А. Большой Северный Кавказ (Абхазия и Южная Россия)
В силу своего географического расположения Северный Кавказ непосредственно граничит с Грузией и ее «отложившимися» территориями – Абхазией и Южной Осетией, -- которые Россия после пятидневной войны в августе 2008 года признает независимыми государствами. В известном смысле Абхазия и Южная Осетия в их нынешнем положении являются условной частью Северного Кавказа и по всей видимости должны будут разделить его судьбу при любом развитии событий. Во всяком случае, очевидно, что существенных уступок со стороны России по статусу Абхазии и Южной Осетии не приходится ожидать даже после достижения технических договоренностей об аудите грузопотока на российско-абхазской и российско-югоосетинской границе. Ситуация может измениться лишь при условии, что у России возникнут серьезные проблемы в северокавказском «тылу»: в таком случае поддерживать абхазский и югоосетинский проекты для нее будет затруднительно.
B. Абхазия
Если мысленно исключить российский фактор из анализа ситуации в Абхазии и Южной Осетии, станет ясно, что это два очень разные, в том числе и по жизнеспособности, сепаратистских проекта. Представляется, что международное сообщество должно уделять большее внимание Абхазии, где за период фактической независимости создана жизнеспособная система политических институтов. Реальность такова, что о возможной перспективе возвращения Абхазии в лоно грузинской государственности говорить нет оснований, и они едва ли появятся вне зависимости от позиции, которую по абхазскому вопросу будет занимать Россия. Диверсификация позиции международного сообщества по Абхазии – одно из актуальных «требований момента» в регионе Черного моря. Следует принимать во внимание, что Абхазия тесно связана с Турцией и рядом стран Ближнего Востока благодаря значительной абхазо-адыгской диаспоре, сформировавшейся в этих странах со второй половины 19 века. Очевидно, что Абхазия потенциально может быть одним один из каналов наращивания турецкого влияния на Кавказе.
С. Олимпиада в Сочи и черкесский вопрос.
Но в ближайшей перспективе Абхазия станет – и уже становится – одной из опорных площадок создаваемого Россией контура безопасности для обеспечения Олимпиады в Сочи в 2014 году. Для России это стратегическая задача, и на сегодня она вполне в состоянии ее выполнить. Несмотря на то, что дебаты по «черкесскому вопросу», поддерживаемые частью черкесских диаспор за рубежом, могут нанести проекту Олимпиады серьезный имиджевый вред, нет оснований ожидать, что эта дискуссия в столь короткие сроки окажется фактором дестабилизации в этом регионе, способным повлиять на проведение игр. Но в среднесрочной перспективе черкесский вопрос, имеющий под собой помимо чистой идеологии реальный этнотерриториальный спор между черкесами и карачаево-балкарцами, также может оказать влияние на общую ситуацию в западном Причерноморье, а именно – способствовать общему росту этнической конфликтности.
D. Пограничные проблемы в Азербайджане.
Регион Северного Кавказа также граничит с Азербайджаном, и на этой границе существует ряд разделенных этносов, живущих как в российском Дагестане, так и в прилегающих к границе районах Азербайджана. Это также регион потенциальной нестабильности: разделенные народы (в том числе аварцы и лезгины) периодически выдвигают требование о пересмотре линии границы с учетом этнических ареалов. Актуализация этой проблемы способна испортить партнерские отношения России с Азербайджаном, но определить выигравшую сторону в данном случае затруднительно. С одной стороны, потенциальный территориальный конфликт на севере сильно ослабит Азербайджан, который и так вовлечен в конфликт вокруг Нагорного Карабаха. С другой стороны, при усилении нестабильности в зоне российско-азербайджанской границы эта зона превратится в своеобразные ворота «экспорта-импорта» радикального ислама, в том числе – непосредственно вооруженных формирований.
E. Необходимость и проблемы приграничного сотрудничества.
Обе страны – Грузия и Азербайджан – на самом деле заинтересованы в широкомасштабной программе приграничного сотрудничества с РФ, в том числе в деле обеспечения безопасности границы и пограничных переходов. Рост нестабильности к северу от хребта не оставит в стороне и страны Южного Кавказа, поэтому в идеале правительства Южного Кавказа должны быть заинтересованы в совместных усилиях с российской стороной, направленных на поддержание стабильности на СК. На сегодня такие программы сотрудничества по сути отсутствуют, а на грузинском направлении и вовсе отсутствуют принципиально, поскольку для взаимодействия на уровне структур исполнительной власти необходимо восстановить дипломатические отношения. Пока это выглядит маловероятным.
F. Аспект транспортных коммуникаций и их безопасности.
Будучи прозрачным для импорта-экспорта нестабильности, членов незаконных вооруженных формирований, трафика наркотиков, стрелкового оружия, людей и краденых машин, в геостратегическом отношении Северный Кавказ является преградой для коммуникаций. В меридиональном направлении Кавказский хребет прорезан лишь двумя железными дорогами и четырьмя шоссе, чего, конечно, недостаточно для полноценного сообщения регионов, расположенных к северу от хребта, и стран к югу от него – особенно если учесть, что одна из двух железных и две из четырех шоссейных дорог фактически блокированы конфликтами в Абхазии и Южной Осетии. Россия стратегически заинтересована в том, чтобы преодолеть эту транспортную изоляцию и сделать меридиональные коммуникации инструментом наращивания своего экономического влияния на Южном Кавказе. Исходя из приоритетов снижения конфликтности и интеграции экономического пространства, другие страны региона Каспийского и Черного моря заинтересованы в поддержании такого стремления, а также в расширении, диверсификации и обеспечении безопасности кавказских коммуникаций.
G. Экспорт радикального вооруженного ислама
В среднесрочной перспективе, если существующие на Северном Кавказе тенденции сохранятся, возникнет риск экспорта нестабильности, окрашенной в тона радикального вооруженного ислама, с Северного Кавказа на другие территории черноморско-каспийского региона. В частности, в Азербайджан, Абхазию, южное Ставрополье, исламскую часть Крыма, а также в депрессивные северо-западные районы Казахстана, который уже и так частично вовлечен в идущий на Северном Кавказе джихад.
H. Проблема международной вовлеченности.
Экспорт радикального ислама может также сопровождаться ростом трафика наркотиков, оружия и людей. Это эффекты, в которых ни в коем случае не заинтересованы ни страны региона, ни более крупные региональные акторы типа Турции и Ирана, ни глобальные игроки, такие, как Соединенные Штаты и Европа.
Между тем, пока мы можем говорить скорее о проблеме отсутствия с их стороны интереса к происходящему на Северном Кавказе, нежели о каких-либо точках приложения совместных конструктивных усилий, направленных на то, чтобы не допустить превращения этого региона в очаг сплошной нестабильности и кровопролитных локальных конфликтов. С другой стороны, очевидно, что нынешняя Россия по крайней мере в ближайшей перспективе будет препятствовать усилению международной вовлеченности в северокавказскую проблематику, считая это в любом случае угрозой суверенитету.
Иван СУХОВ - кандидат исторических наук, редактор отдела политики ежедневной газеты «Московские новости»
Материал подготовлен на основе выступления автора в ходе конференции Черноморской Миротворческой Сети в Стамбуле (9 – 11 декабря 2011 г.)
Абхазия ислам Кавказ Черноморская Миротворческая Сеть экономика Южная Осетия
