Внешняя политика Армении: двадцать лет комплиментаризма
Публикации | Сергей МИНАСЯН (Армения) | 09.12.2011 | 18:10
В декабре 2011 г. исполняется двадцать лет распада СССР. Исполняется также двадцать лет независимого существования Третьей Республики в Армении. Представляется, что юбилейные даты являются весьма удобным поводом для ретро- спективного анализа результатов реализации Арменией ее внешней политики, в том числе – концептуальных стратегий и подходов, которыми руководствовалась страна за все двадцать лет деятельности.
Внешнеполитические стратегии государств могут закрепляться в виде официальных документов – стратегий или концепций национальной безопасности, внешнеполитических доктрин и т.д. Однако зачастую это неформальные и не зафиксированные на бумаге концептуальные модели внешней политики. Хотя в Армении в последние годы был утвержден целый ряд официальных документов в этой сфере, все же основы внешней политики страны были заложены еще на рубеже 1980-1990-х гг. на уровне практических действий и теоретических представлений еще только формировавшейся политической элиты страны.
Именно тогда внешнеполитической концепцией Армении стал так называемый «комплементаризм» (хотя тогда он так еще не назывался, термин этот появился позже). Суть этой концепции, не типичной для постсоветских стран начала 1990-х гг., заключалась в поддержании баланса между интересами региональных и мировых акторов, вовлеченных в регион Южного Кавказа, в том числе и в тех случаях, когда эти интересы явно противоречили друг другу.
При этом, хотя представителей политических сил, пришедших к власти в Армении к началу 1990-х гг., вряд ли можно было бы обвинить в излишних пророссийских симпатиях (связанных как с ориентацией на независимость от Москвы, так и с традицией антисоветского диссидентства), Армения не пошла на разрыв с Россией. Более того, в сложившемся региональном контексте, с учетом начавшейся в Карабахе войны и восприятия «турецкой угрозы», Армения установила с Россией весьма дружественные и даже союзнические отношения, особенно в сфере безопасности. Одновременно Армения пыталась максимально использовать содействие США и европейских стран, тем самым отчасти компенсируя ориентацию на Россию в вопросах безопасности. При этом в расчетах политических идеологов раннего периода независимости (Вазгена Манукяна, Левона Тер-Петросяна) армянский комплементаризм должен был включать в себя также и отчасти Турцию.
Первые годы независимости и президентства Левона Тер-Петросяна – показательный этап внешнеполитического комплементаризма Армении. В разгар карабахской войны, используя уникальную внешнеполитическую конъюнктуру, Ереван получал оружие и военную технику от русских, деньги на развитие экономики – от американцев, продовольствие и гуманитарную помощь – от европейцев (при этом вплоть до марта 1993 г. даже через территорию Турции), а топливо для воюющей армии – из Ирана.
Новый этап комплементаризма начался в конце 1990-х гг., при втором президенте Р. Кочаряне. Он связан с именем главного идеолога и автора собственно термина «комплементаризм» – главы МИД Армении в 1998-2008 гг. Вардана Осканяна. По мере снижения российского влияния в регионе с конца 1990-х гг. Армения «мелкими шагами» превратила комплементаризм в довольно отточенную технику «сидения одновременно на нескольких стульях». Причем в определенных случаях комплементаризм давал возможность Еревану как уравновешивать излишнее влияние Москвы в региональных процессах, так и, наоборот, – сдерживать США или европейцев на некоторых этапах карабахского переговорного процесса.
Именно такая внешняя политика продолжает осуществляться Арменией уже второе десятилетие, несмотря на перманентно раздающиеся обвинения в практической несостоятельности или скором конце комплементаризма. Однако каждый региональный форс-мажор (например, события в Южной Осетии в августе 2008 г.) лишь вновь демонстрирует потенциал армянского комплементаризма. Фактически внешнеполитическую доктрину Армении с равным успехом можно было бы назвать, скажем, «прагматизмом» или «реализмом».
Естественно, у комплементаризма по определению есть серьезные технологические издержки. Вести сложную многовекторную внешнюю политику труднее. Легко играть на противоречиях между интересами ведущих региональных и иных игроков, а вот совмещать эти интересы сложно, и делать это приходится перманентно. Всегда есть искушение встать на сторону одного из мировых центров силы и за его спиной противостоять другому, но иногда это очень опасно: можно стать разменной монетой в играх сверхдержав. Армении сложно вести сбалансированную политику, и дивиденды от нее умеренные. Но, с другой стороны, и ответственность удается делить с внешними акторами, и меньше рисков при форс-мажорных обстоятельствах.
Для лучшего понимания феномена армянского комплементаризма можно попытаться сравнить его с кажущейся весьма похожей многовекторностью во внешних политиках других постсоветских евразийских стран – Азербайджана и республик Центральной Азии. Во-первых, тут можно заметить, что отличительная особенность армянского комплементаризма от многовекторности других евразийских стран – в стабильности и преемственности его реализации с первых же дней обретения Арменией независимости. В отличие от Армении, например, Азербайджан (особенно в период А. Эльчибея и начальный период правления Гейдара Алиева вплоть до середины 1990-х гг.) долгое время придерживался однополярной политической ориентации, с упором на Турцию, как проводника западной политической ориентации. Лишь после вступления Азербайджана в ОДКБ в 1994 г. и одновременного начала реализации нефтяных проектов с участием западных компаний Баку удалось уравновесить эту тенденцию. Аналогично нельзя утверждать о наличии реальной многовекторности во внешних политиках стран Центральной Азии вплоть до второй половины 1990-х гг. Западное влияние в Центральной Азии было минимальным, ресурсы пытающихся вовлечься в регион Турции и Ирана – незначительными, а Китай вызвал лишь настороженность и страх, чтобы восприниматься как надежный внешнеполитический партнер в глазах центральноазиатских государств. Лишь аморфность российской внешней политики не превратила пророссийскую ориентацию государств Центральной Азии в 1990-х гг. в полностью безальтернативную. Да и сам термин «многовекторность» (особенно в случае с Казахстаном) во многом возник как скрытый синоним политики дистанцирования этих стран от России лишь в середине 1990-х гг.
Зато надо признать, что у Азербайджана и ряда центральноазиатских стран (Казахстан, Туркменистан и отчасти Узбекистан) есть очень важный ресурс многовекторности – нефть и газ. Благодаря энергоресурсам Баку в своей внешней политике может не совмещать, как, например, Армения, интересы Запада, России и Ирана или же не пытаться (как центральноазиатские страны) использовать отношения с Западом или Китаем для компенсации излишней зависимости от Москвы (и наоборот). Напротив, зачастую Азербайджан уже пытается играть на противоречиях силовых центров, при этом вовлекая в это также и Турцию (хорошей иллюстрацией является подписание Баку назло Анкаре газового контракта с Москвой 14 октября 2009 г. во время визита армянского президента в Турцию), не переходя на сторону ни одного из них. Очевидно, что энергетические доходы и осознание своей значимости для реализации энергетических и коммуникационных проектов являются главными внешнеполитическими ресурсами Азербайджана. Впрочем, надо уточнить, что реализация азербайджанской многовекторности на региональном уровне ограничена наличием Армении, которая традиционно всегда имела (и будет иметь) лучшие отношения и с Западом, и с Россией, и с Ираном, чем Азербайджан.
Очень существенным отличием армянского комплементаризма является плюрализм внутриполитического поля и большая свобода СМИ. В отличие от Азербайджана и стран Центральной Азии, это создает серьезный общественный и политический дискурс во внутриполитическом поле Армении об основных направлениях и ориентациях внешней политики страны, невозможный в авторитарных государствах. И, наоборот, в Центральной Азии и в Азербайджане намного больше, чем в Армении, внешнеполитическая многовекторность обуславливается наличием проблем с демократией, ведь это существенно увеличивает значимость России при любого рода форс-мажорных развитиях для уравновешивания критики со стороны международных организаций, США и Европы (например, как в случае с Узбекистаном после событий в Андижане или же во время всех поствыборных кампаний). Наконец, самым важнейшим отличием армянского комплементаризма является одновременное наличие диаспоры и в России, и в США, и в европейских странах, а также достаточно влиятельных армянских общин в Иране и ряде стран Ближнего Востока (в отличие от армянской диаспоры, политически активные и серьезные азербайджанские и центральноазиатские общины есть только в России).
Таким образом, проводя сравнения армянского комплементаризма с многовекторностью центральноазиатских стран, можно заметить и существенные отличия, и определенные сходства. Однако очевидно, что в целом два десятилетия эволюции внешней политики Армении достаточно типичны для небольшого государства, имеющего исторические и политические проблемы с некоторыми соседями и вынужденного считаться с интересами вовлеченных в регион внешних игроков. Дополнительную специфику ее внешней политике придает тот факт, что Армения – страна постсоветская и посткоммунистическая. Но если некоторые посткоммунистические страны в своей внешней политике сделали упор на противостояние с Россией при поддержке западных стран (ряд стран Восточной Европы и Балтии, Украина в период президентства Ющенко и Грузия после прихода к власти Саакашвили), то Армения избрала иной путь: пытаться совместить взаимно противоречащие интересы западных стран, России и даже Ирана.
В результате Армения представляет интерес для США и европейских стран во многом именно в силу своих особых отношений с Россией и Ираном. Одновременно Армения, не имеющая прямого географического сообщения с Россией, является бенифициарием крупных российских инвестиций (особенно в транспортную и инфраструктурную сферы), во многом являющихся своеобразной платой Москвы за стратегическое сотрудничество в политической сфере.
Безусловно, комплементаризм Армении имеет свои недостатки и издержки. В экономических и военно-политических отношениях с западными странами Армения вынуждена считаться с мнением Москвы, и наоборот. В результате по настоящему «своей» Армения не стала ни для кого; у нее скорее создался образ предсказуемого партнера, проводящего прагматичную и сбалансированную внешнюю политику. Так или иначе, Армения будет и дальше сохранять комплементаризм, как основную концепцию своей внешней политики.
Сергей Минасян, политолог, по материалам: Ноев Ковчег
Армения дипломатия Россия
