Долговременные последствия "пятидневной войны"
Публикации | Сергей МАРКЕДОНОВ | 10.08.2011 | 15:17
Три года назад, 8 августа 2008 года затяжной грузино-осетинский конфликт вылился в кратковременную пятидневную войну с прямым вовлечением российской армии в вооруженное противостояние с регулярными грузинскими частями. Сегодня эта годовщина активно обсуждается в Грузии, а также в ее двух бывших автономиях, получивших по итогам событий "горячего августа" частичное признание своей независимости.
Чуть с меньшим накалом обсуждение августовской войны ведется в соседних государствах Армении и Азербайджане, вовлеченных в многолетнее противостояние друг с другом. Для Еревана и Баку "пятидневная война" стала своего рода примером для практического изучения. Издержки и возможные приобретения от попытки совершить "ускоренную разморозку" конфликта анализируются армянским и азербайджанским политическими и экспертными сообществами.
В странах Запада интерес к кратковременной войне с долговременными последствиями также не пропал. Свидетельством чему – июльская резолюция Сената США, в котором Россия признается страной – "оккупантом" грузинских территорий. Что же касается РФ, то Москва по-прежнему подтверждает свою готовность стать гарантом самоопределения Южной Осетии и Абхазии.
Так, на прошлой неделе в фокусе внимания СМИ оказался ответ премьер-министра России Владимира Путина на вопрос участника молодежного форума "Селигер-2011". Большинство журналистов и экспертов ухватились за тезис о возможном присоединении Южной Осетии к России. Между тем, без должного внимания осталась фраза Путина о том, что Москва поддержала непризнанную республику в результате военной акции со стороны Грузии. Это многое в поведении России объясняет. Не будь военной авантюры со стороны Тбилиси (а также надежд на повторение хорватской операции против Сербской Краины в 1995 году), возможно, не обсуждали бы мы сегодня перспективы абхазской и югоосетинской государственности, а тем более их возможное вхождение в состав РФ.
Но как бы то ни было, а другой "августовской истории" трехлетней давности уже не будет. И та, которая была в 2008 году, подарила нам самое крупное после окончания "холодной войны" противостояние между Россией и Западом. Это противостояние показало, что помимо конфликта стран с разными социально-экономическими системами и идеологиями возможно столкновение разных интересов. И лишенное идейно-политического фундамента, оно не приводит к новой "холодной войне".
Август разбил многие иллюзии (надежды на российскую сговорчивость и уступчивость, а также на пассивность США и Европейского Союза). Но в то же время он показал, что "соревновательное сотрудничество" – когда ты и твой партнер имеют в чем-то общие точки соприкосновения, а в чем-то сильно расходятся – вполне возможно.
К 2011 году уровень осмысления кавказской проблематики и в России, и на Западе значительно возрос. Отсеялись те комментаторы, которые были не вполне "в теме" и использовали публичную сферу для презентации собственных политических установок. Черно-белые подходы активно вытесняются сложными рассуждениями и постановкой нетривиальных вопросов. Так, например, известный американский эксперт по этнической истории СССР и постсоветского пространства Пол Гобл (которого нельзя упрекнуть в симпатиях к современной России) пытается размышлять о том, какие последствия могло бы иметь признание абхазской и югоосетинской независимости Грузией и странами Запада.
В августе 2008 года самые худшие сценарии, которые рисовало воображение профессиональных алармистов, не были реализованы. Сколько тонн бумаги было изведено для того, чтобы представлять августовскую войну, как наглядный урок для Украины! Сколько экспертов давало однозначный ответ на вопрос о том, будет ли применен абхазский и югоосетинский подход в Крыму, Приднестровье и в Нагорном Карабахе! А ведь были и те, кто мыслил более "масштабно", рисуя картины русского нашествия на страны Прибалтики или Восточной Европы. И сколько специалистов предрекали "эффект домино" для самой России, согласившейся на признание абхазской и югоосетинской независимости!
В свою очередь, "горячие головы" в России предлагали взяться за тотальный пересмотр межреспубликанских границ на территории Советского Союза. Как минимум, предлагались экстравагантные меры типа отказа от пролонгации межгосударственного договора с Украиной, признания приднестровской государственности.
В августе 2011 года все эти сценарии и проекты выглядят, как геополитическая экзотика. Следовательно, эмоциональный накал дискуссии вокруг "пятидневной войны" существенно снизился. На первый план вышли более спокойные и конструктивные подходы. Они заставляют задуматься о том, какие новые реалии пришли на смену старым после того, как сначала российский президент и его французский коллега поставили свои подписи под Соглашениями о прекращении военных действий, а затем Кремль признал формально независимость тех территорий, которые и до 2008 года в значительной степени не контролировались Грузией.
Три года назад впервые после распада Советского Союза был создан прецедент пересмотра границ между бывшими союзными республиками. Тогда же автономные образования впервые после 1991 года получили хотя бы частичное, но международное признание. Однако за 2008-2011 гг. этот прецедент не получил дальнейшего развития. Россия четко показала, что роль государства-ревизиониста не будет применяться ею направо и налево.
Москва не пошла по пути признания независимости Приднестровья и Нагорного Карабаха, а также разыгрывания этнополитических карт внутри Грузии (Джавахети) или на Украине (Крым, Донбасс). Таким образом, прецедент Абхазии и Южной Осетии создан, но пока его можно считать "спящим". Все это позволило России и странам Запада нормализовать отношения в относительно сжатые сроки.
Никаких санкций или блокад против России не предпринималось, а критические действия США и ЕС ограничились риторическими приемами. На самом деле, сенатская резолюция для Москвы является лишь некой фиксацией американского понимания кавказской проблемы. А разве раньше она была неизвестна? Однако при любом раскладе возможности для партнерства по другим темам между Вашингтоном и Москвой сохраняются. Не помешало ведь это "кавказское разночтение" продвинуться по щепетильному визовому вопросу (продление максимальных сроков виз для российских туристов и бизнесменов до трех лет).
Можно констатировать, что и грузинская власть, потеряв Абхазию и Южную Осетию, сохранила себя на политическом Олимпе. Война не привела к крушению режима Саакашвили. Он показал свою готовность держать удар и на сегодняшний день переиграл оппозицию по всем статьям. Эта победа открыла ему дорогу на Запад, которая три года назад хотя и не закрылась для него совсем, но была обставлена многочисленными препятствиями. В любом случае, послеавгустовские события не стали "концом истории" для третьего президента Грузии. Учитывая же реализацию конституционной реформы, нельзя исключать, что в 2013 году мы увидим его в новом качестве – главы национального правительства с широкими политическими полномочиями.
В эти три года "дух горячего августа" оказывал свое воздействие и на весь компекс армяно-азербайджанских отношений. "Пятидневная война" показала, что радикальный успех в борьбе против отколовшейся территории возможен лишь при "блицкриге". Но в случае с Нагорным Карабахом в настоящий момент это проблематично. Тем не менее, любое откладывание решения этой проблемы чревато полной утратой такой территории. Отсюда и вся сложная динамика нагорно-карабахского урегулирования: с одной стороны, милитаристская риторика и стремление более мягко, чем этот делала Грузия в 2004-2008 гг., "разморозить" конфликт, а с другой – переговоры без внятных результатов.
Таким образом, на Большом Кавказе происходит серьезная перегруппировка сил. Здесь создается новая конфигурация. И за три года после августа 2008-го некоторые ее черты более или менее определились.
По материалам: Интернет-журнал "Новая политика"
Абхазия Грузия Россия Южная Осетия
