Турецкая политика в Черкесии после Адрианопольского мирного договора 1829 г. (II) - Отношение турок к трактату 1829 г., их деятельность на Западном Кавказе
Публикации | Залина БАСИЕВА | 28.07.2011 | 00:00
Отношение турок к трактату 1829 г., их деятельность на Западном Кавказе. Подписанный султанской Турцией Адрианопольский договор «должен был положить конец турецкому вмешательству в дела населения западной части Кавказа, а России предоставить сделаться полной распорядительницей на Западном Кавказе» [Эсадзе 2004: 297]. Однако этого не случилось, трактат не положил конец притязаниям Турции на Черноморское побережье Кавказа, как предписывала IVстатья договора. Известно также, что Адрианопольский договор обострил и без того непростые отношения России с западными державами, продолжавшими вести свою экспансионистскую политику на Кавказе. Наиболее активно реагировала на любые территориальные присоединения и изменения границ Российской империи Англия. Деятели английской внешней политики всячески пытались воспрепятствовать дальнейшему развитию русско-турецких отношений в мирном русле. Английская дипломатия всячески поддерживала претензии Константинополя на Черноморское побережье Кавказа.
С начала 30-х гг. XIXв. Кавказ стал объектом не только русско-ирано-турецких, но и острых англо-франко-русских разногласий. «В политике противоборствующих держав на Кавказе и в районе Черного моря особое место занял так называемый "черкесский вопрос", под которым понимали борьбу России, Турции и Англии за политический приоритет в северо-западной части Кавказа» [Касумов 1989:4]. Дальнейшее развитие событий показало, что «султанская Турция вероломно отнеслась к заключенному ею с Россией договору» [Бушуев 1955: 24]. Она не смирилась с потерями на Кавказе. И к тому же, находясь под влиянием английских обещаний, не спешила к действительной реализации условий мирного договора.
Договор 1829 г., конечно, вынудил Константинополь воздерживаться от открытого вмешательства в русско-черкесские отношения,но, судя по событиям, происходившим в этой части Кавказа впоследствии, можно заключить, что турки, как и накануне войны, продолжали вести прежнюю политику в Черкесии. Было очевидно, что Порта не собиралась соблюдать правила доброго соседства и «ставку на Северо-Западном Кавказе делает на горцев» [Блиев 2004: 639].
Заполонившие Черноморское побережье турецкие агенты, «искушенные в политических интригах»[Дзидзария 1940: 5], особенно активизировали свою деятельность в разжигании ненависти к России в начале тридцатых годов XIXв. Султанская Турция рассматривала черкесов, по словам Ф. А. Щербины, «как боевой материал, которым можно было во всякое время пользоваться в целях чисто турецкой политики»[Щербина 1913: 555]. Эта политика после Адрианополя сводилась именно к поддержанию в черкесах надежды на помощь Турции и в недопущении их сближения с русскими.
Важное стратегическое положение, занимаемое Черкесией, «требовало усиленного надзора за этим лакомым куском для иностранных государств» [Кривенко 1910: 4]. Вскоре после заключения Адрианопольского мира, по воле Николая 1, был учрежден временный комитет при министерстве иностранных дел «для рассуждения о мерах, нужных по будущему управлению закубанскими народами» [АКАК-7: 887]. Одним из первых пунктов в журнале комитета указывалось о необходимости «решительно пресечь сообщение турков и всех чужестранцев с За-кубанцами и вообще с жителями восточного берега Черного моря и положить твердый оплот против всякого влияния на сии народы, прямого и косвенного, со стороны Порты»; в ряду причин медленного и неуспешного хода дел журнал указывает влияние «неприязненных России держав, преимущественно Порты Оттоманской и подвизающегося в пользу ее духовенства мухаммеданского» [АКАК-7: 887, 889].
Впрочем, надо заметить, что, несмотря на старания турок, исламизм между черкесами утверждался слабо. По сведениям, полученным от Бековича-Черкасского в сентябре 1830 года, «половина шапсугов, абадзехов и убыхов остается и поныне в идолопоклонстве» [АКАК-7: 905]. Он также вполне допускал распространение среди них христианского вероисповедания. В журнале отдельным пунктом особо отмечается нежелательность распространения между «закубанцами и абхазами учения Мухаммеда», но предписывается уважать народное мнение и «невредные предрассудки» [АКАК-7: 888]. Из этой меры хорошо видно, какую важность для властей представляло пресечение адыго-турецкихотношений и недопущение усиления исламского фактора в Закубанье. Российскому командованию было известно, что в последние годы, предшествовавшие русско-турецкой войне 1828-1829 гг., «турецкие муллы не щадили фанатических внушений и имели такой успех, что большая часть черкесов начала исповедовать строже веру Мухаммеда» [АКАК-7: 891]. Правительство с особым вниманием относилось к исламизации горцев Закубанского края, так как имело уже опыт в северо-восточной части Кавказа, где в это же время Кази-мулла энергично занимался претворением в жизнь идей мюридизма, а именно искоренением адатов и утверждением шариата.
Постепенное утверждение русских в крае было для турок особой причиной усиления религиозной пропаганды среди черкесов: «Порта имела в виду создать себе ревностных союзников против русских» [Новицкий 2004: 18]. Черкесы, де-юре присоединенные к России в соответствии со статьей IVАдрианопольского трактата, оставались де-факто под влиянием агентов Турции и служили действенным средством борьбы против растущего влияния России в регионе.
Незаконная деятельность турецких эмиссаров, систематическая доставка к черкесским берегам контрабандных грузов являлись фактами грубого и вероломного нарушения условий русско-турецкого мирного договора. В письме генерала Эмануэля графу Паскевичу от 14 апреля 1830 г. доверительно сообщалось о «продолжении враждебных действий против России со стороны турецких агентов» [Бушуев 1955: 24]. В письме указывалось, что «турецкие чиновники в горах находящиеся и после заключения мира не перестают действовать против нас, и притом, как к ним доставлялись от турецкого правительства подарки и военные припасы для горских народов» [ШССТАК 1953: 12]. Стало очевидным, что Османская империя «не захотела примириться с лишением ее прежней роли влиять на черкесские племена» [Эсадзе 2004: 297]. Через семь месяцев после подписания мира, а точнее 18 марта 1830 г., граф Паскевич отправил генералу Эмануэлю «Записку», в которой довел до сведения командующего войсками тайную информацию, добытую от турецкого чиновника, направленного в Тифлис. От него были получены ценные сведения об агентах, действовавших на Западном Кавказе во время войны и после подписания мира [АКАК-7: 886]. В их числе был назван и сын бывшего владетеля Абхазии Келеш-бея - Аслан-бей, один из ярых противников России [АКАК-7: 886]. Из «Записки» хорошо видно: командование на Кавказе хорошо понимало, что заключенный мир не является гарантией прекращения антирусской деятельности агентов Турции.
Известен случай, когда «русский генерал, командующий в Анапе, письменно известил пашу о заключении в Адрианополе между обеими державами мира и о том, что Анапа и другие крепости сдались России, паша сей отправил письмо коменданта к сераскиру, испрашивая по сему предмету разрешения. Сераскир отвечал ему, что действительно мир заключен, но что переговоры все еще продолжаются и вследствие того предписывал ему убедить народы тех стран не изменяться в той верности к Порте, какую они поныне к ней хранили. Вместе с тем он разрешил паше объявить всенародно и повсеместно, что султан никогда их не покинет, предписав собственно ему ничего не предпринимать впредь до особого повеления, а употреблять все свои силы к поддержанию дел в том положении, в каком они находились». Когда турку было замечено, что приказания сераскира противоречат мирному договору, то «он не отвечал на то никаким возражением» [АКАК-7: 886].
О пребывании Аслан-бея и других турецких агентов среди горцев командованию было известно и из других источников, в частности, и от абхазского князя Хасан-бея, сторонника России. Этот князь на вопрос о положении в Черкесии и Абазии дал своего рода пророческий ответ, правдивость которого подтвердилась впоследствии. Он сказал, «что до тех пор, пока брат его Аслан-бей и другие чиновники Порты пребудут в сей земле, не будет никакой возможности устроить в оной какой либо порядок и совершенно оную покорить России» [АКАК-7: 886].
Заведующий делами попечительства торговлей с черкесами и абазинцами (2) Кодинц в рапорте графу Воронцову в июле 1830 г. докладывал, что «невзирая на приобретение Анапской крепости (Россией. - 3. Б.), турки все еще сохраняют сильное влияние на горцев и не упускают никаких случаев к употреблению оного в свою пользу» [АКАК-7:892].
Ещё будучи форпостом Османской империи, Анапа являлась одним из главных очагов политического и идеологического влияния султана на Западном Кавказе и центром активной торговой деятельности. «Черкесы здесь получали все необходимое, а главным образом оружие и огнестрельные припасы» [Эсадзе 2004: 296], так как их собственные ресурсы оружия и боеприпасов были очень ограничены и недостаточны для ведения длительной войны.
О неразвитости собственного производства у закубанских горцев пишет и Ф. А. Щербина. По его словам, «даже кузнецов и ружейных мастеров было мало», он отмечает также «недостаток у воинственного народа оружия» [Щербина 1913: 29]. Без военной помощи турок, а впоследствии и других иностранцев, регулярно поставлявших вооружение горцам, они вряд ли смогли бы оказывать столь длительное сопротивление многократно превосходящей их по численности русской армии. Подтверждение этому видим и в рапорте графу Паскевичу, поданном кабардинским князем Бековичем-Черкасским. Хорошо зная положение в крае, он призывает командование принять самые строгие меры для того, «чтобы они (черкесы. - 3. Б.) ни откуда не могли получать огнестрельного оружия, которого они, как известно, сами делать не могли» [АКАК-7: 905].
Ф. А. Бекович-Черкасский объясняет важную осэбенность образа жизни черкесов: не имея богатых жилищ и большого разнообразия продуктов питания, единственное, в чем они допускали роскошь - это в одежде и «преимущественно в вооружении», являвшемся особой гордостью горца. Поэтому «турки, угождая подобной наклонности и доставляя им красные товары, оружие, порох и другие боевые припасы за весьма умеренную плату, успевали тем наиболее привязывать их к себе и восстановлять против России» [АКАК-7: 905].
В донесениях Кодинца также отмечается особая роль турецких эмиссаров в Черкесии: «...постоянное нахождение в горах паши Сеид-Ахмеда можно считать одной из существенных причин удаления от сношений с нами сих племен, коих легковерием он с искусством умеет пользоваться» [АКАК-7:892]. И действительно, Сеид-Ахмед «вел себя в Закубанье как представитель турецкого правительства» [Блиев 2004: 634]. Надо заметить, что Сеид-Ахмед в то время был одним из активных поставщиков вооружения к черкесским берегам, то есть его деятельность в Черкесии откровенно нарушала условия Адрианопольского договора. Сеид-Ахмед, как никто другой, знал отношение горцев к условиям указанного трактата и новому положению Черкесии. Используя сложившуюся ситуацию в интересах Турции, он внушал черкесам, «что Анапа уступлена временно России и что в скорости турки опять водворят владычество их во всей стране Закубанской» [АКАК-7: 892]. Такого рода внушения должны были поддерживать в черкесах антироссийские настроения и боевой дух.
Заявления турецких агентов воспринимались с доверием, «поскольку горные черкесы сами могли видеть высокую активность турецкой стороны в Закубанье» [Блиев 2004: 634]. Слова Сеида-Ахмеда подтверждались достоверными фактами неубывающей турецкой активности и непрерывного прибывания к разным пристаням Черкесии турецких судов. Кодинц докладывал: «...в порте же Суджук-кале устроились магазины, несколько кофейных домов и одна мечеть, что существует также в Геленджике и других местах. Даже в половине прошедшего июня месяца крейсировавший у берегов Черкесских бриг Меркурий застал на рейде Суджук-кале до 10 судов турецких, коих он хотя и принудил сняться с якоря и отправиться в Анатолию, но из полученных мною впоследствии известен видно, что 6 судов из числа оных воротились опять и, оставшись в Геленджике, возобновили там торговлю с черкесами» [АКАК-7: 892].
Сведения о стратегической важности бухт Суджук-кале и Геленджика мы находим и в «Записке» капитана Новицкого от 1831 г. Он пишет, что «пока Суджук-кале и Геленджик не будут заняты, черкесов невозможно покорить; напротив, с занятием их под укрепления черкесы лишатся средств получать продукты для жизни, припасы для войны и к сбыту пленных» [АКАК-7: 910].
Турецкие купцы в Суджук-кале и Геленджике занимались не только торговлей. Имея постоянные контакты с черкесами, они стали основными распространителями ложной информации: именно торговцы «для скорейшего сбыта товаров, уверяют черкесов, что они перейдут под покровительство Порты и что султан об этом старается и просит их сохранить к нему преданность» [АКАК-7: 910]. Из указанного выше рапорта Кодинца можно узнать, что тот же Сеид-Ахмед делал все возможное для непрерывного поддержания и сохранения политических отношений между черкесами и турками: «...до прибытия в Судждук-кале брига Меркурия собрались туда депутаты натухайского и шапсутского племен с целью отправиться в Константинополь к султану. Когда же турецкие суда были высланы оттуда нашим бригом, то паша Сеид-Ахмед пригласилтех депутатов к себе в приморское местечко Джубгу и отправил их в числе десяти человек на особом судне в Константинополь» [АКАК-7: 892]. Можно представить, с какого рода «наставлениями» могли вернуться от султана депутаты влиятельных черкесских племен.
Турки хорошо понимали важность поддержания торговых отношений с черкесами. Надежно привязывая к себе горцев и легко обогащаясь, они через торговые контакты имели возможность влиять на политические ориентиры черкесов.
В начале ноября 1831 г. генерал Вельяминов также доносил командующему отдельным кавказским корпусом Розену о продолжающейся доставке турецкими судами вооружения для черкесов. В частности, стало известно, что к побережью Черкесии между Суджук-кале и Геленджиком в конце сентября 1831 г. прибыло из Константинополя «двухмачтовое турецкое судно, нагруженное достаточным количеством пороха, свинца и железа»[ШССТАК 1953: 26]. Груз был беспрепятственно выгружен в ауле Даба.
В 1832 г. комендант Анапской крепости Вышеславцев поставил в известность генерала Вельяминова о нахождении турецких купцов среди черкесов и продолжающемся снабжении горцев боеприпасами. Примечательно, что к 1832 г., спустя целых три года после подписания договора 1829 г., еще активно функционировали многочисленные турецкие «лавки с порохом, свинцом, солью, железом и красными товарами» [ШССТАК 1953: 270]. Турки оставались, как и в прежние времена, основными торговыми партнерами черкесов.
Очевидцем активной деятельности турецких торговцев на черкесском берегу стал и Ф. Дюбуа, приехавший весной 1833 г. в Россию. Путешествуя на русском корабле вдоль черноморского побережья, он стал свидетелем того, как вблизи с. Соче пришвартовалось «маленькое турецкое судно для обмена товарами», навстречу к которому со всех сторон сбежались черкесы, готовые защитить торговцев от русской опасности [Дюбуа 1937: 90].
Многочисленные примеры продолжавшихся поставок оружия черкесам содержится и в сочинении другого иностранца, прожившего среди черкесов длительное время. Т. Лапинский прибыл в Черкесию намного позже Ф. Дюбуа, в 1857 г., но его воспоминания о деятельности турок на черкесском побережье полностью совпадают с описаниями предшественников: «Черкесские берега как будто созданы для контрабандной торговли и для пиратов»; «Турецкие сандалы как бы были созданы для этой опасной торговли. Привлекаемые большой прибылью, купцы приезжали на их легких сандалах и снабжали горцев необходимыми товарами»; «Эти легкие судна при благоприятном ветре оставляли позади любой русский пароход, также им были не страшны мели и утесы, которыми изобиловал абазский берег, т. к. могли плыть в неглубокой воде» [Лапинский 1995: 51, 62-63]. У Т. Лапинского мы находим также сведения о контрабандной деятельности начала 30-х гг. XIXв., полученные им из уст старого черкеса, промышлявшего этим занятием в то время. Он писал также, что был лично знаком с одним моряком, «который с 1830 года делал между анатолийским и абазским берегами ежегодно 5-6 поездок туда и обратно и имел счастье ни разу не попасть в руки русских» [Лапинский 1995: 62-63].
(Окончание следует)
Источник: Вопросы истории и культуры народов России. Сборник статей к 80-летию проф. М.Блиева // Институт истории и археологии РСО-А. Владикавказ [Ответ. ред.Р.С. Бзаров].- 2010. с. 143 - 158.
Примечание
(2) В 1811 г. решением Комитета министров было учреждено особое «попечительство торговли с черкесами и абазинцами» на Кавказском побережье Черного моря. В должности попечителя был утвержден генуэзский коммерсант Скасси, его резиденцией была Керчь, откуда отправлялись купеческие корабли к берегам Кавказа [Фадеев 1961: 63]. В 1828 г. Скасси был уволен со службы, и на его помощника надворного советника Кодинца было возложено заведование делами попечительства до его закрытия в 1835 г. [АКАК-7: 882].
Россия Турция черкесы
