Ислам и политика на Северном Кавказе (XIX - начало XX в.) (I)
Публикации | Людмила ГАТАГОВА | 22.07.2011 | 00:30
Народам Северного Кавказа на протяжении всей их истории был свойствен отчетливо выраженный религиозный синкретизм. На это обращали внимание многие исследователи Кавказа, в частности офицер Генерального штаба Кавказской армии полковник Д. Романовский, квалифицировавший религиозные верования местных народов как «оригинальную смесь». Романовский утверждал, что «до половины прошедшего столетия (имеется в виду XVIII в. - Л. Г.) большинство кавказских горцев, даже и по названию, не составляли мусульман» [1]. Побывавший в Дагестане в XVIIв. османский путешественник Э. Челеби нашел религиозность горцев поверхностной, весьма далекой от настоящей веры [2]. С. А. Тучков, служивший на Кавказе с 1798 по 1805 г., а в 1803 г. занимавший должность правителя Грузии, писал в своих мемуарах: «Образ жизни и нравы сих народов довольно уже описаны другими. Остается мне сказать, что хотя они все магометанского исповедания, но, исключая татар, не весьма ревностны к своей религии, так что почти нигде не видно мечетей» [3].
В конце XVIII - начале XIX в. традиционные верования кавказских народов подвергались трансформации вследствие происходивших в регионе политических и социальных перемен. Многие языческие культы исчезли, другие видоизменялись под воздействием христианства и ислама. Именно ближе к рубежу столетий причудливое сочетание язычества и раннехристианских верований на Северном Кавказе начал вытеснять ислам.
Ислам проник на Северный Кавказ (исключая Дагестан) сравнительно поздно (к примеру, ингуши окончательно перешли в мусульманскую веру к 1852 г.) и поначалу не слишком глубоко. В 1844 г. М. Я. Ольшевский писал: «Все образование чеченца заключается в изустном затвержении текстов Корана, однако и таких людей между чеченцами немного, даже муллы не твердо знают Коран и толкуют его тексты вкривь и вкось чаще же всего по своему усмотрению или в свою пользу» [4]. Однако поверхностность постижения глубинных основ мусульманского вероучения не помешала чеченцам и другим народам принять его внешнюю сторону и наиболее расхожие догматы. Впрочем, некоторые исследователи придерживаются на этот счет весьма определенной позиции: они считают, что внедрение новой конфессиональной системы в чеченскую среду не отрицало существования обычного права, традиционных народных праздников, связанных с основными хозяйственными циклами и датами календаря, фольклором, а привело к формированию народного (этнизированного) ислама [5].
Утверждению синтезированной веры противились пуристы - сторонники «чистого» ислама. Однако даже имаму Шамилю не удалось заставить чеченцев безоговорочно принять навязываемый извне канон. Во время Кавказской войны (1843 г.) жители одного из чеченских обществ, по словам официального летописца жизни Шамиля Мухаммеда Тахира ал-Карахи, прислали сказать имаму, что «данный им шариат улетел от них куда-то в небытие». Получив предупреждение, чеченцы вновь прислали имаму ответ, звучавший издевательски: «Приди и возьми от нас свой шариат. Мы его положили в кожаный мешочек и крепко зашнуровали». Шамиль, разумеется, жестоко наказал «вероотступников»: их дома были разрушены, имущество отобрано [6]. Однако «воспитательная работа» великого имама все же возымела действие. Вот как первый чеченский историк Умалат Лаудаев описывал процесс исламизации своих сородичей: «Коран вселяет в них непримиримую вражду к иноверцам: соплеменные галгаи (ингуши. - Л.Г.), оставшиеся в язычестве... делаются их религиозными врагами. До того дружественные, русские и чеченцы начинают неприязненные друг против друга действия» [7].
«Этнизированный» характер, по словам исследователя, ислам приобрел и в Дагестане, где за тысячелетний период в южных и частично в центральных районах он по-своему натурализовался и обрел на местной почве самобытные черты народной религии со множеством «своих» святых (шейхов) и связанных с их почитанием культовых мест (зияратов) [8]. Вот что писал Мухаммед Тахир ал-Карахи о соплеменниках имама: «Люди Дагестана в эту последнюю эпоху называли себя мусульманами. Но не было у них того, кто призвал бы их к [выполнению] предписаний шариата и запретил бы то, что отрицается исламом. Нет, они постепенно превращали в религию обычаи адата, а их кадии даже побуждали народ к адату, восхваляя его возглавителей за его установление и укрепление. Они называли адат справедливостью. Хвала аллаху всевышнему. И как мерзко то, что было среди них из отрицаемых [Кораном поступков], в их сборищах и смешениях, особенно с неверными русскими. Одни шли с неверными вместе даже в войне против мусульман...» [9].
В среде исследователей российского ислама существует точка зрения, сторонники которой не разделяют идею об «этнизированных» вариантах мусульманского канона. Они считают некорректным говорить о каких-то специфических «исламах» («ислам по-казахски», «ислам по-татарски», «ислам по-дагестански»): «Даже отдельным направлениям в исламе или различным суфийским братствам иногда приписывается "этническая" или "субэтническая" окраска... Но было бы тем более неправильно считать местную или социальную специфику мусульманского вероучения "национальной" или "традиционной" для данного региона и данного народа» [10]. Опыт рецепции ислама на Северном Кавказе все же свидетельствует об обратном.
Несмотря на все трудности и препятствия, которые мусульманское вероучение поначалу встречало в среде горцев, оно все-таки утвердилось на значительной части территории Северного Кавказа. Большинство местных народов восприняло суннитскую разновидность ислама, в которой почитался не только Коран, но и сунна, представляющая собой собрание хадисов (рассказов) о деяниях и изречениях пророка Мухаммеда. В среде кавказских мусульман получила распространение суфийская форма суннизма - тарикаты кадирийа и накшбандийа. Тарикат - метод мистического познания, путь религиозно-нравственного совершенствования суфия, особый свод морально-этических положений и психологических приемов. Тарикат понимается также как суфийское духовное братство.
В X11-XIVвв. в исламе сложилось 12 основных братств («орденов»). Члены суфийского братства практиковали различные формы религиозных радений, включая зикр. Основателем этого братства, возникшего в XIIв. в Ираке, был Абдаль-Кадир аль-Джилани. Кадирийа - тарикат, которому на Северном Кавказе следовали в основном чеченцы (со времен шейха Мансура они были приверженцами накшбандийа, но после Кавказской войны постепенно склонились ко второму тарикату). Изначально в кадирийа проповедовались созерцательные суфийские идеи, а в накшбандийа преобладали идеи борьбы за власть и допускались насильственные методы, в частности газават - «священная» война за веру.
Однако шейхи накшбандийа в конечном итоге смирились с российской властью, в то время как вирды кадирийа оставались крайне непримиримыми к империи.
О степени укоренённости ислама у разных народов Кавказа можно судить по многочисленным свидетельствам и наблюдениям очевидцев. Любопытные сведения оставил один из участников Кавказской войны М. Ольшевский. «Несмотря на то, что обитатели Западного Кавказа находились под постоянным влиянием турок, - писал он, - нельзя сказать, чтобы мусульманство у них прочнее укрепилось, нежели в Дагестане». «Черкесы были более тверды в понятиях мусульманской религии, потому что между абазинцами магометанство боролось с христианством и язычеством». Однако, сравнивая черкесов с дагестанскими народностями в том, что касалось глубины усвоения догм мусульманской религии, Ольшевский отдавал предпочтение последним: «Черкес и абазинец... менее увлекателен и фанатичен, чем житель Дагестана». Среди дагестанских этнических групп Ольшевский особо выделял кумыков: «Кумыки - строгие мусульмане, чтут Коран и исполняют с точностию в нем предписанное. Не только эфенди и муллы, но князья и узденя знают изустно Коран и читают если не по-арабски, то по-татарски. Между ними много «хаджей», то есть ходивших на поклонение гробу Магомета». Не менее строгими последователями учения Мохаммеда Ольшевский считал ногайцев, живших по левую сторону Кубани, и натухайцев, на которых, по его мнению, влияли анапские паши [11].
В XIXстолетии даже внутри исламизированной горской среды бытовало весьма неоднозначное отношение к мусульманской религии и, в частности, к ее непосредственным проводникам. К примеру, адыгский историк и этнограф Хан-Гирей в своих знаменитых «Записках о Черке-сии» весьма негативно высказывался в отношении мусульманского духовенства [12]. Тем не менее, нельзя не отметить проявляемую представителями духовенства гибкость в деле распространения и популяризации ислама: во многих местностях муллы охотно «освящали» и использовали обычаи и обряды, сложившиеся в домусульманский период, дабы не отпугивать потенциальных приверженцев. Действуя подобным образом, духовные лица в Карачае за сравнительно короткий срок сумели исламизировать практически все местное население. Кадры мусульманского духовенства рекрутировались преимущественно из Дагестана, Казани, Османской империи [13].
В годы противостояния войны Кавказ в глазах внешнего мира ассоциировался исключительно с исламом. Вот типичный образец стереотипных представлений, бытовавших в сознании русского человека той эпохи: «Мусульманство для кавказских горцев - вера, можно сказать, патриотическая в том смысле, что она есть символ и знамя их независимости, в которой для горца заключается все, чем мила ему жизнь» [14]. О роли ислама в обеспечении идеологической составляющей борьбы горцев под началом шейха Мансура, а позднее и Шамиля исследователи писали неоднократно [15].
К. К. Бенкендорф, анализируя позиции ведущих мировых религий на Кавказе, размышлял на эту тему в своих воспоминаниях: «...исламизм на Кавказе моложе и более понятен стране, где все дышит войной, а потому он принял характер завоевания и полон могучей энергии». И далее: «Евангелие почти незнакомо мингрельцу или осетину, зато слова Корана составляют науку и предмет размышления всякого последователя Магомета; принципы, вытекающие из Корана, слились с обыденной жизнью этих народов, и импульс, сообщаемый ими уму, господствует в такой степени, что реагирует даже на нас, вот, между прочим, откуда вытекает и наш фатализм» [16]. Еще определеннее и жестче высказался главнокомандующий русскими войсками (на заключительном этапе войны) А. И. Барятинский: «Начать с того, что мусульманство гораздо понятнее дикарю» [17].
Ко второй половине XIXстолетия численность мусульманского населения Северного Кавказа приблизилась к миллионной отметке. В отчете за 1863-1869 гг. кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич сообщал императору данные о примерной численности приверженцев двух великих религий на Кавказе. По его сведениям, в Осетии числилось 32 тысячи христиан (из 47 тысяч населения), в Закатальском округе - 3,5 тысячи (из 66 тысяч), в Сухумском отделе – более 46 тысяч (из 66,5 тысячи). «Затем, - писал он, - все остальное население, состоящее в военно-народном управлении, числительностью до 850 000, исповедует магометанскую религию» [18].
Несмотря на глубокие корни, пущенные религией Мохаммеда на Северном Кавказе (в первую очередь в Дагестане, где она имела вековые и весьма прочные традиции), ислам так и не стал на Северном Кавказе религиозной системой универсалистского типа, которая смогла бы объединить полиэтничное кавказское мусульманство (при том, что конфессиональная идентичность обладает более мощным мобилизационным ресурсом, нежели этническая). Это наглядно продемонстрировал опыт имамата Шамиля. До Шамиля попытки объединения мусульман предпринимал шейх Майсур, стремившийся вытеснить адаты (нормы обычного права), препятствовавшие, по его мнению, слиянию разнородных и разноязычных кланов и племен, и заменить их нормами шариата.
Вплоть до революции 1917 г. в кавказском исламе не стала доминирующей и этническая компонента, хотя ее воздействие, безусловно, имело место [19].
В любом случае, оставлять за религией на Северном Кавказе приоритетную роль в ранжире наиболее значимых для этнической консолидации факторов не представляется возможным. В противном случае как возможно объяснить мирное сосуществование в одном народе мусульманства и христианства (осетины), шиитов и суннитов (лезгины) или даже одновременно мусульманства, христианства и иудаизма (тага)?!
(Окончание следует)
Источник: Вопросы истории и культуры народов России. Сборник статей к 80-летию проф. М.Блиева // Институт истории и археологии РСО-А. Владикавказ. [Ответ. ред.Р.С. Бзаров]. –2010. с. 106 – 124.
Примечания
1. Романовский Д. Кавказ и Кавказская война. М.: Государственная публичная историческая библиотека России, 2004. С. 106.
2. Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 334.
3. Кавказская война: истоки и начало. 1770-1820 годы. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2002. С. 232.
4. Ольшевский М. Я. Записки. 1844 и другие годы // Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2000. С. 297.
5. Великая Н. Н., Виноградов В. Б. Лозунг чистоты ислама и народная культура (на примере Чечни первой половины XIX в.) // Кавказский сборник. № 1 (33). М.: Русская панорама, 2004. С. 131.
6. Там же. С. 130.
7. Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 6. Тифлис, 1872. С. 84.
8. Карпов Ю. Ю. Дагестан старый и новый. Очерк социальной культуры и истории // Кавказ и Россия - прошлое и настоящее. История, обычаи, религия. Сборник. СПб.: ЗАО Журнал «Звезда», 2006. С. 180.
9. Цит. по: Кисриев Э. Ф. Почему Дагестан оказался стабильным, а Чечня - нет // Кавказский сборник. № 1 (33). М.: Русская панорама, 2004. С. 247-248.
10. Подвижники ислама. Культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2003. С. 15.
11. Ольшевский М. Я. Кавказ. С 1841 по 1866 год. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. С. 491,493-494.
12. См.: Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1976.
13. Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск: Карачаево-Черкесское отделение Ставропольского книжного издательства, 1978. С. 272.
14. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - начало XX вв. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2005. С. 411.
15. Впечатляющий анализ сюжета о значении ислама для борьбы горцев и его роли в этой борьбе дал профессор М. М. Блиев в своем фундаментальном исследовании «Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации». М.: Мысль, 2004.
16. Кавказская война: истоки и начало... С. 370-371.
17. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - начало XX вв. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2005. С. 411.
18. Всеподданнейший отчет Главнокомандующего Кавказскою армиею по военно-народному управлению за 1863-1869 гг. СПб.: Военная типография Главного штаба, 1870. С. 7.
19. По мнению Ш. и Р. Шукуровых, в начале XX в. этническая компонента (в данном случае имеется в виду тюркская. - Л.Г.) приобрела особенное значение в мусульманском общественном движении благодаря просветительской деятельности И. Гаспринского (см.: Шукуров Ш., Шукуров Р. Выпрямление времени // Отечественные записки. М., 2003. № 3. С. 350).
ислам Кавказ Россия христианство
