Южный Кавказ в мировой политике
МЕРОПРИЯТИЯ | Дина МАЛЫШЕВА | 28.02.2011 | 17:58
На сегодняшний день в политическом лексиконе существуют более или менее устойчивые формулировки для разделения стран бывшего Советского Союза по региональному признаку. Отсюда и определение трех независимых государств как Южный Кавказ, или Закавказье. В самом общем виде Кавказ, как и Уральские горы, считается политически определённой границей между Европой и Азией. Есть и те, кто рассматривает как часть Кавказского региона Северный Иран и восточные части Турции, которые были отторгнуты от Грузии и Армении в соответствии с Карсским договором от 1921 года. И потому Кавказ считается как бы продолжением Ближнего Востока. С конца 1990-х годов Кавказ и Центральная Азия обозначены американскими стратегами северными пределами Большого Ближнего Востока (ББВ) - обширного пространства, традиционно обозначаемого как Ближний и Средний Восток и предполагаемого к трансформации, разумеется, в выгодном для США направлении, что собственно, мы частично наблюдаем на Ближнем Востоке с января нынешнего года. Макрорегион ББВ включает в себя две крупнейшие углеводородные зоны – Персидского залива и Каспийского моря, которые при благоприятном для США развитии событий окажутся (а частично они уже оказались) под их контролем.
Между тем сама окружающая Южный Кавказ мировая среда стремительно меняется. В ней традиционные международные отношения, где раньше фигурировали главным образом государства и двусторонние взаимосвязи, все чаще сменяются новым по содержанию международным взаимодействием. Его участниками выступают не только государства и межправительственные организации, но и негосударственные акторы – неправительственные организации, ТНК, внутригосударственные регионы и т.п. Западные страны теряют былую экономическую и политическую мощь, а также превосходство перед развивающимися государствами. Установившийся после окончания «холодной войны» «новый мировой порядок» трансформируется. Мир перестает быть однополярным, каким он, казалось, начал становиться после роспуска СССР, когда мировая система подверглась кардинальным изменениям при доминирующей роли атлантистов и США. Формируется и негативное отношение к глобализации, которое, вероятно, будет нарастать. Сделав мир инфрормационно прозрачным и экономически более тесно взаимосвязанным, глобализация породила не только новые возможности, но и новую уязвимость жителей планеты, государств, международных институтов и межгосударственных объединений, которые стремительно слабеют, усугубляя тем самым управляемость мировыми процессами.
Похоже, уходят в прошлое «цветные революции» - выработанная в эпоху наивысшего расцвета однополярного мира и гегемонии США модель для смены режимов, основанная на выборных процессах, когда фальсификация результатов выборов становилась центральным пунктом, вокруг которого могла начать свои манифестации гражданская и политическая оппозиция.
Современному миру угрожают ныне в основном негосударственные субъекты – этнический сепаратизм, религиозный экстремизм и прикрывающийся, как правило, религиозной личиной транснациональный терроризм. Глобального масштаба достигла и такие угрозы, как неконтролируемое распространение оружия массового уничтожения и наркобизнес. Значительное место в мировой политике занимают угрозы деградации природной среды – загрязнение воздуха, глобальное потепление, уменьшение лесных массивов и т.п.
Большая часть этих вызовов и угроз актуальна и для Южного Кавказа. Процесс выстраивания государствами этого региона внешней политики и поиска партнеров для взаимодействия подчинен задачам сохранения режимов, поддержания стабильности, укрепления суверенитета, развития выгодных экономических отношений, получения помощи. Свое взаимодействие с внешним миром государства Южного Кавказа осуществляют в условиях, когда они стали центром притяжения различных внешних сил. Такой их интерес к региону обусловлен рядом факторов.
Во-первых, новым статусом расположенных на Южном Кавказе стран, открывшихся после распада СССР всем идеологическим ветрам и влияниям.
Во-вторых, энергетическим фактором. Ведь через Кавказ, который позволяет осуществить стратегическую смычку между Черным и Каспийским морями, пролегает несколько маршрутов транспортировки каспийских энергоносителей. Роли здесь распределены следующим образом: Азербайджан является экспортером каспийских энергоресурсов, а Грузия и потенциально Армения (в том случае если ей удастся нормализовать отношения с Турцией и развить их с Ираном) превращаются в важные транзитные государства, по которым проходят транспортные пути, а также и магистрали по перекачке нефти и газа на мировые рынки. Очевидна заинтересованность России как кавказского и прикаспийского государства в модификации и диверсификации существующей трубопроводной системы. Есть к энергетическому потенциалу Кавказа и несомненный интерес со стороны ЕС и США. Напомню, что еще в 1997 г. США официально объявили Каспийский регион зоной своих стратегических интересов, и центральным элементом американской политики на этом направлении стало формирование новой сети трубопроводов и торгово-транспортных коммуникаций по линии Восток-Запад. Запущенные при прямом содействии США ряд энергетических проектов, а также и те, что запланированы к вводу (Набукко), рассматриваются ими и Евросоюзом не только в качестве важного ресурса мировой экономики, но и как объект геополитики, средство избавления от пресловутой энергетической зависимости от России, один из способов доминирования в Евразии.
В-третьих, Южный Кавказ имеет стратегическое значение. Для России, которая сама является крупной кавказской державой, тесно связанной историей и культурой с народами всего Большого Кавказа, задача в регионе состоит в том, чтобы обеспечить свою безопасность. Россия больше, чем кто-либо, ощущает на себе последствия неблагополучного развития ситуации в регионе, а любые происходящие там конфликты затрагивают ее напрямую. Потому Россия заинтересована в стабильном и предсказуемом развитии государств региона. Для США одна из главных стратегических целей на Кавказе состоит в стремлении изолировать Иран, сдерживать его или же, используя Южный Кавказ как стратегический плацдарм, оказывать, если возникнет необходимость, силовое давление на Исламскую Республику Иран (ИРИ), противостояние с которой не снижается. Наконец, по мере того как США и страны-участницы Международных сил содействия безопасности, воюющие в Афганистане, вступают в завершающую фазу военной операции в этой стране (2011 – 2014 гг.), возрастает значение «северного маршрута» (или, иначе, Северной распределительной сети) тылового обеспечения, который пролегает через Россию, Кавказ и республики Центральной Азии. Уже сегодня по этому маршруту силам коалиции, воюющей в Афганистане, доставляется до 30% военных и гражданских грузов.
Вместе с тем существуют серьезные ограничители, препятствующие превращению Южного Кавказа во влиятельный сегмент мировой экономики и политики, наподобие, например, стран АСЕАН или же Персидского залива, являющихся хорошо функционирующими и процветающими глобальными центрами, где сосредоточены интересы многих влиятельных мировых игроков.
Первый и главный ограничитель – это экономический потенциал государств региона и фактор географии.
Азербайджан – это не второй Персидский залив, где запасы нефти составляют 56% всех мировых запасов, в то время как во всех странах-экспортерах этого энергосырья Каспийского региона (то есть Азербайджана вместе с Казахстаном, Узбекистаном, Туркменистаном) - 3,5%; в Персидском заливе содержится 40% мировых запасов природного газа, в означенных странах только 7%. Иное дело, что нефтегазовые ресурсы Каспийского региона рассматриваются не только как альтернатива российским поставкам углеводородов на мировые рынки, но и как резерв на будущее, которым смогут распорядиться в дальнейшем те, кто закрепиться в этом регионе.
Что касается потенциала Турции, претендующей сегодня на роль главного куратора экономических, энергетических и транзитных процессов на Южном Кавказе, то он несопоставим с возможностями Китая, стимулирующего рост Сингапура и многих государств ЮВА и успешно завоевывающего (экономически) пространство Центральной Азии. Европа, хотя и стремится диверсифицировать энергомаршруты, но все равно, в силу географии, ей выгоднее транспортировать нефть и газ через территорию России, что, собственно, в основном и происходит. Так что от роли своего рода «порубежья» России государствам Южного Кавказа избавиться довольно сложно в первую очередь в силу экономической зависимости, а также взаимозависимости от транзита энергоносителей. Нуждаются государства Южного Кавказа в России и для нейтрализации претензий на региональную гегемонию со стороны Турции или Ирана.
Другой ограничитель, препятствующий превращению Южного Кавказа в центр мировой политики, связан с проблемами безопасности. Южный Кавказ остается территорией с различными нерешенными конфликтами, что, с одной стороны, рождает соблазн, в том числе и со стороны нерегиональных сил (США и НАТО в первую очередь) поиграть на такой нестабильности, использовать существующие внутригосударственные и межгосударственные противоречия и споры для продвижения собственных стратегических интересов. Но такая неустойчивость обстановки на Южном Кавказе останавливает серьезные компании, традиционно сторонящиеся нестабильных зон, от массированного вложения в экономику региона своих капиталов – в отличие, например, от стран АСЕАН, где достигнут приемлемый уровень стабильности.
Третье – это избранная государствами региона экономическая и политическая стратегия, строящаяся на огромной зависимости от иностранной помощи, что особенно характерно для Грузии.
Вообще в целом Южный Кавказ - как и Центральная Азия, как и европейское СНГ - остается условно-политическим регионом.
Свои социально-экономические и политические проблемы, государства Кавказа решают, как правило, вне региона, поскольку внутри его географической зоны существуют жесткие двусторонние противоречия. Между государствами нет устойчивых трехсторонних экономических связей; различаются и сами векторы их экономического развития. Свою собственную безопасность они стремятся обеспечить не столько через формирование собственных внутрирегиональных институтов или же использование давно функционирующих в СНГ структур, сколько посредством установления связей с крупными игроками извне, в числе которых - НАТО.
Итак, у каждого из государств ЮК есть своя иерархия проблем. Вхождение в мировую политику в качестве полноценных участников рассматривается ими, в том числе, и как возможность с меньшими потерями решить эти проблемы. Это не всегда удается, поскольку эгоистические интересы внешних игроков и местных правящих господствующих групп часто вступают в острое противоречие. Тем не менее открытость внешнему миру стран региона придала ему новое качество. Для расположенных на Южном Кавказе государств оно означает не только новые дополнительные возможности, но и вызовы. Очевидно, что правящим элитам государств региона так или иначе придется приспосабливаться к столь неоднозначной реальности. Судя по всему, одним это удается лучше, другим хуже.
О месте Южного Кавказа в российской стратегии – при том что ситуация там меняется постоянно, что иногда затрудняет саму выработку этой стратегии - речь можно вести только в том случае, если от государств этого региона можно ждать позитивного вклада в развитие этой стратегии. Учитывая тесную связь (экономическую, этническую, социокультурную) Южного Кавказа с российским Северным Кавказом, можно утверждать, что сценарий полного ухода России из Южного Кавказа невозможен, так как в этом случае рост нестабильности и всплеск новых угроз безопасности уже внутри самой России неизбежны. Соответственно российские приоритеты в Южном Кавказе состоят в обеспечении здесь прочной и устойчивой стабильности, а также в содействии становлению в регионе дружественных нашей стране экономически развитых демократических режимов.
Д. Малышева,
доктор политических наук,зав. сектором Института мировой экономики и международных отношений РАН
Кавказ Научное общество кавказоведов
